Лукьян Горлецкий - Граница

— Слушай, Горобцов, — спросил я. — Что такое «вольт»?

Он обернулся, и я увидел, как в глазах его заплясали веселые огоньки.

— Вольт, — ответил он серьезно, — это единица разности электрических потенциалов или электрического напряжения и электродвижущей силы.

Я вытаращил глаза.

— Ну да? А что же капитан командовал на кавподготовке: «вольт направо», «вольт налево»…

— Эх, ты, — засмеялся Горобцов. — Взял бы ты устав. Там все написано черным по белому.

— А какой устав?

— Конечно, не «Устав внутренней службы», а «Строевой устав кавалерии».

— Кавалерии? А ты говорил — электричество.

Горобцов махнул рукой.

Я взял устав и отыскал там строчки, где было сказано, что движение лошади по кругу диаметром 6—9 шагов называется вольтом.

После наряда полагается отдых. Я покурил и заглянул в Ленинскую комнату. Взял газету. От нечего делать стал читать статью «Солдат в наступлении». И как-то незаметно прочитал от начала до конца. Я и не думал, что на другой же день это мне пригодится.

А именно на следующий день проводились занятия, которые так и назывались — «солдат в наступлении». Я тотчас же вспомнил статью в газете, и, когда сержант Путилин приказал наступать, я знал, что мне делать. Выбрал удобную «складку» на местности, прополз по-пластунски, правильно преодолел проволочное заграждение.

— Молодец, Крыга! — похвалил сержант.

Настроение у меня в этот день было отличное. Ведь даже Горобцова Путилин несколько раз возвращал на исходные позиции. Мне казалось, что все солдаты смотрят на меня с уважением.

В выходной день ефрейтор Громов вызвался показать Горобцову и мне водопад, который находился не очень далеко от заставы. Я никогда не думал, что такой красивой может быть самая обыкновенная вода. С вершины горы спадали широкие белые полосы. Они кипели, пенились и, разбиваясь об острые скалы, превращались в тоненькие струйки.

Возвращаясь, вышли на тропу к самой границе. Горобцов предложил посмотреть на реку сверху. С тропы ее видно не было, потому что тропа шла по скалистому выступу. Мы легли поперек тропы и стали смотреть вниз. Я сделал неосторожное движение, и вдруг с моей головы слетела фуражка. Она запрыгала вниз по камням и зацепилась за куст.

— Что же теперь делать? — растерянно спросил я.

— Придется вам, Крыга, спуститься, — спокойно сказал Громов, — это не страшно.

Он прошел по тропе, осматривая скалу.

— Вот здесь я в прошлом году спускался и поднимался. Ничего. Только вниз не смотрите.

Ефрейтор быстро спустился по выступам камней на довольно большое расстояние.

— Видели, как? — закричал он и снова взобрался на тропу. — Попробуйте.

«Будь, что будет!» — решил я.

Сначала никак ногой не мог найти выступ, чтобы встать. Сделалось страшно. Но я вспомнил смеющиеся глаза Горобцова, строгое лицо Громова и, зажмурившись, вытянулся на всю длину рук. Носок сапога уперся в камень. А дальше как-то пошло само собой. Выступ за выступом — я спускался все ниже, пока не достиг берега реки.

Подниматься было легче.

День за днем я все больше и больше осваивался в горах.

Часто бывал в ночных нарядах. Как-то ночью мы с ефрейтором Громовым пошли на границу. Ночь была на редкость темная. Небо заволокло тучами. Моросил дождь. Впереди то и дело вспыхивали молнии. Вдалеке погромыхивал гром. Иногда от вспышки молнии становилось светло как днем: отчетливо виднелись черные склоны гор, бурлящая на дне ущелья река и петляющая меж гранитных валунов тропа, по которой мы шли.

Так мы двигались несколько часов. Я шел впереди. Громов приколол к моему плащу на спине лист белой бумаги потому, что в темноте меня не было видно. Мы шли по самому опасному участку, как слепые, нащупывая скалу руками. Обычно молодым солдатам здесь не доверяли двигаться первыми А сейчас ефрейтор разрешил мне идти впереди. Приятно, когда тебе доверяют. Да у сам я уже чувствовал, что даже ночью смогу пройти в любом месте. Я стал быстро карабкаться вверх.

Громов остановил меня:

— Не спеши, Крыга. Ночь, видишь, какая? В такую темень от этого камня до стыка надо двигаться ползком. Тут недалеко, полкилометра.

— Знаю.

— Мало ты еще знаешь, — тихо сказал ефрейтор. — Во-первых, ползи медленно; во-вторых, чаще останавливайся и щупай руками и ногами, где ползешь; в-третьих, оружие держи так, чтобы оно не стучало о камни, и очень прошу, будь осторожен: ты знаешь, что здесь за скала.

Огромную скалу, которая отсюда тянется до самого стыка, я знал хорошо. Из-под испещренного вдоль и поперек трещинами хребта выросла новая порода с пепельно-серой поверхностью, образуя неровный карниз. По этому карнизу движутся наряды. Здесь нет тропы — сплошной гладкий камень с пологими склонами в обе стороны: к скале и к обрыву.

Я ползу осторожно, чтобы не сбиться с пути. Вот поворот. Круто беру в сторону и останавливаюсь у стыка. Участок нашей заставы кончился.

— Молодец, Крыга, поворот этот помнишь, — шепчет Громов и приказывает ползти обратно.

Не мешало бы отдохнуть. Мы всегда отдыхаем на стыке, но сейчас нельзя: двигаясь ползком, потратили слишком много времени и теперь надо его наверстать.

Дождь перестал. Добрались мы до козьей тропы, передохнули.

— А ты, Крыга, можно сказать, освоился с участком, — говорит Громов. — И робость прошла. Помнишь, ты вначале очень робел.

— Я сам чувствую, а вот когда это произошло — убей, не знаю, — отвечаю я.

— Всегда так бывает. Человек растет, меняется, иногда сам того не замечая. Вот и ты за три месяца заметно изменился. И учиться стал лучше, и на коне сидишь по-человечески, и самостоятельности у тебя больше.

На рассвете мы подошли к скале Зуб. Так называют шпиль за Чертовым мостом. Он торчит над рекой вроде часового в брезентовом, немного покоробившемся плаще. Вдруг слышим, то в одном месте сыплются камни, то в другом. Правда, они сюда, вниз, не долетают, только наверху слышен шум.

— Что там? — спросил я.

— Может быть, человек, — шепнул ефрейтор. — Давай-ка, поднимись проверь.

От его шепота мне стало вдруг жарко. Человек! А если нарушитель? Сердце отчаянно забилось. Вот когда наступает, может быть, самый ответственный момент в моей жизни!..

Я стал осторожно пробираться среди камней. И вдруг в плечо мне ударил обломок породы. Я замер, притаился. Еще один камень скатился сверху. Я крепче сжал карабин, выглянул из-за скалы и увидел… двух горных козлов. Почуяв меня, они быстро запрыгали прочь.

Разочарованный, спустился я вниз:

— Козлы…

Мне показалось, что ефрейтор чуть-чуть улыбнулся. А может быть, только показалось. Во всяком случае, он очень серьезно проговорил:

— Ничего, Крыга. Еще доведется задержать и настоящего диверсанта.