Генри Хаггард - Рассвет

Анжела прочла письмо до конца, а затем откинулась на спинку стула и разразилась бурными рыданиями. Однако, немного придя в себя, она встала и пошла в кабинет отца.

— Это правда? — спросила она, все еще всхлипывая.

— Что — правда? — равнодушно спросил Филип, делая вид, что не замечает ее огорчения.

— Что вы прогнали Пиготт?

— Да. Видишь ли, Анжела…

— Вы хотите сказать, что она действительно ушла?

— Конечно. Анжела, мне действительно нужно было это сделать…

— Простите, отец, но я не хочу слушать ваши доводы и оправдания! — Теперь глаза девушки были совершенно сухими. — Эта женщина ухаживала за моей умирающей матерью и заменила мать мне. Она, как вы хорошо знаете, мой единственный друг — и все же вы выбросили ее из дома, как стоптанный башмак. Конечно, у вас есть на то свои причины, и я надеюсь, что они вас удовлетворяют, но что до меня — каковы бы ни были эти причины, я говорю, что вы поступили трусливо и жестоко! — и, бросив на него возмущенный взгляд, она вышла из комнаты.

Филип задрожал при виде гнева дочери.

— Слава богу, она ушла, и с этим делом покончено. Я прямо-таки боюсь ее, и хуже всего то, что она говорит правду, — сказал он себе, когда дверь закрылась.

Через десять дней после этого случая Анжела случайно услышала от мистера Фрейзера, что сэр Джон и леди Беллами отправляются в короткую поездку за границу, чтобы поправить здоровье сэра Джона. Если она и задумалась об этом, то лишь для того, чтобы почувствовать себя еще счастливее. Анжела не любила леди Беллами и даже боялась ее. О Джордже она ничего не слышала и с ним не виделась. Он тоже уехал.

Тем временем на Мадейре дела шли почти так же, как мы их оставили; по сути, ситуация изменилась мало.

Со своей стороны, наш друг Артур продолжал танцевать или, вернее, прогуливаться по краю своего цветущего утеса, находя вид приятным, а воздух бодрящим.

И нет никакого сомнения, что все здесь действительно было очень хорошо устроено для полного его удовлетворения, и если бы не постоянная мысль об Анжеле — ибо он действительно думал о ней много и с глубокой тоской, — то молодой человек наслаждался бы всей душой, ибо каждый новый день был неизменно прекрасен, принося с собой все новые развлечения. Иной раз, прибыв в Квинта Карр около одиннадцати часов, он обнаруживал, что паровой катер уже ждет, чтобы отвезти его в маленькую бухту, там, где Утес, на вершине которого стоял дом, образовывал нечто вроде запятой. Затем веселая компания молодых англичан, собранных миссис Карр, спускалась по ступенькам, вырубленным в скале, и отправлялась на какой-нибудь соседний островок, где все завтракали и бродили до заката, собирая ракушки, цветы и жуков, а потом возвращались обратно в пряном вечернем воздухе, смеясь, флиртуя и наполняя ночь мелодичными песнями.

Или же миссис Карр приказывала оседлать лошадей, и они отправлялись на конную прогулку по пустынным горам в глубине острова, разговаривая о мумиях и обо всем на свете, а также об Анжеле и о богословских вопросах. Иногда в ходе этих неторопливых бесед Артур по-братски называл миссис Карр «Милдред», а иногда она тоном старой девы обращалась к нему «Артур» — это вскоре стало привычкой, от которой, как и от всех других дурных привычек, нелегко было избавиться. Ибо каким-то образом во всех этих экспедициях Милдред Карр постоянно находилась рядом с Артуром Хейгемом, стараясь, и не без успеха, стать частью его жизни и сделаться для него незаменимой, пока, наконец, он не стал смотреть на нее почти как на сестру.

Однако дальше этого он никогда не заходил, и к ее ухаживаниям он был холоден как лед — просто потому, что никогда толком не замечал их, а она боялась отпугнуть его, сделав их более очевидными. Он считал самым естественным, что они с Милдред проводят время вместе, как брат и сестра, и очень любят друг друга «братской любовью», тогда как она считала его — как, собственно, и было на самом деле — самым слепым и глупым среди глупых слепцов… и еще сильнее любила его за эту глупость. «Братские» отношения не обладали для Милдред тем же очарованием, что и для Артура; они смотрели на вещи с разных точек зрения.

Однажды утром, глядя в большую подзорную трубу, укрепленную в окне маленького будуара, служившего входом в музей, миссис Карр увидела на горизонте облако дыма. Вскоре из тумана показался кончик мачты, как будто судно поднималось из океана, затем еще две мачты, красно-черная труба и, наконец, огромный серый корпус корабля.

— Ура! — крикнула миссис Карр, не отрываясь от подзорной трубы, и потому все ее маленькое личико несколько перекосилось в попытке держать один глаз закрытым. — Это почтовый… я вижу флаг Дональда Карри, белую букву «С» на синем фоне.

— Что ж, я уверена, Милдред, что это еще не повод уподобляться обезьянке — вы выглядите так, будто хотите дотянуться бровью до уголка рта!

— Агата, вы иногда ужасно косноязычны. Когда феи принесли вам свои дары, дара понятно разговаривать среди них не было. Спрошу-ка я лучше мистера Хейгема; разве я похожа на обезьянку, мистер Хейгем? Ах, нет, если подумать — я не стану ждать неизбежного комплимента. Артур, придержи язык, лучше я тебе кое-что скажу. Это, должно быть, новый пароход, «Гарт Касл», и я хочу взглянуть на него. У капитана Смитсона должна быть посылка с вещами для меня. Что вы скажете, если мы убьем двух зайцев одним выстрелом — пойдем осмотреть судно, а затем позавтракаем на его борту?

— Я к вашим услугам, миледи, — лениво ответил Артур, — но не хотите ли услышать комплимент насчет обезьянки? Мне кажется, я придумал довольно остроумный…

— Ни в коем случае; я ненавижу тщательно заготовленные комплименты, — тут глаза Милдред слегка сверкнули, что придало особый смысл ее словам. — Агата, я полагаю, вы тоже поедете?

— Ну да, дорогая, залив выглядит довольно спокойным.

— Спокойным? Да вы могли бы переплыть его даже на бумажном кораблике, — заметил Артур, зевнув.

— Ради бога, не будьте таким лентяем, мистер Хейгем, лучше позвоните в колокольчик — да не в этот, а в электрический — и давайте немедленно закажем катер. Почтовый пароход встанет на якорь примерно через час.

Артур сделал, как ему было велено, и через некоторое время они уже пробивали себе путь сквозь целую стаю лодок и суденышек, окружавших пароход.

— Боже милостивый, Милдред! — вдруг воскликнула Агата. — Посмотрите, кто там стоит, перегнувшись через фальшборт! О, он уже ушел, но это был он, он, это так же верно, как то, что я жива и в своем уме — это были лорд Минстер и леди Флоренс Тингумебоб, его сестра, ну, вы знаете, та, хорошенькая.

Милдред выглядела раздосадованной и невольно взглянула на Артура, который управлял катером. Казалось, на мгновение она заколебалась, продолжать ли путь, и снова посмотрела на Артура. Этот взгляд, вероятно, подбодрил ее, потому что она ничего не сказала, и вскоре молодой человек ловко подвел лодку к самому трапу.