Мария Фомальгаут - Часы, намазанные на хлеб

Однако, моим надеждам не суждено было сбыться. Часы на башне пробили час, когда дверной колокольчик возвестил, что слуга дядюшки стоит на крыльце. Я уже хотел крикнуть горничной, чтобы не открывала, но было поздно – дверь отворилась, старый Лайонель замер на пороге.

– Добрый день, сэр.

– Добрый.

– Вынужден сообщить вам печальную новость, сэр.

– Вы…

Ледяная рука сжала мне сердце.

– Ваш дядюшка скончался сегодня ночью.

Я услышал, как позади меня вскрикнула горничная.

Не стану утомлять читателя описанием пышных похорон и юридическими заморочками, с которыми мне пришлось столкнуться, вступая в наследство. Опущу я и недолгий переезд из моей скромной квартиры в поместье дядюшки. Честно говоря, я плохо помню эти дни, все было как в тумане, – по-настоящему я пришел в себя уже через месяц после похорон, когда начал разбирать бумаги в дядюшкином кабинете, понемногу свыкаясь с мыслью, что это огромное поместье теперь принадлежит мне.

Тогда-то я и наткнулся на карту, про которую уже успел почти забыть. Я хотел было поместить её в рамку и повесить на стену, как память о дяде – но что-то заставило меня задуматься.

Это бред, сказал я себе, бред безумца, ничего более. Но чем больше я говорил так себе, тем больше сомнения закрадывались в мою душу.

Мне показалось, что я сам сошел с ума – когда на пороге появился загорелый человек, который представился капитаном парусника, принадлежавшего моему дядюшке. Капитан спросил меня, какие будут распоряжения насчет корабля – и я удивился сам себе, когда сказал:

– Снарядите корабль. Возьмите только самых проверенных людей. Через неделю мы отплываем на юг Атлантики. Мой дядюшка верил, что там находится огромная роза ветров.

С этими словами я показал на карту. Я ожидал, что капитан поинтересуется, не сошел ли я с ума, но старый морской волк уже привык к чудачествам дядюшки, поэтому он отдал честь и отрапортовал:

– Есть, сэр!

Смотрю ему в спину. Думаю, как он убивал людей, голыми руками душил или ножом колол, или еще как. Нет, вроде щуплый парнишка, не мог он людей душить, ножом колол, не иначе, а может, что понадежнее взял, пушку там какую в магазине «Всё для охоты», или ещё там что. Тогда еще продавали пушки и много там чего, тогда еще не понимали, чем это кончится…

Идем по туннелю. Я, он, и его девчонка. До сих пор не спросил, как её зовут. И как его зовут, тоже до сих пор не спросил.

Хозяин нас не видит. А хозяина зовут Коган. А меня зовут… гхм… неважно, как меня зовут, я своё имя лучше сохраню в тайне, я еще жить хочу, я еще надеюсь отсюда живым выбраться, затеряться в мире. А что, среди семи миллиардов как-нибудь затеряюсь, не найдут…

Идем. Смотрю ему в спину, думаю, что он делал до того, как вышел на улицу убивать людей, пытался он остановить страшный финал или плыл по течению.

Нет, наверное, всё-таки пытался… ходил к какому-нибудь психологу, или к кому там обычно ходят с такими проблемами. И психолог, или кто там ещё скажет:

– Слушаю вас.

А он ответил:

– Понимаете… мне последнее время кажется, что меня окружают не люди.

– Вот как? Не люди… а кто же?

– Ну… понимаете, вот смотрю я на человека, вроде и выглядит как человек, и ведет себя, как человек, – а присмотришься… ну не человек. Не знаю, кто.

– Так-так… а скажите, они вам чем-то… угрожают?

– Да нет… не угрожают… просто… страшно.

– Страшно?

– Ну да, они выглядят так страшно… Вроде бы человек, а присмотришься, он же не человек на самом деле.

А потом этот психолог или кто он там, скажет… сказал что-нибудь, что обычно говорят психологи. Например:

– Скажите, вам иногда кажется, что кто-то вкладывает вам в голову чужие мысли?

И так далее.

А где-нибудь через час или через два в кабинет психолога зашел кто-нибудь еще. И закричал. Потому что увидел его мертвым.

Потом кто-нибудь вызвал полицию, полиция приехала, стали собирать отпечатки пальцев, или что там еще собирают в таких случаях. Конечно, найдёт, кто это сделал, парень и не подумает замести следы.

А потом…

Смотрю в спину впереди идущему, думаю, успели его найти или нет. Наверное, успели, нашли, окружили со словами – вы арестованы, только арестовать не успели, полицейские набросились друг на друга, друг друга перестреляли.

Мне так кажется.

Хотя кто их знает, что было на самом деле.

Идем по туннелю. Хозяин нас не видит, по крайней мере, я надеюсь, что он нас не видит, если он нас увидит, мы здесь живые уже стоять не будем.

Смотрю в спину впереди идущему, как же его зовут, не знаю. Кажется, девушка звала его по имени, когда Коган приказал мне взять их живыми. Там, в городе.

Вспоминаю город, лучше бы не вспоминал, этот город без содрогания вспоминать нельзя. Горы трупов на улицах, трупов, среди которых тщетно пытаешься найти хоть что-то живое. Кажется, там, в городе, не только стреляли, но и взрывали, кто-то пытался уничтожить всех, всех…

А потом Коган сказал мне:

– Ищите. Там, в подвале.

Помню, меня передернуло, помню, не поверил, что в этом вымершем городе может быть кто-то живой.

– Ищите, – повторил Коган, – там, в подвале.

Кажется, тогда девушка звала своего спутника по имени – когда я нашел их. Когда стрелял по ним, еще сначала выстрелил, потом спохватился, а из чего, собственно, я стрелял, хорош я буду, если выпалил из парабеллума, русским по белому Коган мне говорил, брать живыми, живыми брать, они мне живые нужны. Посмотрел, из чего выстрелил, тут же забыл, кинулся к упавшим, отчаянно искал на телах следы пуль, нет, нет следов пуль, только две иглы воткнуты в тела…

Идем по туннелю.

Коган нас не видит.

По крайней мере, я надеюсь на это.

Интересно, что сделает Коган, когда увидит, что мы сбежали. Я сказал мы? Да, быстро я их к себе причислил, быстро… Они сбежали, я только помог, а получается – мы…

Интересно, что тогда сделает Коган. Я бы на его месте включил лучи. В нашу сторону. Чтобы я, идущий за ними сзади, съехал с катушек и набросился на впереди идущих, чтобы их убить. Интересно, успею я это сделать или нет. Наверное, наброшусь на девушку, чтобы её придушить, наверное, парень не даст мне это сделать, свернет мне шею, или полоснет по горлу ножом. Девчонка запричитает, за что ты его так, парень кинется её успокаивать, а что ты хотела, или он нас, или мы его…

Я бы на месте Когана это сделал. Да Коган и без моей подсказки догадается, пустит лучи.

Весь вопрос, успеем мы дойти до конца туннеля или нет.

И что там будет, в этом конце.

Вспоминаю.

Что еще здесь делать, только вспоминать, осталось заглядывать в прошлое, будущее какое-то неопределенное, даже слишком. Вспоминаю, как там, в кабинете Когана, я разливал кофе, добавлял коньяк, на глаз, на глаз, понять бы еще, сколько это – на глаз. Вспоминаю, как говорил Коган, медленно, с расстановкой, будто каждое слово выжимают из него клещами: