М. Джалак - Левентик

– Хреново.

– Прорвёмся, – изрёк воронид.

– Тебе легко говорить, – сказал я. – Может, отправишься дальше и заглянешь к некроманту?

– Не обижай меня такими предложениями.

Я воспользовался тем, что магия временно ушла, и принялся горланить песни.

– Станешь так драть глотку – охрипнешь, и пиши пропало, – прокомментировал Карак две песни спустя.

– Непременно, – огрызнулся я. Уже стемнело, а наверху и без того было достаточно свежо. Потом извинился и снова озабоченно посмотрел вниз – никаких новых путей за это время, конечно, не появилось.

С опозданием я понял, что держаться за дерево всю ночь не сумею, и с величайшей осторожностью начал распускать пояс, чтобы им привязаться. Положение ухудшалось тем, что действовать приходилось на ощупь – а попробуй, ошибись! Это могло стоить жизни.

Лучший друг молча следил за моими усилиями – видел гораздо лучше меня, и когда я затянул крепкий узел, произнёс:

– Утром я проверю, как можно отсюда выбраться.

Я кивнул, удобно вытирая рукавом испарину: буду рад.

Вот так вися между небом и землёй, я напоминал себе о резервах организма. Главное только самому в это поверить… Надо было воспользоваться моментом, как путник в той притче – наверху свирепый хищник, внизу острые скалы, но посередине-то растут ягоды. Ягод здесь я не нашёл, зато время ночи стояло не слишком тёмное, можно было осмотреться и, возможно, найти какую-то идею или деталь для будущего рисунка. Пока я помолился о том, чтобы благополучно пережить ночь.

Горная река срывалась с уступа на противоположном краю долины, образуя водопад. Над ним дрожал туман. Тёмно-розовый Мбаламар зловеще усмехался из-за горной вершины Левая Голова над перевалом, зеленоватый Чант подмигивал ближе к бухте. Мы, скорее всего, находились в районе Правой Головы – второй вершины-близнеца. Здесь кости земли не так сильно выступали наружу – эти горы были старыми и разрушенными, высота небольшая. Надо добавить, что пики, хребты и тому подобное часто носили весьма странные или смешные названия. Те же Две Головы или Каменное Ухо.

По тёмно-синему небу были распылены миллиарды светящихся точек, как песчинки и побольше, складывающиеся в созвездия и целые системы. Стеклянно-спокойное море удваивало их количество. Вдоль горизонта расположились несколько звёзд, горевших в темноте чуть сильнее других. Я щурился на них, пытаясь понять происхождение – это мог быть Морской Змей, но с тем же успехом – нактоузные огни судов, занимавшихся ночным ловом. Кучкой бисера мерцали огоньки селения в долине на побережье – утром нам туда.

Чувствуя, как холод мало-помалу добирается до костей, я всё-таки смог забыться неглубоким сном. Проснулся от того, что окончательно продрог, и стал коротать время, гадая, заболею я или не заболею.

Пресловутые ягоды заметил не сразу – они были зацеплены черенками за сучок и вряд ли здесь так и росли.

– Карак, – позвал я. Горло было сухим и першило. – Эй, Карак!

Тот вынул голову из-под крыла и поприветствовал:

– С добрым утром, Тала.

– Не очень-то оно доброе, – хрестоматийно ответил я.

– Ты как, приятель? Сила ещё не вернулась? – спросил Карак и с видимым наслаждением потянулся – я слегка ему позавидовал, что не могу сделать того же самого.

Я вслушался в себя.

– Нет. А это что?

– Ягоды, брат, – сказал он, подчёркивая очевидное.

Я благодарно взглянул на рафи и осторожно забрал его добычу. В условиях отсутствия завтрака это бесценно.

Мы продолжили сидеть на верхотуре. Доев добытые товарищем ягоды, я до звона в голове сосредотачивался, пытаясь уловить первые признаки силы и посматривая вниз. Такие скалы, ой… Не будь у любого карамати даже такой жалкой способности к левитации, Караку пришлось бы звать кого-нибудь на помощь.

Наконец ожидания были вознаграждены – почувствовал, как сила возвращается в тело, наполняя его до краёв, растворяясь в жилах и пропитывая каждую клетку. Это принесло успокоение, учитывая то, что я впервые в жизни так надолго лишился дара.

– Карак, я готов! – Стоило объявить об этом, как меня тут же скрутил кашель.

– Значит, поехали. – Карак решил помочь мне найти дорогу и при этом остаться целым и невредимым.

Попробовав крылья, он тяжело, точно ныряя или падая, снялся с ветки, и мы, как часто бывало, не сговариваясь, активировали рафи-связь.

Мозги и разум карамати приспособлены к чуждым ощущениям и монокулярному зрению воронидов настолько, насколько это возможно, также как и разум гадугаров к восприятию человека – мозг у каждого правильно и приемлемо обрабатывал поступающие сигналы, не грозя свести обоих рафи с ума.

Ворониды так отличались от нас, что и представить-то сложно. Взять хотя бы то, что люди не летают. Мой же друг делал это естественно и не задумываясь, научившись в детстве. Как я – ходить.

Здесь связь приходилась очень кстати.

Некоторые так и не могут привыкнуть чувствовать себя птицей, но когда ветер берёт тебя на руки, крылья надёжно несут, кому-то, как мне, не просто начинает нравиться, а становится мечтой – вот если бы люди летали…

Карак устанавливал связь, когда я рисовал, и заворожённо следил за моими руками – полагал, что у меня под пальцами рождается подлинное чудо. Сидел он тихо, не мешая и, казалось, боясь пошевелиться, пока на плоском листе бумаги появлялся новый мир.

Как я его понимал… У меня – не то тело, у него – не та моторика.

Вместе с воронидом я летел к океану, наблюдая сразу две картины – каждым глазом – и не испытывая неудобств. Напротив, мне казалось, что так и надо. Мир был огромным, а небо бесконечным.

Рассвет наполнил собой залив, вызолотил редкие облака и песчаную косу, луны над скалами бледнели и таяли, медленно заканчивая прохождение и делаясь полупрозрачными. На берегу уже были развёрнуты полотнища, на которых движущиеся тут и там крохотные фигурки людей раскладывали рыбу для вяления.

Одинокая чайка возвращалась к воде, так тяжело и устало взмахивая длинными крыльями, точно они ей мешали. Я на чужих, ощущаемых, как свои, стремительно проплыл над ней – как мелькнула серебристо-белая полоса. Другие чайки ускользали в сторону, завидев воронида, и старались держаться подальше – когда человек идёт по лесу, обезьяны предпочитают наблюдать издалека.

Карак щадил мой человеческий вестибулярный аппарат – никаких кувырков через голову и полётов животом вверх, поскольку сейчас было не время глупо шутить. Друг предпочитал дать мне насладиться моментом.

Наконец в правом глазу расцвели и поплыли серо-синие полупрозрачные пятна – это Карак старался определить стороны света. Далеко внизу на северо-востоке показался городок – скопление домиков, наша цель на сегодня. Карак ещё раз развернулся по направлению к горам, потом к бухте, давая мне сориентироваться, после чего свернул связь.