Нодар Мачарашвили - Москва – Тбилиси

Он спросил это с таким выражением лица, что, подтверди я его предположение, он непременно передумал бы переводить меня через границу и, возможно, бросил бы меня посреди дороги.

– Ты что, о таком я и не думал, но…

– Что «но»? – допытывался Юрка.

– Света взяла у меня триста долларов и сказала, чтобы с тобой я рассчитался отдельно.

– Что-о? Ах она сука! Никак не откажется от своих подлых привычек.

– Да ладно, забудь, – махнул я рукой.

Граница Армении издали казалась синеющим морским горизонтом. Ноги у меня были ватные, но Юркина решимость и его легкий шаг увлекали меня к намеченной цели и месту.

– Нет, вы, грузины, не перестаете меня удивлять, – опять взялся за свое Юрка.

– И чем же еще мы тебя так удивляем?! – я невольно повысил голос.

– Сколько вы можете терпеть этого Саакашвили?!

– А сколько мы его терпим?

– Не знаю, вот уже восемь лет он житья вам не дает.

– А что бы сделали вы, армяне, окажись на нашем месте? Очень любопытно.

– Что бы мы сделали? Когда они в 98-м вошли в парламент и начали притеснять народ, мы за один день одиннадцать депутатов предали земле 8 8 Речь идет о теракте 27 октября 1999 г. в Национальном собрании Армении. .

– Да вы маньяки, как я погляжу.

– А вы мазохисты – слишком долготерпеливы.

– Ладно уж, не надоедай, со стороны все всегда проще кажется. В чужом сражении легко быть генералом.

– Кто говорит о какой-то стороне и для кого сражение чужое? Я, по-твоему, не грузин что ли? Да, я армянин по крови, но я – настоящий тбилисец.

– Мне сейчас не до споров. Видишь, еле иду. Далеко еще?

– Или эта война с Россией?! – продолжал он гнуть свою линию. Мои жалобы и вопрос остались без внимания.

– Мы ее начали? Сперва Абхазия, потом Самачабло бомбили, устаивали провокации. Достали в конце концов…

– Да пойми же ты, русских разве что сладкими речами одолеешь – ничем другим. С калашниковым и «катюшей» они Гитлера с землей сравняли, как когда-то Наполеона, историю в школе не учил?

– Но чеченцы ведь воевали с ними?

– А вы что, чеченцы? Или они от этой войны что-то выиграли – пораскинь мозгами!

– Оставь меня в покое, прошу тебя! Едва дышу от усталости, а ты еще на нервы мне действуешь!

– Вспомни Руставели: «Из норы сердечным словом можно вызвать и змею»?

Я ничего ему не ответил; взмокший от пота, я снова рухнул на землю, прямо в грязное месиво. Он подошел ко мне и присел рядом. Рассветало, вездесущие солнечные лучи постепенно высвечивали все окрестности. Не знаю, на каком расстоянии, в нескольких метрах или километрах, но голоса пограничников глухо, а все-таки до нас доносились.

– Если подумать, хорошо, что у нас, армян, был Маштоц 9 9 Маштоц , Месроп – христианский проповедник, приблизительно в 405 г. создал армянскую письменность или, не изобретая заново армянский алфавит, использовал не сохранившиеся к настоящему времени древнеармянские письмена. , иначе остались бы вы без алфавита и без Руставели.

– Что-о?

– Что тут удивительного, ты разве не знал, что Маштоц создал ваш алфавит?

– Ты что, приключений на свою голову ищешь?

– Почему?

– Значит, «Витязя в тигровой шкуре» Руставели написал под диктовку Маштоца?

– Э-э-э, Сандро-джан, не надо ссориться! Весь мир знает, что ваш алфавит мы создали.

– В таком случае, чем был занят царь Парнаваз? – взревел я и вскочил на ноги, совершенно позабыв, насколько я был изнурен.

– Ну, откуда мне знать!

– Ты, как я погляжу, просто чокнулся на национальной почве, – бросил я ему с раздражением и снова сел, только уже спиной к нему.

– Ладно тебе, не обижайся, – Юрка положил мне руку на плечо.

– Может быть, и хинкали готовить вы научили?

– Хинкали – нет, это блюдо пришло из исламских стран.

– Что ты сказал?

– Да, мясо, завернутое в тесто, варят и в Азербайджане, и в Иране. Между прочим, больше половины населения в Иране составляют армяне.

– А-а-а, вот как, значит! В Иране и хинкали ваше национальное блюдо! – я уже орал во весь голос, так что Юрка в испуге стал таращиться по сторонам.

– Что с тобой, Сандро-джан? Чего раскричался? Забыл, где находишься?

– Руки прочь хотя бы от хинкали и Руставели, хапуги… – это я произнес уже тихим голосом, но при этом успел схватить его за воротник.

– Отпусти сейчас же! Ты что себе позволяешь? – Нахмурив брови, Юрка резко стряхнул мою руку.

А дорога никак не заканчивалась. Словно мы оказались посреди моря на плоту и без весел и не двигались – ни вперед, ни назад. В какой-то момент в глазах у меня потемнело, а когда я пришел в сознание, обнаружил себя мешком на спине у попутчика.

– Ну, мы на свободе! В Армении, цаватанем 10 10 Цаватанем – ласковое обращение наподобие слова «дорогой», принятое у армян. , – обрадовал Юрка.

Крепко-накрепко обнявшись с ним, я поцеловал его в лоб. Вынул деньги из кармана и попытался всучить их ему. Но мне это не удалось.

– Не обижай меня, Сандрик, – сказал он так, что я невольно уступил, сдался.

– Не забуду тебе этого, брат.

– Маршрут был серьезный, едва ли не Эльбрус покорили! Разве такое забудешь?

Неожиданно возле нас остановился мерседес.

– Садись, брат, Хорен ждет нас, – водитель высунулся из окна.

– Есть у меня классные кеды. Мне их подарил друг детства. Хотя бы их возьми, –повернулся я к Юрке.

– Нет, брат, нет. Не хочу, – в знак отказа он качнул головой.

Когда машина отъехала метров на двадцать, я попросил водителя тормознуть.

– Что случилось?

– Подожди минутку, – я дотронулся до его плеча. Затем вытащил из рюкзака кеды Paul Smith, подаренные Сосо, вышел из машины и оставил их на трассе – так, чтобы Юрка видел.

* * *

Хорена я помню по рассказам моего деда. Резо часто вспоминал о нем, и еще мне туманно припоминается момент, когда он появился у нас в Ваке. Это был невысокий, седовласый, упитанный мужчина с ясным лицом. Жил он в Ереване, на улице художника Мартироса Сарьяна. Присланный им водитель именно туда и привез меня. У Хорена не было ни жены, ни детей, ни близких родственников. Жил в одиночестве, как монах-отшельник. Впрочем, вокруг него вертелось немало молодых людей: кто ходил за продуктами на базар, кто сидел за рулем, кто привозил суджук и бастурму из Дилижана, а кто улаживал дела с милицией. Долгих разговоров он не любил, много времени проводил за чтением, поэтому в доме, как правило, царила гробовая тишина. Каким-то особым ремонтом его квартира явно не выделялась, но все было обустроено с подкупающей простотой и удобством.

В первую очередь он попросил меня рассказать, в результате каких перипетий я оказался в Ереване на улице Сарьяна. Рассказал ему обо всем в подробностях. Он ни разу меня не прервал.

– На тебя пожаловались? – спросил, когда я закончил свой рассказ.