Нодар Мачарашвили - Москва – Тбилиси

С Божьей помощью суд позволил нам использовать статью о необходимой самообороне, каждому влепили по пять лет: мне – как виновному, Гиоргобиани – как соучастнику преступления. Пять лет прошли черепашьим шагом, как поезд нескорого назначения, но все же миновали.

За это время случилось немало скверного: невыносимые дни, порой пытки, унижения, – и вместе с тем приобретенный запас юмора, опыт выдержки, истинная дружба и невыразимое словами, удивительное чувство обретения свободы.

За эти годы мы, казалось, прошли через целую эпоху. Сосо был старше меня на пять лет. Я попал в тюрьму совсем зеленым, и потому Гиоргобиани стал покровительствовать мне – как если бы он был моим старшим братом. Это порой выражалось в отмазке от драки, в протянутом стакане воды, просто в моральной поддержке или хотя бы в том, что он мог уступить место в растянувшейся очереди у двери туалета.

За пять лет Тбилиси так изменился, что только я и Сосо понимали друг друга. Все выглядело необычным образом, даже ничем не примечательное дерево, выросшее и расцветшее подобно остальным деревьям, казалось не похожим на себя, и цвело оно как-то странно, не так, как всегда.

Утро выдалось непривычным, каким-то безвоздушным, блеклым, безнадежным и не тбилисским вовсе, таким, словно небо требовало восхода луны, а не солнца, которому предуготовило мрачную, скучную, скрытую за облаками встречу.

Стоял июль. Улицу Палиашвили изводил непрерывный сигнал автомобиля. Наверняка это был Сосо, только он мог позволить себе этот сплошной, без пауз, оглушительный сванский сигнал. Через несколько секунд я сидел рядом с ним в Х5.

– Что случилось? Ты кто – звонарь?

– Звонарь? Это кто?

– Тот, кто приставлен бить в церковные колокола.

– И какое это имеет отношение к сигналу автомобиля?

– Ну, не знаю, – я понял беззубость собственной шутки и слегка покраснел.

– Зачем меня искал?

– Я думал, поднимешься ко мне, попили бы чаю и спокойно поговорили.

– У меня дела. А здесь нельзя побазарить?

– Что за дела?

– Мы с Кети идем в оперу.

Опера и Сосо были малосовместимы. Я почему-то представил его в балетном трико, стянутом в области паха, и рассмеялся.

– Чего смеешься?

– Представил тебя на сцене в эластиках, как ты вдохновенно предаешься танцу на кончиках пальцев.

– О-ох, как смешно.

– Что тут такого, Тупак 5 5 Тупак Шакур – один из наиболее влиятельных хип-хоп-исполнителей, член преступной банды. тоже ходил на балет.

– Ну ходил, и что мне теперь делать?!

– Короче, мы попали в переплет, – перескочил я на более важную для меня тему.

– Что случилось? Подрался с кем-нибудь?

– Нет.

– Что еще случилось?

– Понимаешь, на друга моего отца наезжают.

– На кого?

– На Тедо Тевдорадзе.

– Говоришь так, словно он царь Деметре Самопожертвователь.

– А как сказать по-другому? Выдал тебе имя и фамилию, а отчества и детского прозвища, прости, не знаю.

– А что от него хотят?

– Ты помнишь Зазу Гавазашвили?

– Шутишь? Как не помнить, разве не со мной он провалялся в кутаисской зоне? Тянул срок за барыжничество.

– Так и я был там…

– Тебя потом привели.

– Ну да, когда меня выпустили в зону из «крытого», его забрали через две недели.

– И целый год он потом валялся у меня.

– Так вот, слушай. Этому Тедо Гавазашвили я сварганил крышу для дома.

– И что, она обрушилась ему на голову?

– Э! Откуда тебе это известно?!

– Не надо быть Вангой, чтобы догадаться.

– Короче, сейчас он требует денег и грозит Тедо убить его внука и мать.

Сосо усмехнулся.

– Что тут смешного, умник, я же не анекдот рассказываю. – Его равнодушие вызвало у меня раздражение.

– Слушай, если человек чуть не погиб под обломками бетона, как это случилось в Сурами, то он, конечно, потребует денег.

– А Сурами при чем?

– Про Сурамскую крепость, что в Картли 6 6 Картли – точнее, Шида-Картли, самая древняя историческая часть Грузии. Здесь, в поселке Сурами, находится старинная крепость, в стенах которой, по легенде, замурован юноша Зураб: он добровольно пошел на смерть, подчинившись предсказанию, согласно которому эта жертва прекратит разрушение стен и крепость будет достроена. , слышать не приходилось? Ты вроде у нас историк, любишь уходить в дебри прошлого и сыпать датами, а о Сурами не слышал?

– Слышал, слышал я, и парня того звали Зурабом.

– Какое это имеет значение, как его звали.

– Короче, друг моего отца абсолютно верно спроектировал крышу.

– Почему же она рухнула?

– Похоже, рабочие оказались не на высоте.

– И что, они признают это или поддерживают Гавазашвили?

– Не знаю, чем он их подкупил или угостил особенными хинкали, но и рабочие указывают пальцем на Тедо.

– Давай-ка позвоним ему.

– Кому?

– Зазе.

– Есть у тебя его номер?

– Вроде должен быть записан, – сказал он и с озабоченным лицом стал копаться в мобильном телефоне.

– Мы хорошо знакомы, и, если я попрошу его оставить Тедо в покое, не думаю, чтобы он стал упираться.

– Дай-то Бог, – вознес я руки кверху.

– Вот, нашел, погоди. – Он прижал указательный палец к губам, чтобы я помолчал.

Звонок я слышал, но там не отвечали.

– Непременно перезвонит, – уверенно произнес Сосо.

– Будем надеяться.

– Мне пора, Сандрик, надо за Кети заехать.

– Беги.

– Обещай, что без меня не сделаешь и шага. Увидимся вечером. Даже если он не позвонит, сходим поедим мороженого.

– Да ладно тебе, пять лет едим вместе, не могу уже видеть тебя, кривоносого. Кажется, терпеть тебя не могу. Ну, пошел я, позже позвоню, – я вылез из машины и поднял руку в знак прощания.

Не знаю, почему я не послушался Сосо и отправился повидаться к Гавазашвили вместе с другим своим приятелем Горгодзе. Я веду это к тому, что за пять лет это был первый случай, когда я не внял просьбе и совету Сосо и поступил по-своему.

Пока судьба не свела меня с Гиоргобиани, я понятия не имел о том, насколько сваны могут быть дипломатичны. Но после того как мы с ним подружились, его особая манера, так несвойственная сванам, стала бросаться мне в глаза. Сосо так вежливо, с такой учтивостью умел давать советы, что никому и в голову не пришло бы пренебречь ими. Но на этот раз наше взаимопонимание дало трещину, и я проявил необъяснимое даже для себя ослиное упрямство. Думаю, причиной послужило желание уберечь друга от новых неприятностей, он и без того долго отбывал срок и наконец вышел на свободу.

После того как моя вежливость, дипломатия, терпение, попытка завязать диалог и разрядить обстановку шуткой не дали результата, а угрозы в адрес Тедо перешли всякие границы, Гавазашвили в завершение встречи получил огнестрельное ранение в ногу.