Елена Михеева - Легенда о Снежном Волке

– Человек! – как будто сказал своим рыком белый волк. – Ты сегодня умрешь!

– Я из рода Снежного Волка! – крикнул в ответ Олсандр. – Я не боюсь тебя!

Волк ощерил клыки, словно рассмеялся.

– Убить! Убить! Убить! – зарычала стая.

Олсандр, превозмогая страшную боль, смог подняться и сесть. Постанывая, он снял с плеча лук, который чудом уцелел при падении, запустил руку в садок за спиной и ахнул. Он был пуст, все стрелы рассыпались по склону скалы при падении. Тогда он отбросил ставшее бесполезным оружие и достал из-за пояса отцовский нож. Железный клинок блеснул на солнце, и страх пропал. Рука вдруг перестала дрожать, мысли стали холодными и рассудительными.

– Я умру, – с пугающим спокойствием сказал он волку. – Но сегодня я убью моего первого волка!

Руку с ножом он вытянул вперед, другой прикрыл горло и приготовился к своему первому и последнему бою. Вожак долго рассматривал мальчика тяжелым взглядом, словно изучая его, и, вновь прорычал:

– Ты не сможешь меня убить! Я сильнее тебя! Ты не Волк, ты всего лишь глупый человеческий детеныш!

Животное сделало несколько маленьких шагов и, словно молния, прыгнуло вперед. Волк целился в горло, но зубы вонзились в локоть. Крик Олсандра пронесся по горам протяжным эхом, но кричал он вовсе не от боли, а от ярости. Он собирал вместе с криком все свои силы в один удар. Широкий нож мягко и на удивление легко вошел в волчью брюшину. Взвизгнув, самец разжал зубы и попятился назад. В мертвой тишине самец окинул мутным взглядом стаю, качнулся и упал на землю. Дернулся. Замер. Громко завыла волчица, оплакивая смерть сына, следом завыла и вся стая. И словно проигрыш вожака послужил им сигналом, они кинулись на ребенка со всех сторон.

– Один есть! Бей! Еще! Еще! Второй готов! Да! Вот так! – отчаянно кричал Олсандр, а потом вдруг наступила тишина.

В очередной раз выныривая из темноты, он услышал знакомый голос. Какой-то мужчина испуганно кричал над ним.

– Олсандр… Ну, что же ты так?! Мальчик мой!

«Это отец! – обрадовался он. – Он спас меня!»

Но радость быстро прошла, потому что из тумана показалось лицо воеводы. Толстые губы воина дрожали, а суровое лицо перекосила странная гримаса.

– Живой! Живо-о-ой! – заорал кому-то Рагнар, заметив, что мальчик ненадолго открыл глаза. – Сюда-а! Помогите же мне! Живее! Осторожно!

– Не знаю, как лучше его взять… Все тело растерзано до самых костей!

Олсандр почувствовал, как чьи-то заботливые руки убрали с его груди тяжелую тушу мертвого волка, и ему стало немного легче дышать. Потом были еще голоса, тревожные и испуганные, а потом вновь завыла волчица, оплакивая смерть своего детеныша. Маленький хаттхаллец с трудом открыл глаза. Это была не волчица, это была его мать. Ее лицо и одежда были густо покрыты сгустками крови, а она крепко прижимала его к груди и истошно кричала.

«Ей нельзя так… – испуганно подумал Олсандр. – Она же ждет ребенка!»

За спиной матери он заметил равнодушно взиравших на него отца и братьев, а потом вновь темноту.

Он не умер, удивив этим чудом всю Хаттхаллу. Более того, всего через пару дней он очнулся и, воспользовавшись тем, что в комнате никого нет, поднялся с кровати. Мальчик, пошатываясь, брел по замку, распугивая своим видом слуг. Никто из них так не решился остановить сына конунга и вернуть в кровать.

Олсандр шел к матери. Пока слуги думали, что он без сознания, то, не таясь, обсуждали все, что происходило в замке. Так он узнал, что Гана от пережитого ужаса разродилась раньше срока. Они говорили, что ее второй сын родился слишком рано, он слаб и, скорее всего, не выживет.

Олсандр тихонько проскользнул в небольшую комнату и заглянул в колыбельку. Новорожденный малыш не подавал никаких звуков и не шевелился, но все еще едва заметно дышал. Мать лежала на кровати с закрытыми глазами. Она была такая бледная и измученная, что у мальчика кольнуло в сердце. Он встал у ее изголовья и долго рассматривал худое красивое лицо женщины, а потом испуганно подумал:

«Это я виноват! Что будет со мной, если ее не станет?!»

Олсандр тихонько лег рядом с ней и, положив руку на родное лицо, позвал:

– Мама!

Она не шевелилась.

– Мама! Мама! – закричал он и, уткнувшись ей в шею, горько заплакал. – Прости меня!

Он успокоился только тогда, когда почувствовал на своих волосах ее теплую руку. Так они и лежали, пока за окном не появилась луна. Слуги перенесли заснувшего Олсандра в его комнату, а ночью у мальчика начался жар. Старый раб Бакуня поил его травяным варевом, мазал страшные раны мазью и творил над мальчиком древнюю молитву своему рарогдарскому Богу.

Утром, когда он пришел в себя, то увидел у своей кровати воеводу Рагнара. Он держал в руках новый, совсем недавно пошитый плащ из шкур убитых им на охоте волков. Низ у плаща был из шкуры черного, середина из серого, а верх из белого волка.

Пройдя городские ворота, Олсандр спрятал лицо под широким капюшоном плаща и вышел на главную площадь. Люди вели здесь вялую торговлю и совершенно не обращали внимания на огромный деревянный крест, возвышающийся прямо посреди торговых рядов. На кресте висело тело распятого старика. Он сразу узнал его по одежде. Это был звездочет и по совместительству писарь конунга, который много лет жил в подвалах замка, где хранились старые книги, свитки и папирусы.

– Чем вам не угодил безобидный старик? – пробормотал Олсандр. – Совсем свихнулись здесь от своей злобы?!

Он торопливо пересек площадь и, свернув в сторону от главной дороги, направился в казарму, расположенную у подножья замка. Здесь ничего не изменилось, все было как и прежде. Его окружали все те же огромные лужи на дороге, подгнившие доски, уложенные поверх воды, тоскливые стены из серого камня, плотный запах мужского пота и грязных портянок.

Еще издали он услыхал сварливый голос.

– Ньял! Песий хвост! – кричал воевода. – Живо убери от дверей весь навоз! Ты слышишь?! Весь!

– Бу… сде…! – ответил ему тонкий голосок.

– Проклятье! Только надел чистые сухие сапоги – и на тебе! Бездельники! Собаки! Псы вонючие! Всем головы посшибаю!

– Этта! – теперь кричал неведомый Ньял. – Сюда! И прихвати с собой метлу! Бегом! Кому я сказал?!

Олсандр вошел в казарму, оставив Ичана у лошадиной поилки. Следом за ним в дверь осторожно протиснулся Олли и, распахнув полы старой лисьей шубы, явил взглядам суровых воинов парчовое платье, расшитое золотой ниткой. Заметив нахмуренные брови своего товарища, бывший помощник Сборщика торопливо запахнул шубу назад, скромно потупив взор в деревянный пол.

Рагнар стоял у большого жарко пылающего очага и безуспешно пытался счистить с сапога навоз о колоду сухих поленьев. Он сильно постарел за эти годы. Длинные, густые, вьющиеся и некогда рыжие волосы стали почти белыми, как и топорщившаяся во все стороны борода. Лицо воина избороздили глубокие морщины, однако все остальное осталось при нем. Огромный рост, прямая спина, необъятный в поясе и невероятно шумливый нрав.