Василий Фомин - Легенда о царице. Часть третья. Стерва Египта

Имтес, раскидав по плечам волосы, улеглась на живот, презрительно повернувшись к мужу спиной и всем тем, что ниже и, положив подбородок на ладони, вперед смотрела и угрожающе молчала. Он тем временем рассматривал необычных гусей. Птица была на удивление стройна и высоконога, видимо этим объяснялась необычная скорость бега, грудь желтая с белыми и черными волнистыми полосками, спина серо-черная и черные крылья, отливающие зелено-фиолетовым на солнце, а вокруг глаз розовые очки. Затем он перевел взгляд на сердиту, со спины, жену. Все же хороша, стервоза, правда тут же откуда-то возникла фигура другой женщины, в том же ракурсе, в смысле со спины, с клубящимися как грозовая туча черными волосами, с оливковою кожей светящейся сквозь густую гриву, с телом налитым молодостью и с плавными и сильными движеньями. Женщина повернулась величаво, словно львица, и глянула на него, так же по львиному, пристально, испытывающее и строго. Джедсегер тряхнул головой и наткнулся на полный подозрительности взгляд сине-голубых глаз. Имтес через плечо холодно смотрела на своего котика.

– А что же моя кошечка молчит? – спросил он, решив наладить семейные отношения. – Наверное, она устала?

– У твоей кошечки все внутри болит и виновен в этом ее котик, а посему у кошечки есть настроенье поцарапаться вот этими вот коготочками. – она показала какими, выставив вперед скрюченные пальцы. – Очень хочется воткнуть их моему котику прямо в морду, противную и наглую и… и бесполезную.

– Разве кошечка забыла, что их хотели проглотить, обоих одним махом?

– Для моего котика это был бы еще не самый худший вариант, а мне туда теперь что – пальчик сунуть, что ли? – она погладила курчавую шерстку ладонью. – Давай я так и сделаю, а ты посмотришь, раз уж сам не в состоянии хоть что-нибудь и хоть куда-нибудь засунуть. Нет, вот почему ты никак не можешь сделать то единственное, для чего ты мне и нужен, ведь при желанье я….

Ну, в общем, далее все пошло-поехало в этом направлении. Содержательный разговор был несколько разбавлен легким бегом лодки, брызгами воды залетающими в нее, стаями птиц, летающих и разгуливающих по берегу, рыбой выпрыгивающей из воды, цветущими лотосами и водяной гречихой. Супруга, сама прекрасная как лотос, продолжала анализ негативных качеств мужа до самого поместья, но поскольку нежных ноток в ее голосе пока не звучало, супруг и не беспокоился. Имтес надела высохшее платье и вышла из лодки, все же подав мужу руку, но другой держась за низ живота, очевидно чтоб благоверному стало как можно более стыднее.

«Нет, – подумал Джедсегер, – в самом деле безобразно получилось, надо ее срочно отлюбить по-всякому и по возможности везде, а то неудобно получается – если не хотел, – то не надо было и тискать даму». Но кто ж мог ожидать такого бешеного темперамента, вот что такое здоровая экология.

Нерастраченная сексуальная энергия несколько вылилась из принцессы в виде некоторого количества плеточных ударов слугам, недостаточно быстро, по ее мнению, прибежавших с носилками на причал, хоть они и стояли на причале в момент прибытия. Но для Имтес это были частности, отлупив собственноручно нерасторопных бедолаг, она почувствовала себя несколько лучше, по крайней мере, физиономия ее раскраснелась. Поднимаясь по ступенькам в дом, она бросила через плечо своему котику:

– И займись же, наконец, хозяйством, может хоть что-нибудь у тебя, сегодня, выйдет.

И вздернув высокомерно подбородок и, слегка, отставив попку, пошла наверх, демонстративно ею виляя. Джедсегер с усилием подавил острое желание догнать супругу и всыпать ей горячих по виляющей части организма и отправился «по хозяйству», тем более что оно его сильно интересовало, главным образом возможностью хлебнуть холодненького пивка после дневной жары. Кроме того трехкратный любовный облом сказывался и на нем, не только у некоторых внизу болело, а и у всех остальных тоже.

Переглянувшись с ушлой мордой управляющего, он понял, что вопрос с холодненьким пивком, в общем, не вопрос.

– Ну ты это, давай, показывай: где тут у тебя что и как. – отдал он двусмысленное и не вполне ясное приказание, а чтобы немного его конкретизировать подмигнул.

Мужчина всегда поймет мужчину, даже древнеегипетский, и ушлая морда управляющий явно понял господина Джедсегера, но вел себя как-то странно: усиленно кланялся, вертелся, будто ему под схенти засунули ужа, кхекал, покашливал и усиленно вертел глазами. Господин посмотрел в направлении расплывчатого взгляда слуги и узрел в окне второго этажа свою драгоценную, внимательно и строго смотревшую на них.

– Ну, так вот я и говорю, – произнес он громко, – давай-ка проверим записи, что там сегодня собрали, сколько винограда, инжира, фиников и лука, что завтра будем продавать и что надо прикупить.

Но, поскольку дорогая женушка, все равно маячила в окне и явно не собиралась покидать наблюдательный пост, он добавил:

– Я – в мастерские к плотникам, туда и принесешь бумаги… э… папирусы.

С первым же шагом в сторону сверху очень мелодично и нежно пропели:

– Дорого-о-о-ой!

Вот гадюка.

– Да, моя сладенькая виноградинка?

Виноградинка, молча, смотрела, правая рука ее, кстати, была опущена вниз и скрыта подоконником. Уж не мастурбировала ли она на самом деле? Но тут Имтес подняла эту руку и помахала супругу.

– Дорогой, а ты опять кое-что забыл. Как же ты будешь управлять хозяйством?

– Ну, я собирался всех ошеломить силою своего мышленья, мой лунный лучик, на священных водах Хапи.

– Ах, так вот. Я думаю, вот это превосходит даже твою силу мысли.

Точеная ручка швырнула к ногам интеллектуального супруга многохвостую плетку.

– До вечера, мой очень дорогой, Готовься, зайчик мой.

Окно осиротело в том смысле, что стало пусто. Черт их поймет этих баб. К чему готовиться-то? К скандалу, сексу или быть может к смерти?

– Чёрт этих баб поймет. – сказал господин Джедсегер вслух, и управляющий усиленно закивал. – Значит, к плотникам принесешь эти как их… э-э… папирусы, ну ты, в общем понял.

– Господин желает папирусы о сборе ячменя или пшеницы? – спросил догадливый египтянин.

– А что у вас бывают папирусы и из пшеницы, а ну давай! Попробуем, то есть я хотел сказать – посмотрим.

И вправду, оказалось у древних чудаков было пиво и из пшеницы. Джедсегер с наслаждением выпил полжбана холодного, прямо из погреба, ершистого пива. Выпил одним махом, зная, что первый глоток этого напитка приносит наибольшее наслаждение, особенно если его ждать целый день жаркий и душный. «Эх! Хорошо, мать вашу!» – подумал египтянин Джедсегер.

Всю оставшуюся часть дня он действительно занимался делом, вникая в тонкости ведения древнеегипетского хозяйства, что было делом не простым, особенно в том, что касалось торговли. Денежная система отсутствовала напрочь и даже не собиралась появляться в ближайшее время, впервые странник понял, что деньги не всемирное зло и не символ богатства, а всего навсего система расчета. Нет, ну как можно вести торговые расчеты, если за корову давали, либо пять коз, либо десять овец, а за козу одну овцу? Или вот еще лучше: мера винограда стоила четыре меры ячменя или две меры пшеницы, а за две меры пшеницы давали три ячменя? Джедсегер долго хохотал, а подданные удивленно смотрели и переглядывались, затем вежливо и верноподданно улыбались.