Лукьян Горлецкий - Граница

Однажды странную картину наблюдали мы с Горобцовым, когда несли дневную службу. Горобцова назначили старшим пограничником наряда. Расположились мы на скале и стали наблюдать за сопредельной стороной.

Напротив нас — чужой пограничный пост. Мы видим, как солдаты лежат около своей глиняной казармы, греются на солнце. Вдруг один вскочил и побежал к реке, а за ним с криком устремилось несколько человек. А тот спустился к реке и сел на камень.

Через некоторое время к нему подошли двое, взяли под руки и повели к посту. Нервно прохаживаясь взад и вперед, их поджидал офицер. Когда к нему подвели солдата, офицер частыми ударами стал бить его по лицу, потом несколько раз пнул ногой в живот. Солдат упал.

— Видал, как живут солдаты? — спросил Горобцов.

— Это не жизнь, а каторга. И как они терпят?

— А что они могут сделать? Я вчера видел, как одного солдата до самого поста волокли за ноги по камням…

Возвращаемся на заставу. За сыпучкой — арык. Раньше здесь стремительно текла вода, а теперь идет глина с камнями.

Ночью проходить этот арык опасно. Но сейчас день, все видно. Горобцов, присев на корточки, инструктирует меня. Вид у него серьезный, глаза чуть прищурены. В руках длинная палка, которую он то и дело опускает в поток.

— Ты смотри, Крыга, за камнями, — говорит он, — переходи, когда их нет.

Камни обнаружить нетрудно. Я всматриваюсь в этот необыкновенный поток. Течет широкая полоса желтовато-красной, вязкой, как тесто, глины. Местами на ее поверхности видны вздутые, двигающиеся бугорки, которые бегут, догоняя друг друга. Это и есть камни. Их так много, что я долго жду, наконец погружаюсь по пояс в жидкое месиво.

— Быстрее, камни идут!

Я благополучно выбрался на противоположный берег и стал с тревогой следить за Горобцовым. Он осторожно ступает, с трудом вытаскивая ноги. На середине вдруг вскрикивает, падает и сразу исчезает в вязкой жиже. А течение быстрое, потому что поток бежит по крутому склону и метрах в двухстах отсюда впадает в бурную реку.

Не задумываясь, бросился я в поток, но руку с автоматом увидел далеко впереди. Слабый крик донесся оттуда.

Торопливо выскочил я на берег и пустился вдоль потока бегом. Тропа то подступала к самой воде, то вдруг огибала скалу, совершенно скрывая от меня бурные волны. Я спешил. Я задыхался. И вот, наконец, устье. Желтым бурливым клином врезается глинистый поток в чистую стремительную воду реки… Но где же Горобцов? Может быть, его уже вынесло в реку?.. Я снова бросился в воду. Камень ударил меня по ноге. Но я не замечал боли.

И вот внезапно впереди показался сапог. Потом высунулась рука, уже без автомата. Камни били меня по ногам, желтая вода старалась свалить, но я крепко уцепился за куст, повисший над арыком, и стал медленно пробираться к середине потока.

Я боялся, что Горобцова протащит так далеко от меня, что я не смогу до него дотянуться. Но, словно решив, что пора кончать эту жестокую игру, волны швырнули бойца прямо в мою сторону. Я успел крепко схватить его за ворот гимнастерки. Куст затрещал. Но я держался цепко. На какой-то миг мне стало страшно. А что, если не хватит сил? Но ведь мог же я подтянуться на турнике! Целых шесть раз!.. И, стиснув зубы, как тогда, я вытащил Горобцова на берег.

Медленно возвращалось к нему сознание. Вот он открыл глаза и первое, что спросил: «Где мой автомат?»

Найти автомат оказалось нелегким делом. Больше часа ходил я по арыку, шарил руками в глине…

— Я сейчас помогу, — говорил Горобцов.

Но я покрикивал на него:

— Сиди, сиди!

Наконец окоченевшие пальцы мои нащупали твердый, в дырочках кожух автомата.

— Ура! — закричал я. — Нашел!

На следующий день начальник заставы выстроил весь личный состав во дворе. Зазвучали знакомые команды: «Равняйсь!», «Смирно!»

— Рядовой Крыга, два шага вперед! — вызвал капитан Налетов.

И я четко шагнул из строя. Я знал, что на этот раз меня вызвали не для того, чтобы отчитывать.

— Рядовой Крыга, — громко сказал начальник. — За умелые действия при спасении товарища объявляю вам благодарность!

— Служу Советскому Союзу! — с гордостью ответил я.

Когда распустили строй, меня окружили бойцы. Мне жали руку, поздравляли. Но я почти не слышал слов — такое меня охватило счастье. И только одно услышал я — как ефрейтор Громов сказал тому рыжеволосому солдату, который высмеял меня за расхлябанный внешний вид, рядовому Хохлову:

— Сразу видно, это боец н а ш е й заставы.

Капитан Власов строго посмотрел на сержанта Вечёру:

— Почему Рекс не взял следа?

— Как — не взял? Я не знаю! — удивился сержант.

— А кто должен знать?

— Рядовой Фомкин. Вин же при Рексе…

— «При Рексе»! А вы на что?

— У меня Аз…

— Вот в том-то и дело, что вы занялись Азом и забыли об остальном. Кто на заставе инструктор? Кто должен проверять вожатых?

— Фомкин балует Рекса, — смущенно оправдывался сержант. — Собака любит строгую команду, а рядовой Фомкин все к ней с любезностями, все упрашивает…

— А вы, командир, что делаете? Следуете его примеру? Он лаской берет собаку, а вы лаской — Фомкина? Даю месяц сроку, сержант Вечёра, и чтоб Рекс работал, как раньше! Ясно?

— Я на это время передам Аза рядовому Фомкину, а сам займусь Рексом.

— Вот-вот! — возмутился капитан. — Вот она, ваша требовательность! У Фомкина собака перестала брать след, а вы, вместо того чтобы строго взыскать с солдата, решаете сами за него работать! И потом, не забывайте: он может и Аза испортить.

Вечёра пулей выскочил от начальника. С Рексом произошла такая беда, а рядовой Фомкин и в ус не дует, даже не доложил об этом командиру отделения!

Сержант направился в курилку, куда любил заглядывать весельчак Фомкин. Он знал, что даже в самых крайних случаях ему не удается быть достаточно строгим с подчиненными, и потому теперь постарался придать своему добродушному лицу непреклонно-грозное выражение:

— Что произошло ночью с Рексом? — строго спросил он солдата.

— Так это начальник заставы, — путано начал Фомкин. — Он наряды проверял ночью… Ну, и след по вспаханному полю проложил в аккурат там, где я с Рексом шел… След я обнаружил, и Рекс взял его, но, когда вышли на траву, этот Рекс сбился и не нашел следа.

— Почему мне не доложили?

— Чего ж докладывать?.. Начальник знает.

— А я, по-вашему, не должен знать?

Фомкин, опустив голову, молчал. Он был высокого роста, тонкий, немного сутулый. Гимнастерка топорщилась на его костлявых плечах. Узкое, остроносое лицо, на котором всегда играла улыбка, помрачнело.