Надя Бирру - С точки зрения вечности. Sub specie aeternitatis

Марина строго посмотрела на него.

– Ладно, синеглазая, четвёртый корпус, комната 215. Второй разряд по альпинизму, по скалолазанию первый.

Марина недоверчиво покосилась на него.

– Всё? Нужно поставить подпись? Или поклясться на Библии?

– Лучше свечку поставь!

– Штё?

– Что бы тебя с твоими штучками отсюда не выгнали!

– Ну, как тебе пополнение? – спросил Сергей, когда Марина вернулась к ребятам.

– Интеллектом не блещет и, по-моему, старается казаться глупее, чем есть.

– А это возможно? – осведомился Юра, и Марина слегка улыбнулась ему. Видимо, мир был восстановлен.

Тренировка началась и проходила, как обычно, напряжённо, динамично и весело. Только Максим Рудюков, который должен был в тот день проводить разминку, отказался начинать прежде, чем Марина попросит у него прощение. «А то у нас скоро дамский террор установится, понимаете ли! Уже бедное мужское население карабкается в горы, нет, и эти здесь!» Предположение о возможности установления в секции «дамского террора» не на шутку встревожило бдительного Мишу, и Марине пришлось-таки просить прощения. Правда, сделала она это весьма своеобразно:

– Ладно, Максим, извини, – смиренно начала Марина и, выдержав паузу, добавила: – Они уже убежали!

В конце тренировки Миша сделал объявление:

– Народ! В четверг у нас тренировка в зале, а в воскресенье все идём в лыжный поход. Всем взять с собой воду и по бутерброду!

Новость была встречена громким и единодушным: «Ура!»

Проснувшись утром, Марина натянула одеяло по самый подбородок и уставилась в противоположную стену, мечтательно улыбаясь. Так прошло несколько минут. Катя с улыбкой наблюдала за ней, потом, не выдержав, спросила:

– Что это с тобой?

– Ой, Катюш, какой мне сон приснился! Такой приятный, но…

– Ну, расскажи мне.

– Да я не знаю, как рассказать. Там сюжета почти нет никакого, а только одни чувства, но они такие запутанные – и приятные, и мучительные одновременно. Как будто двое любят меня – и они как-то неуловимо похожи, не только внешне, а.… ну, может, как родне братья, не знаю, непонятно. Сначала мы все вместе играем, как дети, прячемся друг от друга, веселимся, и вот почему-то надо расставаться. Тут один из них подходит ко мне, садится рядом на кровать и о чём-то очень меня просит… Это что-то важное, но вот я думаю, думаю, а вспомнить ничего не могу…

– Ну, а второй?

– А?.. А второй просто молча стоит в стороне, мне его во сне очень жалко, и кажется, я его уже знаю или где-то видела, а узнать не могу…

За окном слышались различные звуки пробуждающегося города, в коридоре то и дело хлопали двери и слышались чьи-то неуверенные утренние шаги, а Марина всё лежала, не шевелясь, в прежней позе, словно боялась спугнуть остатки своего загадочного ночного видения. Сосем короткий кусочек сна – ничего определённого, ничего значительного, но он крепко держал в своей власти её пробуждающееся сознание, точно желая передать какое-то важное послание. Зиночка вернулась из умывальника, Катя начала заправлять постель. Пора было начать собираться на учёбу.

– Встаёшь? – обернулась к ней Катерина с ласковой улыбкой. Марина нехотя выбралась из тёплой постели, накинула халат и отправилась чистить зубы. Начался новый трудовой день.

Катя сидела на кровати, поджав под себя ноги. На коленях её лежало вязанье, но она словно забыла о работе. Взгляд её рассеянно скользил по комнате. Марина что-то говорила, но она её почти не слышала – какая-то мысль вертелась в голове, и Катя никак не могла за неё ухватиться. Последнее время она сделалась отчего-то такой рассеянной.

Интересно, понравится ли ему эта комната? Комната вроде бы самая обыкновенная, с привычной для всех комнат обстановкой: три кровати, стол, две тумбочки, заваленные учебниками, Зиночкина полка с игрушками (Зиночка до сих пор заплетает куклам косички и завязывает бантики своему любимцу – леопарду; леопард жёлтый, подарил его Юра, и поэтому он назван Пирожок). Обычная комната, но всё-таки каждый, кто входил в неё, попадал в особый мир. Новички в первые минуты даже открывали рот от удивления и на некоторое время полностью уходили в созерцание. А дело было в том, что стены комнаты были сплошь увешаны рисунками и картинами. Они были разные: большие и маленькие, яркие и мрачные, выполненные маслом, акварелью, цветными карандашами, углем. Здесь было всё: портреты, пейзажи, быстрые зарисовки и какие-то странные цветовые фантазии без определённого сюжета, завораживающие переходами цвета и тени. Экспозиция время от времени изменялась и обновлялась.

Автор этих рисунков Марина Золотилова, лёжа на полу, отыскивала свои кеды, попутно уговаривая Катю:

– Пошли, не пожалеешь. Будешь туту киснуть целый вечер одна, а у нас на тренировках всегда весело. Вот сама увидишь. Пойдём хоть раз!

– Тебе, может быть, и весело, – отозвалась, наконец, Катя, – а я что буду там делать? Сидетв стороне, как бедная родственница?

– Ничего не понимаешь! Я вот на прошлой тренировке новенького записала, Резников какой-то, так он целую тренировку хохотал. У него, правда, по-моему, кого-то дома нет, но всё равно парню было весело, хотя он знать никого не знал, а ты же со мной!

Катя опять впала в глубокую задумчивость, но, когда Марина выбралась из-под кровати, она заметила на Катином лице выражение, в котором одновременно сквозила и решимость, и неуверенность. И она продолжила атаку:

– Ты вот посуди сама: не всё ли равно тебе, в конечном счёте, где сидеть. Можешь даже взять своё вязанье. На здоровье! Только тут тебе всё уже давно известно, а там могут быть всякие неожиданности.

– Например?

– Например, может попасть мячом по голове. Так это же интересно!

Катя неожиданно рассмеялась.

– Что? Уговорила? – обрадовалась Марина.

Катя кивнула.

– Ого! Ну, тогда давай быстрее, а то болтаешь тут и болтаешь, я и так уже опять опаздываю из-за твоих разговоров!

Марина всю дорогу оживлённо рассказывала про свою секцию, а Катя – Катя готовила себя к встрече. Как это будет? Не подумает ли он, чего доброго, что она пришла из-за него? Ну, уж нет! Почему он должен так подумать? Она просто пришла вместе с подругой, а что здесь такого? Конечно, ничего, но он такой странный. Раньше, встречаясь с ним в аудиториях и коридорах, Катя практически его не замечала, хотя не раз слышала от преподавателей о его блестящих способностях, но после того вечера она постоянно чувствует его присутствие. Конечно, это ещё ничего не значит, нечто похожее случалось с ней и раньше, и всё-таки что-то между ними происходит. Вот он после того вечера проходил мимо, как ни в чём ни бывало, а на днях вдруг остановил её на лестнице и спрашивает: «Чего не здороваешься? Забывчивый вы, женщины, народ. Или ваши маленькие головки помнят столько плохого, что ничего хорошего туда уже не вмещается?»