Александр Стребков - Калейдоскоп

Вскоре зек со связанными руками и ногами лежал уже посреди комнаты,

почти под столом, и тяжко с прихлёбом сопел. Изо-рта, когда он икал, вместе с пеной и водкой сочилась тягучая струйка. Клава присела на присядки, раз- двинув у «пленника» на голове жиденькие волоса, стала рассматривать рану, сказав успокающе:

– Кепка спасла, на толстой подбивке, в рубашке, гад, родился!.. Хотя бы уже своей блевотиной захлебнулся…

Взяв в руки кепку, которая рядом лежала и повертев её в руках, Клава швырнула её пострадавшему прямо на грудь, будто уже покойнику, после чего, оценивающе, сказала:

– Добротная кепка, и работа тюремная… Там халтуру не гонят… Эту, воню- чую падаль, не то, что убить, его не добьёшь! Голова, как черепаший пан-

цирь, только одни царапины… Нормальный человек бывает на гололёде по- скользнулся, упал, и убился, а такую нечисть, и на том свете не принимают!..

– А, может, пойти и с трубы волыну достать, и шлёпнуть его, гада?.. – спро- сил на полном серьёзе Юра Хомяк, – а то, если до Дона тянуть, то не близко; и орать будет, если очнётся… Там у них во втором подъезде я видел детская

бесхозная коляска стоит. На ней старуха, что недавно подохла, всё по свалкам ездила и всякую хрень к себе свозила. Шлёпнем с волыны, падлу такую – туда ему и дорога… Можно прямо в глаз, а дырку тряпкой заткнём, чтобы мозги на дорогу не капали… Погрузим в коляску, он небольшой… Потом я его выкачу на Кировский, и я его так с Богатяновского спуска катну, прямо с бугра в сто- рону Дона, что он на середине речки у меня из коляски выпорхнет, даже буи перескочит. И дело, считай, просрал этот, гондон, как в буру проиграл… Пусть его рыбы и раки в Дону доедают… О!.. идея пришла! Щас… одну минутку…

подождите пока…

Торопливо сказал Хомяк-Сундуков, засуетился, и, не одевшись, выскочил из квартиры. Прошло чуть более пяти минут. Заходит Хомяк и впереди себя за- таскивает цинковое корыто, в котором хозяйки обычно стирают, а в тех квар- тирах которые ещё старой постройки, подобие коммуналок, где до сих пор отсутствует душевая и ванная комната, в таких корытах жильцам приходилось купаться.

– Зачем ты его притянул? Покойника собрался купать, так, что ли? Так он же ещё вроде бы живой. Или ещё что-то придумал?!.. – спросила Клава.

– Как зачем?.. пригодится. На детской коляске его отсюда не спустишь, ко- лёса там болтаются, я раньше ещё видел. Мы его – этого урку, вначале в ко- рыто положим и в нём на низ спускать будем. На себе я его не понесу!.. у меня ноги калечные и блевать от него, мне охота!.. Капуста – он косоглазый, может мимо ступеньки промазать, а в корыте удобно; спустим, как на салаз- ках, только бы в двери попасть. А дальше, на улице, видно уже будет: или в коляске на Богатяновский спуск покачу, или можно его и в канализационный люк вниз головой опустить… Или давайте его под порог соседям подбросим… А если с квартиры прямо на улицу, то вначале тогда, надо его в окно на ве- рёвке спустить, привязав урку за шею…

– Сообразительный, я смотрю… И где ты только этому научился!.. Ты тут

столько вариантов выложил, как будто и впрямь участие в подобном не раз принимал… – сказала Клавдия и задумалась.

В эту минуту послышался стон, и зек, открыв закисшие глаза и уставившись на Ивана Ильича, вероятно, принялся слушать, что и о чём говорят в комнате. Клава заметив, что «жертва оборта» – выражение Клавы – пришла уже в себя, стала подыгрывать, затеянной Хомяком теме.

– Нет… стрелять, всё-таки… людей пугать… – пожалуй, не будем, – сказала

Клавдия спокойным рассудительным тоном, делая в своей речи упор, на рас- становку дальнейших действий по отношению к жертве.

– Дождёмся, когда совсем ночь наступит, схожу на угол и с автомата по- звоню, чтобы срочно прислали нам машину… На свиноферму, Военвед, его отправим… Свиньям скормим; с косточками похрумают, что даже следа не останется, и польза хоть какая-то будет…

Зек тем временем продолжал лежать и думать, как бы ему улизнуть отсюда восвояси. Но как улизнёшь, если спутан по рукам и ногам от пяток до самых ушей. Услышав из уст хозяйки последние её устрашающие слова: заключи- тельный приговор его персоне, вначале поёрзал задницей по полу, сказал для приличия пару раз – ой!.. и принялся скундявить:

– Говорил мне Бацилла-шприц, – не ходи без меня, прибьют!.. Не послу- шался, идиот!.. Решил, сам справлюсь… Вот и результат на лицо, хоть в кино снимай…

Сделав длинную паузу, крикнул:

– Развяжите, суки, волей клянусь! иначе головой буду об пол биться, кро- вью сойду, а вам зона светит…

– Бейся!.. Чем быстрее лапти отбросишь, тем меньше нам голову ломать, как тебя прикончить, – сказала Клава и подойдя, со всего маха пнула ногой

зека в рёбра, приговаривая:

– Это тебе, пидар бацильный, за шалаву и соску!..

– Не надо меня бить и свиньям скармливать, я больше к вам не приду, отпу- стите меня, – жалобно заныл, не состоявшийся «экспроприатор».

– Лежи, гад, и не гавкай под руку!.. Участь твою будем ещё решать, а то раз- несёшь, как поганая старуха, на весь квартал, вонючка ты ходячая, а нам по- том выправляйся… Ментов на хвосте приволокёшь… Нет, всё-таки лучше тебя свиньям скормить, жирнее будут…

– Допрыгался, волчара позорный!.. – ядовито сказал Сидоров-Капуста, – хряки тебя враз в базу, как тряпку на лоскуты порвут! Хана тебе, фраерок, настала, хана… уже даже Шприц твой, Бацилла, не поможет.

– Прямо жуть какая-то сейчас у нас в квартире происходит, – сказала Клава, закуривая папиросу и усаживаясь на кушетку рядом с Иваном Ильичом, – что о нас гость может подумать, а он подумает, – куда я попал?! в вертеп каких-то убийц, садистов и людоедов… Разве не так, Геннадий?..

– Вы, знаете… Извините меня, но я не хочу обсуждать эту тему, мне, вероят- ней всего, лучше уйти, ибо, как я предполагаю и делаю вывод из всего этого, что скоро здесь и милиция появится, а я бы не желал с ними встречаться…

– Ну, на этот счёт не только у вас подобное желание, нам они тоже как-бы, ни к чему… – сказала Клавдия, стряхивая с папиросы щелчком ногтя пепел на пол, и помолчав, уже упавшим голосом, с раздражением, дополнила:

– Не могём задерживать, ваше сиятельство… А я-то вначале обрадовалась, дура!.. Подумала, подругой жизни, вашей светлости, да вдруг и подойду… А, оно вишь, как складывается?!.. Всё, да норовит тебе, не сколько поперед до- роги, сколько поперёк горла встать, всё сикись да на-кись! Всё, как не у доб- рых людей!.. А этих, пустобрёхов, моих племяшей… да стоит ли обращать на них внимания… – хотя, как я уже думаю, оно вам уже и без надобности… По- чешут языки, шалопаи, да на той жопе и сядут… А этого, засосанного и чахо-

точного, строящего тут из себя уголовного авторитета, а попросту он – тварь! – отпустим. Пусть чешет, куда хочет… как, впрочем, и вы, Гендош?.. так кажись, вы говорили, кличут вас на ростовском бану?..

Читать дальше