Лена Мюллер - Линия Возврата

– Родился ты в России, – и хватит с него секретов, – но имя твоё, – довольно замкнутых пространств без права на выход, – имя твоё, финское.

– Как я здесь оказался? – он был доволен пониманием Соловьёвы, не скупясь на расспросы. – Я финн? Или кроме имени во мне нет ничего, чтобы связывало меня с этой страной?

– Твоя биологическая мать приехала в Выборг вместе с твоим отцом, – но почему именно сюда, Георгию не ответили. – Их имён я не знаю. Точнее, не знаю, их настоящих имён. Мне сказали, они их изменили, как только пересекли границу. И причин этому, я тоже не ведаю, – а она была не в курсе многого, разочаровав почемучку. – Ты родился в Выборге спустя две недели после их приезда. Насколько я помню, ты был единственным ребёнком, – делилась Соня, перебирая края сарафана. – Да, ты финн.

Скандинав, северянин, финн. Человек одной из счастливых держав Северной Европы. Финляндец, влюблённый во вкус кисло-сладкой, травянистой лакрицы.

– Почему они приехали сюда и почему оставили меня в чужой стране? – он цепко ухватился за подол раритетного платья.

– Когда ты родился, к твоей матери кто-то приехал, после, она от тебя отказалась. Вместе с супругом эта женщина уехала и больше не возвращалась, – с опечаленным видом рассказывала она.

– Ты знаешь их имена? Хотя бы изменённые? Вдруг они ещё в России? – ногтями растягивая слабые нитки, он дёргал и рвал её дешёвое одеяние.

– Нет, боюсь, это невозможно, – уронив на колени слезу, она отцепила Георгия от шлейфа балахона. – Мне передали, что они вернулись на родину. Но твой отец снова посетил Выборг, хотя, вокруг этой информации ходит много непонятных слухов. Кто-то говорил, что он носит новое имя и рядом с ним уже нет супруги. А другие рассказывали, что он искал в том месте сына, в месте, где ты родился.

– Он меня искал?

– По слухам, – Степановна прошлась платком по векам и щекам, – оно от сплетен всё пошло.

– И это всё? Больше ничего? – возмутился Палагин.

– Не совсем.

– Давай! – встряхнул он ткань, – ну же, собирай всё до последней капли! Вспоминай!

– Не рви, не рви! – треснула Степановна. – Город помню. Название его звучало часто. Мариехамн. Стоит на Аландских островах в Финляндии.

Какой ещё Мариехамн? Набор иностранных звуков, не более. Гоша поднял еле видимую бровь и акнул.

– Постой, – близок же он был к просвещению, а ли напротив, к дурной идее. – Но Ярвинен, это зацепка. Моя фамилия, это путь к поиску родственников, – что же Георгий несёт, еще в ночь утверждал, как отрицательно относится ко встрече с ними.

– Сбавь обороты, – ему бы не помешало утихомирить свой напор, – Не ищи их, тебе это не нужно, – София прильнула к лопаткам сгорбившегося внука и лазского продолжила. – Ты не задумывался, почему они сюда приехали? Почему поменяли фамилии и имена? Боюсь Ярвинен, лишь одна из множества фамилий. Они не Ярвинены. Что если эти люди таким способом огородили тебя от того, что им угрожало? – Степановна сковала юношу в объятия. – Ты узнал частичку правды, но ты всё равно остаёшься Георгием Палагиным, русским мальчишкой из Москвы.

Будь на её месте кто-то другой, например Дмитрий, вовсю бы уже валялся по полу с красной шишкой на затылке. Жалобно вымаливал минуту тишины, как только минует второй час беспрерывного ора разгневанного Палагина. Сказать такое, уму непостижимо. Что же она молвит, какой же бред она глаголит? Взрослая женщина, а отнеслась к случившемуся столь пренебрежительно. Нанесла удар ниже пояса. Туда, где не ждали кулака. Его как будто толкнули, вынудив выпрямить спину и подскочить с прохладного пола. Кадык Палагина так же резко подскочил, а мускулы шеи периодически выделялись сквозь тонкую кожицу. Сосуды сузили, погружая Павловича в прелести головной боли и нехватки энергии.

– Всё равно остаюсь Георгием Палагиным? – с иронией переспросил он. – Нет, уже нет. Впрочем, и никогда до этого, – растрёпанный Гоша уронил взгляд. – Я даже не Ярвинен, что уж тут распыляться о Палагине?

– Не Ярвинен? Не Палагин?

– Нет и нет.

– А кто тогда? – насторожено спросила София Степановна, и это должно было помочь ему в ответе перед собой, но окончательно запутал. – Ты не можешь измениться только из-за имени. Тебя делает собой не фамилия или национальность! Только твои поступки, определяют тебя как человека, – поучала она.

– Нет, не поступки! – вопил Гоша. – Всё это время! Все эти годы я взирал в зеркало и видел чужака. А знаешь почему? – выдержал паузу, треснув кулаком о тумбу. – Тебя зовут София. Твоего отца Степан! Твою маму зовут Яна! Твоя фамилия Соловьёва! Ты прописана в Выборге! Ты русская! Твои родители прожили всю жизнь в Выборге. Всё это, есть часть тебя. Без всего этого ты сможешь сказать, кто ты? – он донимал каждого этой задачей, Диму, а теперь и бабушку. – Думаешь дело в одних поступках? Твои решения и действия определяют твой характер, а не личную суть. Не обманывай себя. Если бы все эти пункты были не важны, то их бы и не было.

– Это формальность, – она была с ним строга, он её раздражал. – Чтобы каждый человек числился в государстве и базе данных. Без этого невозможно быть уверенным в чужой личности.

– Вот именно! – он небрежно взмахнул руками. – Теперь, понимаешь? – печально победно хмыкнул он. – Это то же самое, просто не на бумагах, а внутри, где-то в сознании, – перевернув слова вверх дном, Павлович угомонился.

– Что же с тобой стало? – а Софию изречения бесноватого повергли в шок. – Когда ты стал таким максималистом? Как давно твои мысли обернулись в радикализм? Как ты превратился в помешенного, маниакального безумца?

– Как только, кое-что потерял.

– Что потерял?

– Знаешь, какая существует противоречивая потеря? Узнать, что ты приёмное дитя. При этом ты теряешь всё и одновременно ничего.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.