Генри Хаггард - Рассвет

Задолго до того, как Артур вернулся в Лондон, первое нездоровое возбуждение, которое всегда следует за большим несчастьем и которое, быть может, сравнимо лишь с тем возбуждением, которое на некоторое время приглушает позорное чувство поражения для военного человека, испарилось; он начал осознавать сокрушительный ужас обрушившегося на него удара и боялся, как бы он не свел его с ума. Артур оглядел свой ограниченный горизонт в поисках соломинки утешения, за которую можно было бы ухватиться… и не нашел ничего, кроме ужасных мыслей и тошнотворных видений.

И вдруг, как раз в тот момент, когда он погружался в пучину отчаяния, в хаотической тьме вспыхнуло воспоминание о Милдред Карр. Воистину, она говорила пророческие слова. Его идол был полностью повержен и раздавлен в пыль рукой, более сильной, чем его собственная. Он отправится к Милдред, доверит ей свое страдание; возможно, она найдет способ утешить его.

Добравшись до Лондона, он взял извозчика и отправился искать комнаты внаем; ему не хотелось возвращаться туда, откуда он уезжал всего лишь сутки назад. Тогда жизнерадостный хозяин помогал ему упаковать свадебное платье Анжелы и восхищался свадебным подарком… Артур чувствовал, что больше не может смотреть этому доброму человеку в глаза. Комнату он нашел на Дьюк-стрит, в Сент-Джеймс, и оставил там все свои вещи. Оттуда он поехал на Фенчерч-стрит и взял билет до Мадейры. Клерк, тот самый, что дал ему билет около года назад, прекрасно его помнил и спросил, как они поладили с миссис Карр. Однако, взяв билет в руки, Артур с отвращением обнаружил, что пароход отходит только через пять дней. Он посмотрел на часы — всего лишь половина второго.

Он с трудом мог поверить, что все произошло сегодня утром, всего семь часов назад. Ему казалось, что он стоял лицом к лицу с Анжелой много лет назад, в тысячах миль отсюда, на каком-то пустынном берегу, лежащем по другую сторону мертвого океана боли. А ведь прошло всего семь часов! Если часы тянутся так медленно — как же прожить дни, месяцы и годы?

Что ему вообще теперь делать с собой? В его положении постоянная деятельность была так же необходима, как воздух, он должен был делать хоть что-нибудь, чтобы притупить остроту своего страдания, иначе меч безумия, висевший над ним на такой тонкой нити, упадет и поразит его. Внезапно он вспомнил об одном человеке, которого немного знал по Кембриджу, о человеке богатом и с дурной репутацией. Этот человек, по его мнению, был вполне в состоянии помочь ему прожить оставшееся до отхода парохода время. Адрес он знал — и поехал прямо туда…

Четыре дня спустя в кабинет мистера Борли вошел человек, выглядевший преждевременно постаревшим — съежившийся, дрожащий, с тусклым от пьянства взглядом. Почтенный мистер Борли смотрел на посетителя — и не верил своим глазам.

— Боже мой, — сказал он, наконец, — неужели передо мной Артур Хейгем?

— Да, это я, — произнес хриплый голос. — Я пришел за деньгами. У меня ничего не осталось, а завтра я уезжаю на Мадейру.

— Мой дорогой мальчик, что с вами случилось? Вы выглядите так… странно. Я ожидал увидеть объявление о вашей свадьбе в газете — ведь всего несколько дней назад вы уехали, чтобы пожениться…

— Несколько дней? Вы, верно, хотели сказать — несколько лет. Меня бросили, вот и все, не о чем говорить… то есть, я предпочел бы не говорить об этом, если вы не возражаете. Я как кляча с израненным хребтом, мне сейчас не нравится даже смотреть на седло… — и бедный Артур, умственно и физически совершенно истощенный, опустил голову на руки и судорожно сглотнул.

Старый адвокат с первого взгляда оценил ситуацию.

«Сильный удар, — сказал он себе, — закончившийся взрывом».

Вслух же он произнес:

— Ну-ну, такое случалось со многими людьми, вы, может быть, и не поверите, но однажды это случилось и со мной, а я выгляжу не так уж плохо, не так ли? Но мы не станем об этом говорить. Чем меньше говорят о плохом деле, тем лучше, таков мой принцип. Итак, вы снова отправляетесь за границу. У вас есть друзья на Мадейре?

Артур кивнул.

— И вы хотите взять еще денег. Дайте-ка подумать… я послал вам двести фунтов на прошлой неделе.

— Это было для свадебного путешествия. Я их потратил. Можете сами догадаться, как именно. Милый контраст, не правда ли? Порождает нравственные терзания.

— Ну-ну, Хейгем, вы не должны сдаваться. Такие вещи случаются с большинством мужчин в течение их жизни, и если они мудры, это учит их, что не все пряники позолочены, а также дарит умение правильно оценивать всякую женщину — и ценить хорошую женщину, если Провидению угодно будет дать им такую… со временем. Не делайте глупостей из-за хорошенького девичьего личика. Красота — это еще не все. Я знаю, что подобные вещи тяжело переносить, но вы не облегчите свое положение, поставив под удар собственную репутацию из-за девичьей неверности.

— Я знаю, что вы совершенно правы, и я очень благодарен вам за ваш добрый совет, но мы все-таки больше не будем об этом говорить. Полагаю, вы можете дать мне немного денег?

— О, разумеется, если вы этого хотите, хотя, думаю, получится некоторый перерасход. Сколько вам нужно? Двести? Вот чек.

— Я беспокоюсь за этого молодого человека, — сказал сам себе мистер Борли в паузе между уходом Артура и появлением следующего клиента. — Надеюсь, разочарование не отправит его на дно. Он не из тех, кто относится к подобным вещам спокойно, как я, например. Боже мой, это было так давно… Интересно, каковы были подробности его маленького романа, и за кого эта девица вышла замуж? Что? Капитан Шаффл пришел? Да, проводите его.

На следующее утро Артур обналичил чек и отправился в путь. Он не имел ни малейшего представления о том, зачем возвращается на Мадейру и что собирается там делать, но на этой мучительной стадии его существования ни одну из его мыслей и нельзя было назвать ясной. Сам того не сознавая, он искал сочувствия, женского, разумеется, ибо в беде представители обоих полов инстинктивно тянутся друг к другу за утешением. Может быть, они не совсем доверяют своим, а может быть, боятся, что над ними будут смеяться.

Артур был не из тех натур, которые могут запереть свои горести глубоко в душе и позволить им лежать там, пока со временем они не высохнут. За исключением представителей высшего сословия, подобные суровые и гордые создания отнюдь не являются обычным явлением, как это утверждает современная литература. Человек, независимо от того, является ли он пэром или плотником, на самом деле, общителен как умственно, так и физически, и не склонен к одиночеству ни в своих радостях, ни в своих печалях.

Несомненно также, что гомеопатическая система основывается на заметных природных фактах; есть даже философия, порожденная наблюдением за человеческой природой, и положения ее лучше всего выражены в несколько вульгарной пословице, которая рекомендует использовать для лечения «шерсть собаки, которая вас укусила». В противном случае девять мужчин из каждых десяти, с которыми плохо обошлись — или они полагали, что с ними плохо обошлись — их женщины, не бросались бы сломя голову искать утешения в новых объятиях, что также в девяти случаях из десяти приводит к еще большему расстройству.