Лукьян Горлецкий - Граница

Пришли Назаршо и Вахид. Савсан получила продукты и ушла на медпункт.

Вокруг очага начали собираться мальчишки. Худоназар замесил тесто и поставил жестяной таз около очага. Он скатал в комок кусок теста, неторопливо расплющил и, когда тесто приняло форму лепешки, ловким движением прилепил его к горячей стенке тандыра. Дети следили за каждым движением старика жадными глазами. Впереди стояли самые маленькие, сзади — побольше.

Стали сходиться комсомольцы. Они должны были получить лепешки и разнести их по кибиткам.

Вахид взял в руки дымящиеся лепешки и стал раздавать их детям. К нему протянулись десятки маленьких рук.

— Откуда начнем обход? — спросила Назик. Голос у нее был веселый, а вид усталый и измученный.

Решили начать с самой дальней кибитки, на краю кишлака. С нами пошел Навруз.

В темном, как подвал, помещении на полу лежала женщина. Рядом валялось скомканное одеяло. Около женщины сидел мальчик лет семи и совал ей в рот кусочек лепешки.

— Апа, апа, — звал он.

Бронзовое лицо женщины было совершенно неподвижным, губы плотно сжаты. Женщина не подавала никаких признаков жизни.

Заметив нас, мальчик тихо сказал:

— Апа спит и не хочет лепешки.

Мы подумали, что женщина мертвая, и в тревоге кинулись к ней. Назик нащупала пульс. Вдруг веки женщины дрогнули. На нас скосились темные глаза.

— Апа? — тревожно наклонилась над ней Назик.

Женщина молчала. Она уже не могла ни двигаться, ни говорить. Но жизнь еще теплилась в глазах, безучастных, безразличных.

В темном углу я заметил мужчину. Он тоже весь закоченел, не двигался и не открывал глаз, но сердце его еще слабо стучало.

Савсан окинула быстрым взглядом кибитку и сорвала с маленького окна тряпку. В кибитке стало светлее. Девушка нашла кувшин с водой, покрытой тонким слоем льда, и приказала Наврузу:

— Неси дров.

Вскоре в кибитке уже горел очаг, грелась вода. Под руководством Назик я и Навруз растирали спиртом руки и ноги полузамерзших людей. Назик передвинула постель женщины ближе к очагу. А тем временем Савсан привела парня из соседней кибитки. Она отчаянно ругала его. Парень молчал и все поглядывал на горку лепешек изголодавшимися глазами.

— Вот ты и Навруз будете дежурить в этой кибитке, — наказывала Савсан. — Круглые сутки. Полдня — ты, полдня — он. Людей надо обогревать и кормить. До тех пор вы здесь будете, пока они не поднимутся на ноги. Мы с Назик проверим.

Дальше обход Савсан продолжала со мной. Назик осталась с больными.

В очередной кибитке все четверо членов семьи были взрослые и здоровые, но, видимо, давно не вылезали из-под своих одеял. Везде были недопустимая запущенность, грязь и страшный холод. Савсан подняла людей на ноги и заставила протопить кибитку, найти дрова и сварить какие-то коренья. Я тоже стал стыдить пожилого дехканина. Говорил я по-таджикски и сам удивлялся тому, как свободно говорю.

После этого, в какую бы кибитку мы ни зашли, Савсан уже не ахала и не охала, как раньше, а зло стыдила тех, кто мог работать и валялся под одеялом. И это помогало. Люди поднимались, торопливо брались за дело.

Мы обошли почти полкишлака и очень устали. Надо было отдохнуть. Ведь мы тоже, как и дехкане, были истощены. Решили пойти в штаб.

В штабе стоял шум. Здесь собрались комсомольцы. Посреди кибитки топтался высокий парень. Он был в теплом халате, в шапке, с кнутом за поясом. Дней десять назад его послали в Кара-боло за баранами, наказав вернуться через три дня.

— Я баранов привел из Кара-боло… — виновато повторял он.

— Слышали? — возмущался Назаршо. — Баранов привел! Двух баранов вел десять дней. Из Хорога можно было быстрее привести!..

Рыжий Кадыр наскакивал на него, потрясая кулаками:

— Комсомолец! Спишь целыми днями!..

— Он силы бережет, — насмешливо сказал кто-то.

Волей-неволей, несмотря на усталость, нам тоже пришлось принять участие в этом летучем собрании. Отдохнуть мы так и не смогли. Савсан опять потащила меня в кишлак.

Через день Шуляк и Кравцов привезли с соседней заставы десять мешков муки. Мы были на месяц обеспечены хлебом. Люди воспрянули духом.

Именно в эти дни сравнительного благополучия мы вновь решили попытаться пробиться в Хорог через перевал. Сидя в канцелярии, Фаязов, Назаршо, Вахид. Прищепа, Максимов и я долго обсуждали, какой выбрать путь.

Было решено все-таки попытаться пройти ущелье. Взять побольше людей. На границе в эту снежную пору было спокойно. И мы знали, что половина кишлака, все молодые люди с охотой примут участие в нашем тяжком походе. Я сам вызвался возглавить экспедицию. И Фаязов крепко пожал мне руку.

— Поезжай, комиссар. Я верю — ты справишься.

В день отъезда двор заставы гудел, как пчелиный улей. Бегали красноармейцы, суетились комсомольцы-колхозники, одетые по-дорожному — в теплые халаты и заячьи шапки. Одни выводили коней, другие вьючили сено.

Приближался час отъезда. Кравцов, сидя на коне, поторапливал бойцов.

Вышел Фаязов и подозвал всех к себе. Осматривал «хлебную» экспедицию зорко и придирчиво. Вдруг его похудевшее лицо посветлело, расплылось в озорно-насмешливой улыбке.

— Савсан! А ты куда собралась? — воскликнул он с удивлением.

И все заметили девушку. Она стояла около Айдара и Ашура в старом полушубке, ватных брюках, заправленных в валенки.

— С ними, — твердо сказала она.

Этого никто не ожидал.

— Тебе нельзя, Савсан, — сказал начальник. — Это далеко… Ты слабая…

Савсан побледнела. Фаязов подошел к ней и, легонько подталкивая, сказал:

— Сейчас же иди в кишлак!

— Я поеду, — упрямо повторила она.

— Пусть едет, — неуверенно проговорил я.

— Я запрещаю! — сказал Фаязов, и Савсан со слезами ушла в кишлак в сопровождении повеселевшего Айдара.

Когда все было готово, Фаязов пожал руки Вахиду и мне и, обращаясь ко всем, сказал:

— В добрый путь, товарищи! Я знаю: этот путь не легкий. Сейчас трудно добраться до Хорога. Но надо. Приложите все свои силы. Помните, что голодные люди, которые лежат в кибитках, ждут этого хлеба, как своего спасения.

Кравцов тронул шпорами коня, и Буланый размашистой рысью вынес его со двора заставы. За ним устремились другие всадники. Я замыкал колонну. Впереди меня покачивалась спина Вахида. От кишлака наискось к колонне бежали Савсан и Айдар. Девушка проваливалась в снег. Айдар помогал ей выбираться.

Я остановил колонну.

Савсан подбежала к моему коню и обеими руками схватилась за стремя.

— Я не поеду, Петр-ака, — тяжело дыша, говорила Савсан. — Пусть Айдар едет. Он сильный. Он выдержит. Он поможет…