Лора Деренская - Идеальный полёт

Держа на руках девятимесячную дочку, Саша с презрением наблюдала за его приготовлениями. «И как меня угораздило выйти замуж за эту обезьяну? Потому что песни романтические под гитару пел? Немногословность я за ум приняла. А ему просто сказать было нечего, потому что недалекий. Чужие аккорды, чужие куплеты… Мне замуж хотелось во что бы то ни стало, от одиночества, видимо, и одурела. Думала: двадцать пять, почти старуха. Да и комнату отдельную обещали… Сама во всем виновата», – вздохнула она и в который раз предприняла попытку пристыдить мужа.

– Хоть бы подошел к ребенку, сказал что-нибудь. Вон как Анюта смотрит на тебя. Она ведь тебя, считай, не знает.

Он взглянул на дочку, улыбнулся ей.

– Аня, Анечка! Иди к папе…

Стоило ему сказать эти слова, как девочка потянулась к отцу, стала отталкиваться ножками от маминых коленок, выпрыгивать у нее из рук. Юрий взял ее, присадил себе на локоть и, умело придерживая за спинку, начал шептать что-то ласковое, нежно поцеловал в лобик. Анечка внимательно его разглядывала, улыбалась беззубым ртом и хватала за нос. На руках у отца ей явно нравилось.

Зная, что муж опять пропадет на весь вечер, Саша сказала:

– Сходи на молочную кухню, творожок кончился, бутылочек тоже не осталось.

– Самой надо было сбегать. Я, между прочим, с работы, а ты целыми днями ничего не делаешь.

Отговорка прозвучала фальшиво. Отправляться неизвестно куда у него силы имеются…

Сжав губы, Саша процедила:

– Мы утром в детскую поликлинику ходили на взвешивание. Думаешь, легко вверх-вниз по сопкам с коляской, а потом ее и ребенка на пятый этаж пешком?

– А чего пешком-то? – небрежно бросил муж.

– Так вьетнамцы опять лифт сломали.

С конца восьмидесятых в общежитии жили вьетнамцы – целый табор, в основном девушки-коротышки, все на одно лицо. Специально для них девятый этаж отремонтировали, ванные новым кафелем отделали, мебель приличную поставили. Они работали на фабрике, питались вскладчину одним рисом и также вскладчину скупали мелкую и крупную бытовую технику и отправляли к себе на родину. Остальным обитателям общежития такое соседство не слишком нравилось. Мало того, что условия для граждан дружественного Вьетнама особые, мало того, что девушки скандалы и драки устраивают, деля своих парней, – так еще и лифт по их вине ломается то и дело. То стиральную машину туда впихнут, то холодильник. Во время товарного дефицита вьетнамцам было нечего посылать на родину, но теперь они опять зашевелились. Вернувшись с дочкой из поликлиники, Саша наблюдала, как пять мелкорослых азиаток дружно заталкивают холодильник в лифт. Втиснули кое-как, но он не поехал, так и остался на первом этаже.

Юрий равнодушно пожал плечами. Он явно не собирался менять планы на вечер.

Саше хотелось плакать от обиды, но не позволяла гордость и злость.

Она очень изменилась за последние месяцы, похудела и осунулась. Аппетит отсутствовал, к тому же хроническое недосыпание и бесконечные заботы о доме и маленьком ребенке истощили ее организм. Муж ни в чем не помогал, не жалел жену и не интересовался ребенком. Саша чувствовала себя усталой и больной, и душа ее тоже была больна – больна от одиночества.

– Мы тебе не нужны. Уходи к одной из своих заразных помоек и живи там! – со злостью сказала Александра, протягивая руки, чтобы взять дочку.

– Тебе надо, ты и уходи, – бросил Юрий и, не дав Аню жене, усадил ее в кроватку.

– Куда я пойду, с ребенком?

Он как будто не услышал.

– Хорошо, – нахмурилась Саша, – я вернусь домой. Только купи мне билет на самолет и заплати половину за все, что здесь есть.

– У меня нет денег, – последовал ответ.

Сашу он не устраивал.

– Можно все продать и деньги поделить.

– Еще чего! – скривился Юрий. – Да я лучше мебель топором порублю, чем тебе отдам!

– Ничтожество, – процедила сквозь зубы Александра. – Забыл, на чьи деньги она куплена? Я всегда больше тебя зарабатывала!

Юрий Виват ушел, а она без сил рухнула на диван.

Все, конец иллюзиям. По-человечески разойтись не удастся. Значит, придется бежать тайком, бежать без оглядки, а там будь что будет. Как жаль, что отца больше нет…

Владимиру Кузьмичу не было суждено увидеть внучку Аню. Он умер от обширного инфаркта за шесть месяцев до ее рождения, поднимаясь по лестнице к себе домой. Прошло уже больше года, но Саша помнила то горькое время, как будто это было вчера.

– Если бы работал лифт, может, избежал бы Володя смерти, – задумчиво сказала Елизавета, чиркнула спичкой и поставила чайник на газ.

– Не знаю, мам. Если бы он не пил… – Саша пальцами вытирала слезы под глазами. Натянутые отношения с мужем и беременность казались ей мелочью по сравнению с нелепой, ранней смертью отца.

– Никогда не прощу эту татарку с третьего из крайней квартиры. Он ведь стучал к ней, просил скорую вызвать. Так и умер там под дверью. Как собака, – с дрожью в голосе выговорила Лиза, теперь уже вдова. – Хороший он был, всем помогал, а ему никто не помог, когда он умирал. И юбилей никуда не годно прошел, потому что не хотел он отмечать свое пятидесятилетие. Как чувствовал, – она зарыдала, закрыв лицо руками.

– Мам, не плачь, пожалуйста. Мне и так плохо. Мамочка, ну прошу тебя! – Саша сама была готова завыть как белуга. – Нина-то что говорит?

– Молчит, – прогнусавила Лиза. Она шмыгала носом, всхлипывая, вытирала красные глаза носовым платком. Саша, комок нервов, затушила под краном сигарету.

– Как жить-то теперь?

– Вот уедешь, мы с Ниной вдвоем останемся.

– У вас бабушка еще есть, а я звонить буду, – она ощущала озноб в теле. Потом представила, как вернется на Дальний Восток в свое одиночество.

Чайник закипел. Саша налила маме и себе чай, зажала горячий стакан в ладошках, пытаясь согреть холодные руки.

– Ты-то как себя чувствуешь? Еще и куришь. Странно, что Юра тебя одну отпустил в твоем положении, – как будто прочла ее мысли Елизавета Васильевна.

– Они, грузчики, очень занятые люди! Да и зачем он здесь в такую минуту, – дочь вздохнула. – Жаль, что папа не знал про меня.

– Знал он, Саша, знал! Лида ему по телефону твой секрет выдала. Как он был рад, даже счастлив стать дедушкой.

Саша опять вздохнула, но теперь с долей облегчения, представив своего папу живым и улыбающимся.

Декабрь тысяча девятьсот девяностого выдался на Урале морозным. Дефицитный бензин для ритуального автобуса достали через знакомых. Ящик водки на поминки купили по талону, который можно было получить для особых случаев.

На похороны пришли сестра Лира с мужем, соседи, коллеги по работе, общие знакомые. Саша поглядывала на прилетевшего из Ленинграда брата отца, Виктора. Он и отец действительно были очень похожи. Казалось, папа не умер, а стоит вот тут рядом с Ниной. Шестнадцатилетняя сестра так громко рыдает, что ее пытаются вывести на улицу. Отец лежит в гробу как живой. Умело нанесенный грим превратил мертвое лицо в молодое и свежее, но Саша все равно не смогла его поцеловать, в последний раз прощаясь у гроба. Ей было жутко. Она никогда до этого не видела мертвецов.