Владислав Зубченко - Рождённые огнём. Первый роман о российских пожарных…

С Николая разом слетела вся его природная смелость. Но виду молодой человек не подал и уверенным шагом вошёл к брандмейстеру.

– Вот, Николай Алексеич, знакомься – Ольга Степановна, несравненная доченька моя вернулась, – не сводя глаз со своей красавицы, представил гостью Бодров. – Сколь ни ожидал звёздочку мою, а приехала нежданно.

Знакомься, Оленька: Николай Алексеич Мартынов, сын друга моего погибшего.

Ольга сделала легкий книксен, опередив поклон совсем растерявшегося от такой красоты Мартынова. Нет, барышни вовсе не обделяли вниманием молодого унтер-офицера, но на этот раз… Всё смешалось в голове Николая, и он, чувствуя, что не в силах отвести от дочери начальника глаз, попытался было учтиво откланяться в затянувшейся паузе.

– Радость у меня нынче, Николай, – заметив не случайную растерянность помощника, обратился к нему штабс-капитан. – Так что, прошу тебя в гости к нам к ужину сегодня же…

Непросто, ох как непросто в наше время заслужить расположение понравившейся тебе барышни! Никогда не знаешь, что у этих барышень на уме. Иной раз и делать ничего особенного не стоит, а глядишь – и уже юная девица, приходящаяся дочерью какому-нибудь знатному городскому лицу, сама обращает на тебя внимание тайным взглядом или перешёптываниями с подружками. И пусть для примерных воспитанниц, как говорят maman, это совсем недопустимо – глупости! А другой раз кавалер из кожи вон вылезет со своими ухаживаниями, а хлопоты оказываются напрасными. Женских мыслей мужчине даже понимать не стоит. Отчего не замечавшая его ещё вчера барышня, сегодня роняет у его ног платок, давая надежду, а назавтра вновь проходит мимо вконец ошарашенного кавалера? Да бог его знает, господа! Бог его знает!

Собиравшийся на званый ужин к брандмейстеру Мартынов был в женских делах весьма неопытен. Сестра Мария, казалось, переживала за брата больше, чем он сам. Словно уже зная, чем женщина может ранить мужское сердце, она опасалась давать ему какого-либо совета, боясь навредить или переусердствовать. В одном она не сомневалась: выбор её любимого брата Колюшки плохим не будет. Дарья же сидела подле сына со счастливой улыбкой на лице, мысленно благословляя его…

В доме Бодровых было по-праздничному светло и уютно. Супруга Степана Степаныча Елизавета Михайловна была хозяйкой радушной и приветливой. Брандмейстер был женат вторым браком – первая его жена скончалась от чахотки много лет назад, не оставив ему наследников. Зато Елизавета родила ему сына Семёна, что служил офицером в Москве, и дочку Ольгу, в которой отец души не чаял.

Войдя в залу, Мартынов прежде опасливо покосился на стоявший на комоде канделябр и, убедившись, что расстояние до подсвечника весьма приличное, со всей своей учтивостью поклонился хозяевам.

– А вот и Николай Алексеич, голубчик Вы наш, – распростёр свои объятия навстречу гостю Степан Степанович. – Оленька, голубушка, спускайся к нам – ужинать будем.

Ольга появилась на лестнице, ведущей на второй этаж дома, в нежном розовом платье, облегавшем её тоненький стан, с пышными рукавами и юбкой. Волосы её были всё также сплетены в тугую косу и открывали правильное, без изъянов, совсем ещё юное лицо с чуть вздёрнутым носиком, тонкими подведёнными бровями и маленькими пухлыми губами. На этот раз Мартынов оказался проворнее и первым поклонился Ольге, не опуская, между тем, глаз, залюбовавшись явлением самого природного совершенства.

За ужином Бодров много шутил, подливая себе и Мартынову вина, и рассказывал весёлые пожарные истории, ожидая к ним живого интереса от дочери и Николая.

– Это при батюшке твоём было, Коленька, – завёл очередную, то ли быль, то ли байку, хозяин. – Тушили мы дом одного мещанина, а там котов видимо-невидимо. Вроде в самый огонь воду льёшь, а оттуда непременно кот выскакивает. И все они чёрные, как один. Бойцы наши уж и трубы побросали, крестятся, испуг их взял не на шутку. Мещанин тот божится, что не его это твари кошачьи. Мол, сам не ведаю, откуда они взялись. А соседи, возьми да подлей масла в огонь: мол, жена у мещанина – колдунья! Ворожит с утра до ночи. Ну, наши —то неучи ни в какую тушить не хотят. Насилу заставил.

– Батюшка, ну полно Вам, – мягко остановила отца Ольга. – Вот Николаю Алексееичу вовсе неинтересно Вас слушать, наверное. Он молчит всё больше.

Мартынов отложил прибор.

– Батюшка Ваш мне вместо отца нынче стал, – учтиво ответил Николай. – А поэтому к слову его прислушиваюсь, как к родительскому. Вы уж не обессудьте, Ольга Степановна.

Ольга поглядела на Мартынова своими небесными глазами. Николай почувствовал, что его будто вмиг окутало благодарным теплом самого Олиного сердца. Она исподволь бросала осторожные взгляды на Николая. Ольга ещё пыталась понять, тот ли он на самом деле, показавшийся ей настоящим, со скрытой силой и надёжностью во всём, или надел для неё эту хитрую маску…

С началом зимы в крае закуролесили метели, заметая следы неприбранных осенних пиршеств с их сорванной и брошенной наземь листвой, с не высохшими до дна лужами и с причудливо застывшими на морозе грязными дорогами. Словно гости, пришедшие погостить к богатому солнечному сентябрю с его урожаями, разноцветьем листьев и ночными прохладами для прогулок, не расходились, разоряя его постепенно, оставив, в конце концов, лишь пустоту и потускневшие осколки праздника во всём доме.

В части топилась печь, и короткими вечерами пожарные латали рукава, готовили зимние водоливные трубы. В декабрьский день, когда случился пожар у купца Харламова, недалеко от архиерейского дома, мороз был страшный. Прибыв к горевшему дому, бойцы, взявшись за рукава, обнаружили, что те стали каменными. Не успев просохнуть от воды, они стояли колом. А когда всё же подали воду, то рукава начали лопаться, направляя водяные струи в разные стороны.

– Что ж за беда такая, – пытаясь хоть как-то наладить дело, суетился Мартынов, сам в окаменевшей на морозе робе. – Братцы, хоть вёдрами, но загасим – иначе никак!

Спустя три часа, измотанные вконец пожарные, потушив дом, вернулись в часть. Одежду можно было рубить топорами. Дорофеич, чуть не приморозившийся в этот день к насосу, напрочь отморозил пальцы на правой руке. В тепле они так и не начинали болеть, а поэтому помощник Петров немедля послал за лекарем.

– Худо дело у тебя, – осмотрев руку Дорофеича, сказал лекарь. – Как бы отрезать не пришлось.

– Да как же это, – взмолился тот. – Что ж я за пожарный без руки буду?

– Погоди раньше времени. – Доктор наложил повязку с мазью и ушёл.

Дорофеич стал смурным, ни с кем из товарищей не заговаривал, как бы они ни пытались поддержать его. Будто почуяв неладное, к Макару прильнул кот Кузьма. Пожарный поднял его здоровой рукой себе на колени, и они просидели так целый вечер…