Леонид Корычев - Отступники

– Кобелёк, Скот зовёт в кино через час.

– А что там идёт? – поинтересовался друг.

– А какая разница?

– И то верно. – Наши диалоги вообще либо содержали в себе тонны желчи, либо велись образцово лаконично.

– Безымянная, ты с нами? – на этот раз я сам посмотрел ей в глаза.

– Да.

Последовавший за этим разговор не несёт в себе ни литературной ценности, ни особой смысловой нагрузки. Друг, снедаемый любопытством, пытался узнать о причинах появления у меня на кухне необычной гостьи и обо всём с этим связанным. Это ему не удавалось, во-первых, из-за ограниченности моих знаний по сути дела, во-вторых, из-за неразговорчивости Безымянной в отношении всего, что было связано с личной биографией.

Безымянная в основном вела себя так, будто никто, помимо неё, на кухне не присутствовал, изредка, впрочем, снисходя до односложных ответов. Таская со стола угощения, она искоса поглядывала на две, сидящие неподалёку мужские особи.

Особи не теряли времени даром, а решали важные стратегические задачи. Например, Кобельку совершенно невыносимым виделось пребывание в застенках зала без горячительных напитков. Его желание крепло каждую минуту, и вскоре мне стало очевидно, что без горячительных напитков ему невыносимо пребывание где бы то ни было в принципе.

Наступил один из тех моментов, о которых я ранее упоминал. Началась трагедия и ужасная пытка. Друг ну никак не мог решить, бежать ли ему за чем-то прямо сейчас, дождаться Скота и купить по пути или же определиться в кинотеатре. Он порывался, в ту же секунду одёргивался, неоднократно спрашивал совета, заворачивая один и тот же вопрос в разные формулировки, он вскакивал, а через мгновение уже опадал, подходил к окну, закуривал, пылко распространялся о грядущем веселье.

Скот прибыл к нам быстрее, чем Кобелёк успел распутать свой клубок откуда ни возьмись выскочивших осложнений. Квартира мгновенно наполнилась беспокойной суетой. В коридоре возникла толчея, из-за неё я проморгал момент, когда Безымянная успела обуться. Она первая выскочила из квартиры, через несколько минут мы воссоединились внизу. На ней уже были надеты весьма изящные босоножки.

За эти несколько минут Скот и Кобелёк активно делились друг с другом впечатлениями о Безымянной. Людям с очень разными взглядами на жизнь это было необычайно тяжело. Если рассматривать их восприятие мира на примере любого крупного события, например, грандиозного научного открытия, то Кобелёк, действительно восторгаясь прогрессом науки, способным, допустим, в обозримом будущем сделать доступными для человечества иные миры, не приминёт интерпретировать его на свой лад. Ему будут грезиться райские планеты, по какой-то причине населённые только обнажёнными женщинами.

Скот же, абсолютно не интересуясь ни самим открытием, ни горизонтами, благодаря нему открывшимися, станет педантично допытываться, а какой галстук был на учёном в момент открытия? А что он съел на завтрак? А с какой ноги он встал? Начался ли его день с почёсывания уха или лба? Какой звук издаёт сигнализация его машины? Сколько этажей в его доме? Любит ли он скакать на одной ноге и хлопать в ладоши? И, наконец, самое для Скота важное, сколько раз в день он посещает клозет по тем или иным причинам? Скота удовлетворил бы только самый доскональный отчёт.

Диалог Скота и Кобелька всегда иссякал через пару минут вместе с терпением последнего. «Ну ты и придурок», – исключительно не злобно, а скорее ошарашенно, в сердцах говорил Кобелёк, махал рукой и отворачивался.

– А может быть, позовём Альбатроса? – Обратился Кобелёк ко мне, закрывавшему в то мгновение квартиру.

– Соберём всех крипов окрестности? Пожалуй, можно. – Сперва Кобелёк, потом Скот, а теперь ещё и Альбатрос. Зоопарк на гастролях, где у каждого своя исключительная роль. Моя – старого, ворчливого, вечно недовольного сторожа. – Звони ему, скажи, что сейчас за ним заедем.

Биографии каждого отдельно взятого жителя планеты довольно схожи. Все когда-то родились, кое-как воспитывались, худо-бедно самообразовались, в основном женились или вышли замуж, пополнили популяцию приматов, да в конце концов преставились. Вырванная из цельной композиции история приобретает черты индивидуальности, делающие жизнеописание отнюдь не таким прямолинейным и очевидным, каким оно представало изначально.

Головокружительные взлёты и стремительные падения Альбатроса, пожалуй, не оставляли никого равнодушным. Талантливый программист и добросовестный работник. Его звезда воссияла довольно рано. Пока мы прожигали жизнь восемнадцатилетними оболтусами, Альбатрос в поте лица зарабатывал свой первоначальный капитал.

Ему был присущ сверхматериальный взгляд на мир да вытекавшая из того железная логика, в свою очередь побочным продуктом которой являлась неуместная упёртость, за которую Альбатрос зачастую расплачивался своим здоровьем. При бесспорной обширности интеллектуального багажа Альбатроса, уровень его социальной адаптации, впрочем, как и житейский опыт оставляли желать лучшего.

Альбатрос Мутант – так мы именовали между собой знакомого программиста. Черты его лица действительно имели сходство с хищной птицей. Слово «мутант» приклеилось чуть позже после недельной истории с роликовыми коньками, главным героем которой Альбатрос и заделался.

Лет семь назад, после долгого перерыва, я снова встал на роликовые коньки. Для этой цели я избрал простую, дешёвую, но довольно удобную пластмассовую модель. Катался я по вечерам в небольшой компании друзей. Решивший приобщиться к нашим вечерним рейсам Альбатрос, никогда не стоявший ни на роликовых, ни на зимних коньках, вопреки всеобщим советам и наставлениям купил себе средство своей погибели, а не увеселения.

Помимо наличия дорогостоящих материалов, модель Альбатроса щеголяла исключительного качества подшипниками, способными разогнать любое тело на ровной поверхности до шестидесяти километров в час от лёгкого дуновения ветерка. Каждый раз, когда Альбатрос надевал своё приобретение на ноги, в моей голове очень громко начинало звучать диско. Оно звучит даже тогда, когда я просто вспоминаю об этом.

Поверьте, корова на льду обладает невыразимой грацией в сравнении с тем, что продемонстировал Альбатрос. Начнём с того, что ему вообще было тяжело встать с лавки, ибо его ноги сами собой начинали разъезжаться в разные стороны со скоростью звука. Потратив полчаса, Альбатрос умудрился встать и к всеобщему ужасу поехть. Процесс езды он не контролировал никак, а только лихорадочно пытался поддерживать равновесие, неистово разбрасывая руками-крыльями в разные стороны. Обычные альбатросы так крыльями не машут, на это способны только альбатросы мутанты!