Феликс Соломоник - Стихи разных лет

В петле мёртвой крутит чёртом,
Пальцы впились в плюш диванов,
Кровь застыла по аортам,
Дробь сухая барабанов.

Вот вираж, он на манеже,
Многогрудный слышен вздох,
Сердце бьётся реже, реже
– Ох!

Он идёт, взята вершина,
И толпа ликует дружно.
Валентина, Валентина,
Как и прежде – равнодушна.

Под талым снегом всходят вёсны
В кипени вешних вод.
Полощет розовые дёсны
У горизонта небосвод!

И солнечной напившись браги
В хмельном бреду лежат поля.
Как кубки – полные овраги
И пьяно гнутся тополя!

Косой уже не вяжет стёжки,
Вскочив с постели поутру.
На ветках верб звенят серёжки,
Как колокольцы на ветру.

Весна наполнила желанием,
Пришла любовь, как стаял снег.
И вот спешат все на свидание —
Последний червь и человек.

Слышишь? – Губы мои стонут,
Тело, словно, ртуть!
Твоих глаз бездонный омут
Манит к себе – жуть!

На коралловые рифы
Твоих жарких губ
Брошусь яростно, как скифы,
Буду рьян и груб.

И в объятьях, как в метели,
Я готов пропасть!
Лишь бы только быть у цели,
Утоляя страсть.

Ты красива, хотя не без изъяна.
Что изъян? – Ведь мне не продавать.
Раз моя душа восторгом пьяна,
Я имею право целовать

Эти руки, губы и иное —
Всё, о чем умалчивает бард.
Пусть об этом знают только трое:
Ты и я, ну и конечно март!

Мне плевать, что кто-то твои плечи
Обнимал, как ветер паруса.
Раз твои глаза горят, как свечи,
Всё былое – в прошлом полоса.

И пускай, как струи водопада,
Дни звенят над нашей головой.
По весенним крышам Ленинграда
Бродит солнце с чашей круговой.

Словно чашу, опрокинув тело,
Пью его, хотя сам в стельку пьян.
У любви не может быть предела,
Где предел – растёт один бурьян.

Пусть напьются окна жёлтой браги,
Свесив небо прямо к нам в постель!
Мне сейчас не занимать отваги
В голове моей весенний хмель!

Твои бёдра бьются исступлённо
В силках рук, как птица бьётся в клеть.
Я в твоих волос красивых волны
Хочу влить своих густую медь.

Я хочу все больше. Сердце биться
Перестанет и замрёт в груди…
Я в тебе хотел бы заблудиться,
Чтоб назад мне не было пути.

Вот и Москва! Автобус шины рвёт.
У всех уже измученные лица.
Бывает так: раз в жизни повезёт —
За три рубля окажешься в столице.

Москва, Москва! Мелькание реклам,
Обилие музеев, вернисажей,
Многоэтажность, сутолока, гам
И встречный ветер пудрит лица сажей.

Экскурсовод – и за его перстом
Вращают головы измученные шеи.
Чем знаменит вот тот и этот дом,
Откуда взяты плиты мавзолея.

По Третьяковке свой ускоря скок,
Уже не люди пробегают – тени!
Покалывает сильно левый бок,
Дрожат от напряжения колени…

Настала ночь, набросив тёмный плат
На плечи обессиленной столицы.
Из Шереметьево однако в Ленинград
Ещё летят серебряные птицы.

Усни скорей пока рассвет рукой
Дремоту не стряхнул с Кремлёвских башен.
Тебе как никогда необходим покой.
Наступит день, который будет страшен.

А ты не спишь. Узка твоя кровать?
Возможно перемена обстановки?
Я с радостью, чтоб легче засыпать,
Тебя б погладил нежно по головке.

Жаль не хватает мне длины руки.
Ты спи и пусть тебе приснится,
Что я тебе прочёл свои стихи,
Что в Ленинграде ты, а не в столице!

Час третий ночи, я иду домой,
Купил у дворника французскую футболку.
Я видел, как закат целуется с зарёй.
Тебя бы целовал – но ты взяла путёвку!

Если б был я истый бард,
Над весной главою свесясь,
Я бы пел про рыжий март,
Про котов медовый месяц.

Я у солнца б рифмы отнял,
Отобрал у неба просинь.
Я бы мир руками обнял,
Был бы пьян от хмеля вёсен.

Я б на солнечных подвесках
Вмиг устроил бы качели,
Вышибал бы рамы с треском —
Дребезг стёкол на панели.

Без меня поют капели,
Водосточных труб джаз-банды.
Солнце крутит карусели,
Хрумкая сосульки жадно.