Лена Мюллер - Линия Возврата

© Лена Мюллер, 2022

ISBN 978-5-0059-0119-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вынужденное стечение обстоятельств – причина, по которой граждане России прибывали в столицу. В город, переполненный людьми из отдалённых республик и областей. Эмигрировали иногородцы не с целью пробиться в высшее общество, а выжить на последнюю копейку. Явиться в мир, где существует работа и приемлемо жильё. Пребывающая периферия, с каждым годом, вытесняла коренных москвичей. Они же не препятствовали, добровольно покидая разросшееся поселение. А то навязчивое желание, оставить, как говорила мать – крупную деревню, посетило и Георгия. Мальца, привезённого в здешние края, подобно товару, без права на выбор.

Знойная жара припекала макушку. Георгий пожалел, что накинул чёрную рубашку. Пот струился по нагретому лбу, а пшеничные волосы прилипали к челу. Переправа через Крымский мост выдалась тяжёлой, тем более, после бессонных ночей. Гоша устало переставлял ноги, изредка врезаясь в компании подростков, нагло занимающих площадь тротуара. От каждого столкновения Георгий стискивал зубы, настолько его задевали мимолётные случайности. Над дорогой возвышались пилоны, под балками жёсткости, струилась река, а по соседству рассекали автомобили. Трасса Садового кольца заглушала беседы пешеходов, быть может, даже мысли. Впереди красовались высотки, а у подножья обилие зелени. Но это иллюзия. Уже через пару метров Гоше приходилось задирать подбородок, дабы детально рассмотреть асимметричные кроны. Сквозь листву с округлыми зубцами пробивались солнечные лучи, выбивая зрение Георгия из строя. При ярком свете глаза молодого человека походили на чистое небо, на цветок василька, на топаз, на шпинель. Георгий сокрыл очи под ладонью, обрекая радужку на полумрак. Юноша интенсивно моргал, кровеносные сосуды лопнули и заполонили склеру. За живописный вид со стороны, он поплатился. Продолжал тереть вежды, пока по белёсым ресницам не покапали редкие слёзы. От нехватки кислорода участились зевки. Он их не стеснялся, от того зевал во всю ширь. Расталкивал мешающийся молодняк и даже не оборачивался. Пускай, мамаши рвут и мечут, а хитрец смоется по тихой.

Фрунзенская набережная, напичканная конструктивизмом, осталась позади. Жёлтая кирпичная сталинка, она же влажная мечта Георгия, виднелась за спиной. Половина пути была успешно пройдена. Летняя Москва, вот что мальчишка ненавидел пуще тактильных непроизвольностей. Хотя нет, куда большую неприязнь приносили мужики, гоняющие на электронных самокатах, как оголтелые. Непредсказуемые велосипедисты, шустрые спортсмены, обладатели домашней живности. Каждая из категорий переполняла центральный парк, куда и направлялся понурый Георгий. На этот раз Гоша шёл в тени, как можно плотнее прижимаясь к забору, на верхушке которого переливались золотые штыри. То ли сторонясь проходящих мимо студентов, то ли возможности заработать перегрев, а середины принципиально избегал. Вскоре, показались главные ворота из белого известняка, выполненные в авангардном стиле. Советский герб украшал боковые части арки, под ним же указывался год постройки, 1955. Всякий раз Георгий восторгался величавыми торанами. Лепным декором венков и шестиконечных звёзд. Металлическими решётками, остановленными в нишах. А на параплете, шишками. Бронзовыми вставками и мозаикой. В особенности на рассвете, когда на камне, внутри сооружения, играли краски янтаря. Когда забегал во время осенних ливней под навес, выжимая промокшую футболку. Когда под ночь прятался с товарищем от молний, вскрикивая из-за раскатов грома. И сейчас Гоша по-прежнему готов возвращаться в сквер, отдавая предпочтение небезызвестному саду, среди всех достопримечательностей столицы.

Сколько часов? Знать восемь, а то и семь утра. Погода и впрямь разогрелась. Стоило стратегически ожидать приятеля неподалёку от колоннады, куда не попадало светило. Однако Гоша ступил на открытое пространство, позволив ветрам растрепать пшеничные локоны. И вот, рядом она, новая пекарня, установленная под разросшейся липой. Напротив партера, цветника и шумящего, где-то, фонтана. Семенящим шагом Гоша подоспел к прилавку, заметив на витрине несвойственные, русским блюдам, пышки. И впрямь иностранные деликатесы, «Корвапуусти» «Пипаркакут» и пирожные, наречённые лакомством поэта. Видать приехала заграничная ярмарка. На позапрошлой неделе отсюда веял ненавязчивый запах творожных пирогов, да шарлотки. Теперь же разит кардамоном и едкой корицей. Георгий покосился на продавщицу, демонстративно сложив руки на груди. Его что-то встревожило, потому Гоша озирался на сдобы так, словно имел фобию. Участилось сердцебиение, а детский смех, раздающийся по роще, затих. В ушах возник надоедливый шорох, будто некто теребил дырявую корзинку, наполненную мелкими зёрнами. Будто пустынная буря, или свист сквозняка устраивал мятеж. Павлович шатался, как банный лист, не осознавая, что простоял, смотря в одну точку, дольше двадцати минут. Прикрывая веки, делая короткий вдох, Георгий ощутил на горячем лбу нечто твёрдое, по ощущению костлявое и плотное. Далеко не мягкое, а напротив, бугристое и крепкое.

– Джордж, – запыхавшийся голос запоздало дошёл до помутнённого рассудка, – давно ждёшь? – некто прислонил длань, озадаченно разглядывая давнего благоприятеля.

Ясность ума – дивный подарок Дмитрия. Действуя, как нашатырный спирт, духи богача обрекли витающего в облаках на чихание. Туалетная вода Димы ударила в нос, перебивая аромат свежей выпечки. От него исходило дуновение жасмина и розы, покрытой расой. Женственным раритетным парфюмом советской эпохи.

Едва ли чернота перед зрачками рассеялась, желанный лик друга вытянул Георгия из прострации. Русые завитки, извечно падающие на густые брови. Поистине львиная шевелюра. Редкие кудри, доходящие чуть ли не до шеи. Взгляд, как обозвал бы Георгий, человека при деньгах. Не замученный трудом на заводе, не разочарованный провалами. Лёгкий на подъём и по невинному читаемый, как открытая книга. Но была ли это приветливость или всё же обманный манёвр, сопоставимый с хищным растением? Нет, он с трепетом относился к нуждающимся, а свою фамилию чтил, как святыню. Подтверждению служила татуировка, навечно клеймившая его Дозорцевым. Надпись была на виду, если излюбленные им рубашки, не покрывали запястья. Одежды Димы зачастую отличались вычурностью, объединяя офисный стиль с эпатажными оттенками 80-х. Синий костюм из льна, хлопковая белая рубашка, туфли «лодочки». Какая обыденность, – подумалось Гоше, – простата, антоним к Дмитрию Дозорцеву. Несуразный галстук, с изображением алых веток, переизбытком серых линий и аляписто вышитым орнамент колосьев. Броский аксессуар, куда больше олицетворял местного модника. Стиляга – обозначил бы Диму ближний, – сочетал несочетаемое. А его длинные ресницы, дамы находили дарованием Афродиты. Богини красоты и любви. Приятный загар оттенял очи. Ямочки на щеках располагали, зеркало души походило на чистый лазурит, выводя харизму Дозорцева на новый уровень. Русский мальчишка – частое высказывание в сторону Дмитрия. Но тем он и располагал, стереотипностью. Прямо-таки папина победа.