Артур Аршакуни - Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга вторая

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее.

Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь,

то он был бы отвергнут с презрением 15 15 Сол., 8, 7. .

Ииссах прошел по дороге несколько шагов, а потом внезапно повернулся, сам не зная почему, и крикнул:

– Эй, Мирра!

Песня смолкла. Мирра вскочила на ноги.

– Что?

– До свиданья!

Ииссах бегом скрылся за поворотом.

* * *

– Ну и холодина! Эй, фракиец, ты еще жив?

Пантера приподнялся на локте, осматриваясь. Взялся за кувшин, перевернул, потряс его и с отвращением отбросил в сторону.

– Вот так всегда… Тит, эти иудейские пески и камни начинаются в моей пересохшей глотке!

Тит, проснувшись, тоже сел, моргая распухшими глазами, потом огляделся.

– А где Бибул?

Пантера вскочил, шагнул за скалу, вернулся.

– Действительно. Эй, Бибул! Куда мог провалиться этот цыпленок?

Приятели быстро оделись, поеживаясь от холода. Берег был уже скрыт в тени скалы, и только вершины деревьев еще освещались заходящим солнцем.

– Давай, приятель, пошевеливайся, сегодняшнее дежурство окончено, – Пантера швырнул в кусты кувшин и корзину. – Бибул!

– Может, он струсил и сам вернулся в казарму? – спросил Тит.

– С него станется… Бибул! Ну погоди, щенок! Ладно, идем, времени нет.

* * *

Поравнявшись с первыми домами Назиры, Ииссах невольно ускорил шаги. Солнце уже село, и вокруг разлились спокойные усталые сумерки. Ииссах повернул к дому и застыл, как вкопанный.

Солдат! Римский солдат!

Долговязый воин в короткой тунике с гребенчатым петушиным шлемом на голове расспрашивал о чем-то пожилую женщину, испуганно закрывавшую лицо накидкой. Ииссах узнал соседку, Фамарь, жену Ал Аафея, владельца ненавистных овец. Она что-то ответила воину, потом показала рукой направление. Римлянин быстрыми шагами пошел в сторону родника.

Ииссах, облегченно вздохнув, дождался, пока долговязая нескладная фигура не скрылась из глаз, и быстро проскользнул в ворота дома.

– Ииссах, сын мой, где ты был? – старый Иошаат, кряхтя, подошел к нему, опираясь на суковатую палку. – Брат твой сбился с ног, пригоняя овец. Посмотри на него, усталого!

Ииссах встретил взгляд Осия и выдержал его. Потом снова взглянул на Иошаата.

– Вот, я посмотрел.

В дверях дома показалась Суламитт с медным подносом в руках, волосы по-хозяйски перехвачены алой лентой.

– Явился, – сказала она укоризненно, – а теперь ты потребуешь накормить тебя.

Ииссах почувствовал прилив глухого раздражения.

Каждый день одно и то же.

– Не корми, – сказал он, – я найду себе другую пищу.

– Не ссорьтесь, чада мои, – Иошаат направился к очагу, сел и протянул к огню дрожащие руки. – Дождитесь матери, тогда мы начнем вечернюю трапезу.

– А где она?

– Пошла за водой, заботливая мать, чтобы тебе умыться по возвращении, – Иошаат укоризненно кивал головой, не отводя глаз от языков пламени.

Ииссах оглядел всех. Они занялись своими делами, не обращая на него внимания.

Пошла за водой.

Ииссах сел на скамью, потом снова встал.

Туда же пошел долговязый римский солдат.

Он заходил по двору, сел, снова встал, направился к воротам.

– Ииссах, – Иошаат протянул к нему дрожащие морщинистые руки, – куда ты, что случилось?

Ииссах постоял, держась за засов ворот, потом вернулся, сел и снова оглядел всех.

– Ничего, – сказал он, – ничего не случилось.

* * *

Дойдя спорым походным шагом до лагеря, Пантера и Тит направились к своей палатке. Опцион Луций Нигр уже ждал их у входа. Сегодня держался он, несмотря на свой маленький рост, надменно и сухо. И только широкие, будто вывернутые наружу, подрагивающие ноздри выдавали в этом суровом начальнике азартного игрока в кости, а цвет могучего носа напоминал о тайной любви его к другой игре, которую можно назвать игрой в кувшин.

Пантера, подойдя к опциону, начал рапорт о прошедшем дежурстве. Луций Нигр взмахом руки остановил его.

– Оставь свое красноречие девкам, Пантера, – сказал он. – Я знаю, что во время твоего дежурства происшествий не бывает. Все в порядке?

– Да, – сказал Пантера, – если не считать того, что я жажду отыграть у тебя свой вчерашний проигрыш.

– Владеть мечом ты умеешь, – засмеялся Луций Нигр, – но бросать кости тебе еще учиться и учиться.

Пантера направился в палатку, сопровождаемый повеселевшим Титом.

– Да, кстати, – окликнул его Луций Нигр, – а где твой Бибул? Вы же втроем несли дежурство.

– Бибул? – Пантера изобразил на лице искреннее удивление. – Разве он не в палатке?

– Нет, он не вернулся еще, хотя я ждал вас троих, – Луций Нигр покачал головой, присматриваясь в Пантере. – Скажи мне откровенно…

– Как всегда, командир, – Пантера вытянулся, как на параде, и выпятил грудь.

– Брось кривляться, ты же мой помощник, контубернал! – Луций Нигр досадливо поморщился. – Скажи мне откровенно, все в порядке?

– Все в порядке, – сказал Пантера.

– И ничего не случилось?

– Ничего, – сказал Пантера.

* * *

Бибул быстрыми шагами спускался по тропе. Внизу мелькнула белая накидка. Бибул спрятался за камень и осторожно выглянул.

Она одна!

Мириам, подставив под журчащую струйку кувшин, прошла вниз по течению, где камень перегородил путь воде, образовав небольшую запруду. Она села на камень у самой воды, омыла лицо, посидела немного, задумчиво зачерпывая воду ладонью. Потом опустила в воду ноги, засмеялась по-детски и, подняв подол, ступила в воду. Бибул замер, задохнувшись. Точные, лаконичные линии смуглых нагих ног над быстрым течением, обрисовав лодыжки и колени, царственно расходились затем, образуя головокружительную лиру бедер. Бибул вытер рот тыльной стороной ладони. По лбу зазмеилась вздутая бешеным сердцем, черная в сумерках вена.

Молокосос?

Бибул сделал резкий выдох и закусил губу. Затем он вышел из-за укрытия и, перепрыгивая через камни, побежал по тропе вниз к роднику.

* * *

– Ворье поганое!

Ночную тишину, нарушаемую лишь похрапыванием и бормотанием спящих, взорвал вопль Пантеры.

– Кто посмел дотронуться до моей одежды?

Солдаты просыпались, недоуменно тараща глаза в полумрак палатки.

Привлеченный воплям часовой вошел с факелом в руке. По пологу заплясали тени поднимающихся людей.

Солдаты обступили Пантеру полукругом. Полог палатки откинулся, пропуская Луция Нигра, который недовольно щурил глаза в неровном свете чадящего факела.

– В чем дело, Пантера? Что за вопли среди ночи? Всему лагерю спать не даете!

– Иди спать, Луций Нигр, – отмахнулся от него Пантера, – если ты не желаешь видеть дальше своего носа.

Луций Нигр заворчал было насчет хромающей в контубернии дисциплины, но голоса остальных заглушили его.