Мария Фомальгаут - Часы, намазанные на хлеб

Хочу сказать, что я этого не знал. Не говорю.

– Ну и вот… я понял… что числовой ряд тоже не бесконечный. Вот скажи мне, какое самое большое число?

– Миллиард.

– А если подумать?

– Не знаю. Триллион какой-нибудь… квинтиллион… не знаю я. А можно в Инете посмотрю?

– А не нужно. Потому что числовая прямая… замыкается на саму себя. Понимаешь? Я тебе скажу, какое самое большое число. Центилион. Единица и шестьсот нулей. А за центилионом следует…

– Центилион один.

– Нет. Минус центилион. Потому что числовая прямая замыкается в кольцо. Сама на себя.

Вежливо киваю.

Старик прихлебывает кофе, испытующе смотрит на меня:

– Похоже на бред сумасшедшего, верно?

– Ну что вы, что вы… я вам верю… числовая прямая замыкается сама на себя… время замыкается само на себя… и события, которые уже были… повторяются…

– Ну, вот видите, вы уже понимать что-то начали…

У меня нет сил сказать, что даже не начинал понимать.

– Парень, ты вот чего в тетради посмотри… там должно быть… измерение минус один… видел?

Листаю тетрадь. До конца. Было же, было же, было…

– А вот. Измерение минус один, минус три…

Старик хмурится.

– Значит, это мне не приснилось.

– Что не приснилось?

– Это… что число измерений может быть не только положительным… но и отрицательным. Что вы на меня так смотрите?

– Мне кажется… ерунда полная. Отрицательное число измерений… звучит как… отрицательное число яблок… или камней… или людей…

– Не верите? А, тем не менее, все так и есть… минус одномерный мир… минус двумерный…

Киваю. Здесь я уже чему угодно готов поверить. После всего, что случилось.

Что-то рушится там, внизу, понимаю, что упали нижние этажи. Дом стоит – как стоят сотни других домов, у которых остался только верх, плавающий в тумане.

Туман подступает.

Не выдерживаю.

– Послушайте, если вы в прошлой жизни нас спасли, так в этой-то что вам мешает?

Старик отчаянно сжимает виски.

– Не помню я ничего… не помню…

Снова грохот там, снаружи.

Туман приближается.

Думаю, сколько нам осталось.

Нам.

Всем.

– А вселенные все разом разорвутся или по очереди?

Это ученик спрашивает. Ученик глупый, не знает ничего, вот и спрашивает.

Учитель смотрит на ученика с презрением. Глупый ученик, вопрос задать и то толком не может, а туда же.

Ну да ничего. Учитель сам когда-то такой был… не-ет, не был, уж таким-то глупым учитель не был.

Все-таки отвечает учитель.

Кто как.

– Значит, по очереди?

Кивает учитель.

– Значит, так.

Молчат.

Ужинают.

Темнеет. Сейчас рано темнеет, света-то не осталось совсем.

– А если другая вселенная умрет, мы это увидим?

Учитель смотрит на ученика, фыркает. Вот ученик-то глупый, этого и то не знает, откуда только взялся такой.

– Нет. Не увидим.

– Далеко сильно? – уточняет ученик.

Учитель сердится. И то правда, когда трапезу едят мудрые мудрецы, так и надо трапезу есть, а не вопросы спрашивать.

– Не далеко. Не видно. По-другому не видно. Мы там, они тут.

– А-а-а, четвертое измерение… – догадывается ученик.

Учитель недовольно фыркает. Ишь чего, мудреные слова знает. Тут надо уму-разуму учиться, а не слова мудреные знать, что слова, тут не знать, а понимать надо, вон, ученик умные разговоры говорит, а понимать не понимает.

– Не видим, – добавляет учитель, – чувствуем.

– А как чувствуем?

Учитель разводит крыльями. А так. Кто не чувствовал, тот не поймет. А кто чувствовал, тот знает.

Стемнело. Спать ложатся. Это всегда так, когда стемнеет, спать ложиться надо. Учитель парит в пустоте, складывает большие крылья, все четыре. Ученик в пустоте спать не привыкший, роет песок, ложится в ложбинку, так спать будет. Вот такой ученик дурной, откуда только взялся такой, ни крыльев, ни пиков, ни шипов, ничего, две руки, две ноги, голова, два уха. И взялся не пойми откуда, черт пойми, каким чертом его сюда занесло.

Чудной ученик.

И спать надо, а не спит ученик, вопросы спрашивает. Тут спать надо, а он вопросы спрашивает.

– А объекты из одной вселенной в другую часто проходят?

Это снова ученик спрашивает.

Мотает головой учитель.

Почти никогда.

Почти никогда – это как часто?

Учитель хмурится, что непонятно-то.

Почти никогда – это почти никогда.

Хмурится учитель. Хмурится, но всё-таки отвечает, еще бы не отвечать, спрашивает ученик, надеется домой вернуться.

Спать пора.

Спят.

Ночные мороки подбираются к спящим, дочиста выпивают отоснившиеся сны.

Это они могут.

Засыпает учитель, отдыхать надо, путь-то неблизкий до перехода. А через переход до дома ученикова рукой подать, там ученик дома будет.

Ученик говорил, у них там вода с неба течет. Паром по небу ходит, и с неба течет.

Врет, наверное.

Хотя, может, и правда.

Кто его знает.

Светает.

Ученик просыпается, подскакивает.

– Что такое?

Это учитель спрашивает. Хмурится учитель, недоволен учитель, что там опять с учеником…

Ученик растирает виски.

– Теперь знаю… как чувствуют вселенные… которые умирают.

Учитель кивает.

– Вперед наука.

Спохватывается, смотрит на ученика, начинает понимать.

– Вот оно что…

Ученик кивает.

Собираются в путь.

Теперь уже не к переходу.

Теперь к учительскому дому, у учителя дом есть.

Там, за холмами.

Пауки – хищники, которые используют в пищу насекомых и мелких животных…

Поднимаюсь по лестнице на последний этаж…

А?

Как меня зовут?

Уважаемый читатель, вы скажите, вам это зачем, а? Все равно же закроете книгу и забудете через пять минут, как меня зовут. И сколько у вас было в книгах этих Коль-Петь-Вась-Джонов-Кевинов-Майклов?

То-то же.

Итак, поднимаюсь по лестнице, звоню в дверь…

А?

Нет, вам все-таки упорно хочется знать, как меня зовут. Вас так воспитывали. Ладно. Можете называть меня Паутиной.

Да, вот так. Паутиной. Странное имя для мужчины? Ну что же, о вкусах не спорят. Нет, это не перевод с английского, и мое имя звучит именно как паутина, а не как Веб или Спайдервеб. Очень приятно. Позвольте пожать вашу руку. Что? Да, у меня липкие руки, а что вы хотели от Паутины?

Звоню в дверь.

Нет, я не домой пришел, мне до дома сегодня не добраться, я чувствую.

Тощий парень на пороге оторопело смотрит на меня.

– Вам кого?

– Вас.

– В смысле?

– В прямом. Вам деньги нужны были… на разработки.

– Еще как нужны.

– Что же, как вы понимаете, наша организация не может давать деньги кому ни попадя. Я должен ознакомиться с вашими разработками.

– Да… пожалуйста… пожалуйста… – он хлопочет, вытаскивает измятые папки, парень, ты в каком веке вообще живешь, от руки пишешь…