Владилен Елеонский - Ван Тхо – сын партизана. Воспоминания морского пехотинца США о вьетнамской войне

– Врешь, желтая морда! Никогда не поверю, что в этих болотах можно прожить без гашиша. Где мальчик?

– Какой мальсик?

– Шустрый! Из соседней деревни. У него есть собачонка, забавная такая, лохматая, маленькая, и бросается на чужих, словно тигр.

– Не снаю, не снаю сдесь никаких мальсиков!

Старик продолжал кланяться и непрестанно твердил Нудсу, что если он не будет лечить свою рану его травой, она загноится и заразит кровь. Так продолжалось довольно долго.

Затем Нудс принялся долбить старика вопросами, а старик в ответ только отрицательно качал головой и твердил, что рана у Нудса очень нехорошая, а мальчика он не видел, и никто ему о нем не рассказывал. О партизанах ничего не слышал, рис, да, рис, вот его главная забота, он целыми днями торчит на поле, а урожай маленький, и бывает, что кроме травы совсем нечего есть, рис – его спасение, и ничего такого, что могло бы заинтересовать уважаемых американских солдат, он не знает.

Солнце скрылось за верхушками деревьев, пора было снова думать о ночлеге, мы все озябли, стоя по колено в воде, и всем, кроме Нудса, вся эта канитель порядком надоела. Наконец, он оставил старика в покое, и мы двинулись дальше, ища какой-нибудь продуваемый взгорок, где огромные как лошади комары не так досаждали бы нам.

Когда мы вновь углубились в лесные заросли, Нудс вдруг остановился и отправил одного из бойцов проследить за стариком. Вскоре тот вернулся и сообщил, что старик спрятал свою мотыгу и чуть ли не бегом поспешил куда-то.

– Наверное, к своей старухе.

– К старухе? – Глаза Нудса налились кровью как у быка на испанской корриде. – Остолоп! Ты посмотри на карту, здесь в радиусе семи миль нет ни одной деревни.

Нудс приказал снайперу взять винтовку с оптическим прицелом, забраться на дерево и застрелить старика.

– Я не буду этого делать, сэр.

Таков был неожиданный ответ. Нашего командира едва кондрашка не хватила.

– Почему?

– Я – ортодоксальный христианин, и совесть запрещает мне убивать мирных жителей.

Нудс побелел и сжал свои огромные кулаки так, что громко хрустнули суставы.

– Где это, интересно, твоя христианская совесть увидела здесь мирных жителей? Старик наверняка связной, и если сейчас он сообщит партизанам, где мы находимся, тебе придется молить твоего ортодоксального бога, чтобы «чарли» одним махом перерезали твое красивое горло вместо того, чтобы со смаком неспешно насаживать тебя на кол, медленно выпуская твои правоверные кишки на землю, чтобы ты вначале сошел с ума, и только потом, наконец, сдох!

Снайпер весь побагровел от переживаний, однако упорно стоял на своем, – стрелять в спину безоружного мирного жителя он не будет. Нудс буквально вырвал винтовку у него из рук и, бормоча отборные ругательства и невзирая на рану, сам полез на дерево.

– Ты думаешь, так твою, что если я сделаю за тебя твою работу, то твой бог ниспошлет на тебя благодать? Как бы не так. Вместе будем гореть в аду!

В следующую минуту раздался выстрел. Нудс спустился на землю и вдруг, стиснув зубы, приставил дуло винтовки к виску снайпера.

– Я снес старику его гнилую тыкву, а теперь к чертям собачьим снесу твою!..

Курок был взведен, и Нудс, кажется, не шутил, однако в следующий миг он пошатнулся и упал бы, если бы я не поддержал его. После лазания по грубым извилистым ветвям его рана стала сильно кровоточить, и он едва не потерял сознание.

Искать какой-нибудь взгорок, как мы делали в прошлую ночь, было поздно, сгущались сумерки, и на небе зажглись первые звезды. Я заметил на краю рисового поля старые покосившиеся бамбуковые щиты, наверное, когда-то они защищали рис от диких кабанов, а теперь во многих местах сгнили, образовав обширные прорехи. Я приказал отодрать щиты от столбов и разместить их в кронах низкорослых раскидистых деревьев, которых в этих зарослях было предостаточно, и закрепить края щитов лианами.

Когда все было готово, мы поднялись на щиты, оказавшись в относительной безопасности. По крайней мере, диким хищникам нас стало гораздо сложнее достать, а что касается зверей двуногих, здесь главное было услышать их издалека, самим издавая как можно меньше шума.

Нудса стала бить страшная лихорадка, и я неотлучно сидел рядом с ним.

– Проклятый старик! – непрестанно шептал он. – Это он накаркал беду.

Затем он стал бредить, время от времени выкрикивая какие-то бессмысленные фразы, и я, чувствуя, что дело плохо, сделал ему компресс из той самой травы, которую дал старик. Эту горсть Нудс небрежно сунул мне, хорошо, что не выбросил, а я ее сберег.

Всю ночь я, не смыкая глаз, наблюдал за состоянием командира. Под утро бред закончился, он уснул, и я тоже провалился в забытье, не уснул, а именно провалился.

Спал я настолько крепко, что не заметил, как поднялось солнце. Меня разбудил Нудс. Он выглядел сильно осунувшимся и изможденным, глаза сухо блестели, однако температуры не было, и приступы лихорадки оставили его совершенно.

– Слабость прошла, Хоткинс, и голова совсем ясная, как в детстве. Неужели проклятая стариковская трава спасла мне жизнь? Никогда не поверю!

– Зря ты его убил.

– Зря?.. У нас, между прочим, господин пацифист, пропала снайперская винтовка.

– Как пропала?

– Снайпер лег с ней как с любимой девушкой, а утром обнаружил, что девушка ушла.

– Куда она могла уйти?

– Я приказал обыскать старика, он лежал готовый без своей глупой башки на дальнем конце своего поля, ребята пошли туда, однако ни головы, ни тела нигде не обнаружили. У меня такое ощущение, что за нами следят. По крайней мере старик точно следил. Ребята обнаружили что-то вроде большого плетеного тайника с мотыгами и еще какой-то ерундой, он был прикрыт сухим тростником на краю его поля.

– Зачем тайно хранить мотыги?

– Среди мотыг и прочего хлама они нашли вот что.

Нудс показал мне бинокль радиста. Это была превосходная швейцарская оптика с германскими цейсовскими стеклами. Я с удивлением уставился на неожиданную находку.

– Чего застыл как истукан? Вот тебе и зря! Нет, Хоткинс, не зря. Проклятый старик, седой вьетнамский лис, ночью пробрался к нам, забрал бинокль из ранца радиста и пустил ему в вещи ужа, которого по пути поймал на своем поле, здесь их, оказывается, просто уйма. Впервые в жизни увидев живую змею, наш милый парень надолго утратил способность улыбаться и напрочь забыл о том, что у него вообще был бинокль. Вспомнил только тогда, когда ребята показали ему свою находку. Все это время старикан наблюдал за нами в наш бинокль!

Я, наконец, очнулся от утренней дремы. Состояние было такое, словно мне удалось с трудом вынырнуть из воды.

– Так что выходит – мы в западне? Кстати, я давно предупреждал тебя, но ты словно оглох! Как можно без поддержки с воздуха и без связи затевать что-то?! Брось играть с огнем, пока не поздно!