Хайнц Конзалик - Смерть и любовь в Гонконге

Янг не проснулась, когда Меркер встал; во всяком случае, сделала вид, будто крепко спит. Меркер быстро оделся в темноте и вместе с доктором Мэем поднялся наверх. На палубе пациенты лежали вповалку, укрывшись одеялами. Несколько человек сидело у сходней и за надстройками – сторожили. Здравомыслие и недоверчивость – залог продления жизни.

Мэй с Меркером спустились по скользкой лестнице и едва не упали в поджидавшую их плоскодонку. Она неслышно оттолкнулась от старой джонки и заскользила по узким водным улочкам. У руля сидел молчаливый молодой человек с покрытым оспинками лицом.

– Этого парня я четырнадцать лет назад излечил от оспы, – негромко проговорил доктор Мэй. – Ему было шесть лет. И он будет мне благодарен по гроб жизни.

Доктор Меркер оглянулся на джонку Мэя, это запущенное деревянное чудовище с высокими бортами, дырявыми парусами и гниющими надстройками.

– Какой скверный у нее вид, – сказал он.

– А вы его измените, Фриц. Отныне это ваша джонка! Сегодня же вы получите дарственную в письменном виде. – Мэй откинулся назад. – Формальности между наследниками – паршивая вещь. Ты для меня – Фриц, а я для тебя просто Мэй. И за это мы выпьем с тобой до дна литровую бутылку!

– Ни капли, Мэй! Медленно, но верно я тебя от этого отучу.

– Скорее высохнет море! Хочется рвать и метать! Не успел я обзавестись наследником, который годится мне в сыновья, как он начинает меня опекать! Меня не переделаешь. Сколько раз меня выворачивали наизнанку – я не поддаюсь!.. Эй, куда это мы?

Сампан скользил по широкой водной улице, мимо больших, дорогих жилых лодок, которыми восторгались обвешанные фотоаппаратами туристы: особенно эффектно получались на снимках алые паруса. Потом сампан опять захлюпал по узкой улочке и остановился, покачиваясь, перед джонкой в третьем ряду. Доктор Мэй указал на жилую лодку, на палубе которой сушилось на веревке белье. Вид у нее был довольно богатый.

– Ее хозяин – Кун Лундзы. Он капитан паромного судна и среди своих соседей считается самым зажиточным. Ходит по линии Коулун – Виктория – Тай Лам Чун на Новых Территориях. Мало кто знает гонконгскую акваторию лучше Куна. – Он посмотрел на джонку, перед которой они покачивались, и заметил, что горит только один опознавательный огонь. Было еще темно, хотя на востоке уже пробивалась узкая светлая полоска. Несмотря на сильный плеск воды у борта джонки, ему почудилось, будто он слышит приглушенное пение, Мэй как-то странно взглянул на Меркера. – Слышишь, Фриц?

– Нет. Все тихо.

– Господь наградил тебя железными нервами.

Лодка подошла к спущенной в воду деревянной лестнице. Поднявшись на палубу, они оказались перед развешанным как попало бельем, сложенными парусами и старыми бумажными гирляндами. Над входом в задние надстройки торчал устрашающего вида картонный дракон. Во время больших торжеств его водружали на шест и носили по кругу.

Сейчас и Меркер услышал монотонное пение и остановился. Звуки доносились из надстройки. Сквозь задернутые занавески мерцал тусклый свет.

Они медленно прошли по палубе, отворили раскрашенную дверь и оказались в просторном помещении с низким потолком. Доктору Меркеру, в отличие от Мэя, пришлось даже пригнуть голову. Вся семья была в сборе и сидела на полу на матах, упершись ладонями в колени и не шевелясь, словно все они застыли. Прабабушка что-то вполголоса напевала, поводя сложенными руками, в которых держала изваяние цветка лотоса из слоновой кости.

Посреди комнаты, в окружении всей семьи, под шелковым покрывалом лежал на ковре больной. Две лампадки, справа и слева от головы, освещали спокойное, умиротворенное лицо.

Никто не обратил внимания на вошедших. Прабабушка продолжала молиться, родственники не сводили глаз с лежавшего на ковре. Сладковатый дым от нескольких ароматических палочек наполнял воздух в этом просторном, но неуютном помещении.

– Он мертв, – прошептал доктор Меркер. – А ведь его можно было спасти.

– Возможно. – Доктор Мэй дернул Меркера за рукав. – Пойдем, нам здесь нечего делать…

– Я хотел бы еще раз взглянуть на больного.

– Глупости. К чему? Мертв – значит мертв!

– Именно поэтому. Я должен подписать свидетельство о смерти.

– Тут никому ваше дурацкое свидетельство не требуется! Пошли!

– Как врач я не имею права уйти, не засвидетельствовав факта смерти.

Доктор Меркер вырвал свою руку и, сделав несколько шагов, наклонился над умершим. Прабабушка все напевала, семья сидела в немом оцепенении. Вдруг доктор Меркер резко отшатнулся и бросился к Мэю. Тот тоже стоял в тусклом свете лампадок как статуя, сложив ладони.

– Они… они убили его… – с трудом выдавил из себя Меркер. – Они его умертвили!

– Так решил семейный совет, Фриц.

– Умертвили…

– Они считают – спасли.

– У него следы на горле!.. Его задушили!

– Да. У нас для этого веками используют шелковый шнурок.

– Это убийство! – вскричал Меркер. – Они умертвили его, чтобы не отправлять на сушу! Просто-напросто задушили, хотя в госпитале его поставили бы на ноги! Что они за люди?

– Они твои пациенты, Фриц… и живут по собственным законам. Ты должен свыкнуться с этой мыслью. Здесь рождаются на воде – и на воде же умирают. Ты ничего не изменишь, Фриц! – Доктор Мэй обнял Меркера за талию. – А теперь уйдем. Пусть они его оплакивают…

– Убийцы… оплакивают убитого?! Абсурд! Я сообщу в полицию!

– Тогда тебе не стать доктором с джонки. Надо научиться смотреть истине прямо в глаза.

– Да ведь это ад!

– Попробуй сделать то, на что я оказался не способен: перестрой джонку в госпиталь, в больницу. Все, что находится на воде, устроено прочно.

– Сейчас я просто раздавлен, – почти беззвучно прошептал доктор Меркер. – Раздавлен и смят.

Он бросил прощальный взгляд на спокойное лицо мертвеца и, задрожав всем телом, отвернулся. Монотонное песнопение прабабушки причиняло ему физическую боль. Он поспешил выйти из помещения и полной грудью вдохнул сырой морской воздух. Еще и еще раз. Доктор Мэй последовал за ним несколько минут спустя. Прочитав над мертвым короткую молитву, он положил ему на грудь маленького бумажного дракона. Мэй тайком от Меркера пронес его с собой: кому, как не ему, знать своих «водных китайцев».

Расследование дела о взрыве дома Тиня не дало почти никаких результатов. От водителя остались буквально клочки. Единственное, что выяснилось – это марка фургона и что он использовался для перевозки белья одной из прачечных. Поскольку в Гонконге прачечных не меньше двух тысяч. Тинь от проверки отказался: нет ни малейшего шанса…

Надо сказать, Тинь горевал о своем доме. Не столько о здании, сколько о коллекции часов и маленьком песике Йойо. И пусть Йойо был престранной помесью каких-то неясных пород, Тинь привязался к нему если не всем, то хотя бы половиной сердца.