Эль Стравински - Имеющая право молчать

Лаура ему напоминала разбушевавшеюся морскую стихию. Он всего лишь раз ходил под парусом, и это водное путешествие оставило в памяти неизгладимые впечатления. Ему, Авариусу ІІІ, лорду Замка Семи ветров, посчастливилось пережить настоящий шторм. С гигантскими волнами, акробатическими кренами и стенами непрекращающегося дождя. Авариус неторопливо усмехнулся нахлынувшим воспоминаниям и нежно отодвинул влажную прядку со лба возлюбленной.

Он продолжал всматриваться в потемневшие глаза, бледное лицо, пытался отыскать хоть малую часть своей трогательной, милой девочки. Но перед ним, на белых подушках, лежал черноволосый падший ангел, поглощенный тьмой. Ангел так походивший на первый и единственный шторм в его жизни.

– Срочно отправляйте крайвов в замки Полуденной и Полуночной звезды, – обратился Авариус к своей арле. Твердый, уверенный голос не терпел возражений.

– И будем молиться, чтобы остальные оракулы мирно спали в эту ночь.

Поток водной стихии ослепительно струился посреди церемониальной площади Лавары. Он вознесся прямо к сумрачному небу и скрыл от ликующей толпы Лиама. Следующий призыв остиария оживил рядом в диносе такой же огненный поток. Тот медленно лизнул стопы величественно стоящего парня и тоже устремился к небу. Публика взревела. Наконец-то проснулась воздушная стихия. Она завершила своеобразный трехлистный кокон вокруг посвященных. Десять стихийных бутонов завибрировали волнами силы, становясь все больше и плотнее. Теперь нельзя было увидеть даже очертания юношей. Заполненная людьми площадь резко притихла. С трибун не доносилось ни звука.

– Выбор стихий начался! – торжественно заявил остиарий Дилий, – Этим я открываю двери в вашу новую жизнь. Да начнется первое испытание!

Стихийные бутоны стали медленно раскрываться. Водный, огненный и воздушный лепестки выгибались в разные стороны. Становились то выше, то ниже. Ярко вспыхивали и угасали. Играли между собой, создавая магические переливы и вспышки. Зрелище завораживало. Притягивало. Гипнотизировало. Со временем стихии затихали и сходили на нет. Кроме одной, основной в каждом бутоне. Она и становилось главным испытанием для избранного. Избранного только ею. Постепенно стихия сползала на запястье посвященного и успокаивалась в виде сакральной татуировки. В линиях которой и было зашифровано само испытание для избранных.

Многие коконы уже раскрылись и парни, получив заветные нательные отметины, во всю готовились к начертанному заданию. Я же неотрывно смотрела на кокон Лиама, с каждой минутой тревожась за друга все больше. Кокон никак не изменялся и даже не пытался открыться.

Вдруг, стихия огня вырвалась пламенеющим столбом света и ударной волной разом погасила остальные стихийные лепестки бутона. Не успела я обрадоваться, как клуби песка, закручиваясь в тугую спираль, начали усмирительно обвивать огненный столб. Проснулась стихия земли. Такого до сегодня, по всей видимости, не видел никто: сотни раззявленных ртов и ошарашенное лицо остиария, говорили об этом красноречивей всего. Но на лице Лиама не дернулся ни единый мускул, оно вообще ничего не выражало. И это пугало больше всего.

«Твою мать! Что это вообще такое!» – в моей голове проносился табун мыслей, и одна была страшнее другой: стихии не приняли меня? Или меня хотят убить? Первое, что хотелось сделать – бежать. Взять хотя бы защитный амулет. Но сила стихий не давала мне даже пошевелиться. Я с застывшим во взгляде вопросом панически посмотрел на остиария. Тот растерянно что-то пояснял мандриту и отцу. От всеобщего замешательства кровь в жилах стыла еще сильнее.

Внезапно стихии земли и огня опять разделились и с двух сторон бросились на меня. Вот и конец… жизни, мечтам. Перед моим взором пронеслись все самые дорогие сердцу истории, улыбки и объятия. Как мало их оказывается было. Показалось, что на миг я потерял сознание. А открыв глаза, внезапно понял, что все закончилось. Но я был жив и узрел две заковыристые татуировки, запечатлённые на обеих руках. Шум, гам стих. Вокруг повисла звенящая тишина. А я все не мог оторваться от разглядывания своих рук.

Теперь, на удивление, меня ничего не сдерживало. Я спокойно вышел из ритуального круга и сразу же встретился с огромными янтарно-смолистыми глазами Каиры. Она налетела на меня, обнимая и покрывая бранными словами мою безмозглую голову. И, кажется, даже не замечала того, что творилось в этот момент на трибунах.

– Как ты меня напугал! Все люди как люди, а ты и тут решил выпендриться, – причитала она, не прерывая крепких объятий. Ее аромат и исходящее от тела тепло успокаивали (странное чувство, возникавшее только в ее присутствии). Волосы цвета песчаных барханов атласным платком окутывали мою шею. Теперь мне было спокойно и уютно. Все тревоги отступили, как бушующие стихии из ритуального круга. Я не удержался и пропустил медную, шелковую прядь сквозь пальцы.

– Сын, ты в порядке? – поспешно направляясь ко мне, крикнул отец. Следом за ним еле поспевали остиарий и мандрит.

– Живее всех живых и даже с двумя подарками, – я демонстративно поднял обе руки, нехотя выпуская Каиру из объятий. Она тут же взяла меня за руки и внимательно осмотрела со всех сторон татуировки:

– Слава Изначальным, ожогов и травм нет. Но татуировки какие-то странные и почему их две?

– Именно! Необычное совпадение, не так ли? – остиарий Дилий, не смотря на свою далеко не спортивную форму, непонятным образом оказался возле меня быстрее остальных, – На моей практике это второй подобный случай. И смею заметить, благословение двух стихий огромная удача. Хотя и огромная ответственность тоже. Вам, мой юный друг, придется сегодня проходить два испытания, – последние слова клирик произнес с особым нажимом и фонтанирующей радостью.

– Свортон, члены вашей Трибы всегда привлекают к себе слишком много внимания, – гнусавый голос магистрата нельзя было спутать ни с кем другим.

Отец обернулся на замечание дума Крауна:

– Известность не порок, горазда хуже быть бледной молью, не так ли магистрат? – отец одарил друга самой дружелюбной улыбкой. Но колкость не прошла мимо ушей Крауна. Если бы возможно было убивать взглядом, отец был бы уже мертв или по меньшей мере ранен. Пытаясь совладать с эмоциями от нанесенного удара по уязвленному самолюбию, магистрат раздраженно прыснул и направился к трибуне провозглашать свою традиционную речь.

Если день не задался с самого утра, то к вечеру можно не ждать ничего хорошего – эту истину я уже знал наверняка. Остиарий только что закончил чтение карты задания с моих татуировок. И судя по всему, на сегодня я бы не отказался от парочки двойников. Как, лысого демиурга, мне оказаться в трех местах одновременно?