Лена Мюллер - Линия Возврата

Едва ли завидев друга семьи Палагиных, Константина, Георгий тотчас повеселел.

– Я же говорил, ты обрадуешься Киости, – Дмитрий и старшему выдал иностранную кличку, как и большинству знакомых, – это ещё не всё. У нас есть для тебя сюрприз, но обещай его принять. Хотя, сомневаюсь, что ты поступишь иначе, когда услышишь о нём, – глумился Дима.

– Ты пришёл, – обратился Гоша к дядьке, игнорируя Дозорцева, – разве тебе не нужно на работу?

Палагин оправился от столкновения со стеной и подоспел к длинному столу. Впечатлённый мальчишка заключил Константина в тёплые объятия, закрепляя замок на его спине. Юноша уткнулся в плечо мужчины, а Константин нежно поглаживал сальные волосы Палагина. Павлович тёрся щекой об ткань рубахи, как напуганный ребёнок, прячась от внешнего мира. Он видел в дядюшке спасение. Он видел в дядюшке большую птицу, чьё крыло способно укрыть от любого недуга.

– Ты такой сентиментальный, – отметил Константин, – несмотря на все старания это скрыть.

– Просто, счастлив тебя видеть.

– Скажи спасибо Диме, он позвал меня и предложил идею, как можно тебе помочь, – Киости покачивался из стороны в сторону, словно укачивал Палагина, – потому я и взял отгул за свой счёт.

Георгий не предал фразе значения, как будто это прямая обязанность Дмитрия. Как будто Гоша знал: приятель поступит именно так, и никак иначе. Дима никогда не убирал руку помощи, протянутую к крутому обрыву. Но порой, в расщелине уже не находилось свисающего с ветки Павловича. У обрыва, где Дозорцев перебирался по камням к единственному хлюпкому пруту. Палагина, кой наблюдает со стороны за риском друга, бездействуя по своей трусливой природе, уже давно там нет.

Благодарности не прозвучало. Изменчивое настроение Павловича скакнуло, сменяясь с апатии на подъём. От депрессивных сигналов не осталось и следа, казалось, даже его движения стали бодрее. И если вчерашним вечером Гоша сторонился еды, если всего пару минут назад шкета воротило от бутерброда Дмитрия, то за завтраком он как голодающий с Поволжья накинулся на сеты. Георгий с жадностью, как вне себя запихивал роллы, глотая целиковыми кусками. Ел через силу и всё равно накладывал сашими на пустующие края каймы. Ошмётки рыбы падали на пол, рис разваливался в соевом соусе, а на керамическом покрытии остались разводы. Пил и кофе, и чай, да так, что лилось мимо рта, стекая на помятую футболку.

– Что за подарок? – он был противоречив и ныне вожделел узнать о заготовленном презенте.

– Кто-то же не любит подарки на день рождение, – недоумевал дядюшка.

– Не цепляйся к словам!

– Как же мне не цепляться за них? – Константин выказал оторопь, – иногда нужно нести ответственность за сказанное. Но тебе повезло, я пришёл не мозги промывать, а послушать о твоей проблеме и уже тогда, помочь.

– Во-первых, раз уж ты здесь, разве Дима тебе ничего не рассказал? – Павлович возмутился и отстранился, – а во-вторых, ты никак мне не поможешь. Или у тебя есть моя родословная?

Привереда скрестил руки на груди, отвернулся и в открытую оскалился. Кожа покраснела, на шее образовались пятна. Появился дискомфортный зуд, от чего Георгий беспощадно расчёсывал выю.

– Рассказал, – кивнул старший, – но выговариваться в нестабильном состоянии важно, не забывай об этом. А твоей родословной у меня нет. Я поддержу тебя иным образом.

– Теперь ясно, ничего конкретного у вас нет.

– Не спеши с выводами.

– О, правда? Есть? – резко повернулся он. – И что же? Глупая болтовня?

– Нет, глупые деньги.

Когда Палагин успел стать материалистом? Расслышав заветное словцо, он остолбенел. Павловича кинуло в жар, в холод, в пот. Тело настиг фриссон. Появилось чувство сравнимое с первым полётом на самолёте, возвращением домой на рассвете и последним вечером у моря. Неужто в нём зародилась корысть, что от одной приманки, в виде денег, он готов уступить принципу? Готов, покуда чёртовы монеты способны подарить долгожданную свободу, снять оковы незнания и погрузить в нечто новое. Очистить подсознание от травмирующих домыслов, утомляющих поисков и бессонных ночей. Сбросить груз под названием неведение и освободиться от камня, который был привязан к лодыжке с рождения. Вырвать из учебника своей истории заполненные страницы, перечеркнуть его название и вписать истинное. Павлович был готов потратить всю жизнь, чтобы на тысячах страницах зачеркать своё имя, исправляя на настоящее. Идти по головам, дабы каждый навсегда забыл о фамилии Палагин. Сделать всё возможное, ради возрождения, отражающегося в зеркале, незнакомца.

Потрясённый щедростью, Георгий потерял дар речи. Он стал робким, сделав брови домиком. И читалась в нём мольба, просьба поскорее выделить купюры, поскорее пустившись в бегство. Далеко, за горные вершины, за необъятный океан и бескрайний лес. Рыть до ядра земли, где таится недостающая информация. Как Икар, взмыть над землёй, лишь бы дотянуться до правды.

– Что я должен объяснить, чтобы ты выделил сумму? – с энтузиазмом спросил Георгий.

– Чем ты обеспокоен?

– Фамилией, именем, происхождением, вплоть до отражения. Каждым участком тела, волоском.

– Случившееся когда-то, повергло тебя в шок, – покачал Константин головой, – тяжело узнать о том, что ты приёмный сын. Принять в себе непонимание того, почему от тебя отказались биологические родители. Не осознаю, насколько сильно ты хочешь узнать подробности. И я далеко не удивлён, что спустя годы тебя продолжает это тревожить. Твой мир строился на знаниях об приёмной семье, в один же день всё рухнуло. Но тяга познать истину удовлетворима, мой мальчик. Жизнь твою, это конечно не поменяет, нет. Скорее изменит мышление.

– Этого более, чем хватит.

Он всегда взвывал от горя, он всегда был капризен. Всегда имел быструю утомляемость, всегда энергия тратилась в два раза быстрее, чем у остальных. И он никогда не мог подолгу концентрировать внимание. Георгий таким родился, однако окружение винило в том лень. Воспитание, дурной характер и пагубное влияние. После того как Палагин застал ругань близких, где и раскрылась тайна семьи, обернулся ещё более невыносимым человеком. Каждодневная агрессия не знала границ, а истерики доводили мать и отца до предела. Но теперь всё станет иначе, по крайней мере, он был в этом убеждён. Павлович видел отдушину, полагая, что, достигнув цели, ему удастся успокоиться.

– Мы выделим тебе деньги на поездку до Выборга. В городе, из которого приехала в Москву ваша семья, хранится документ об усыновлении. Из него ты сможешь узнать настоящее имя и фамилию.

– Значит у бабушки упрятали, ловко, – Павлович почувствовал досаду, проявляя первые признаки нервозности, – это мама увезла документ за тридевять земель отсюда?