Феликс Соломоник - Стихи разных лет

Кто видел, как белый лебедь,
Кружит над русой берёзой,
Ветками грудь терзая,
Боль, заглушая, зовёт:

– Россия, моя Россия!
Но не безмолвье ответом,
А оружейный выстрел,
Его оборвавший полёт.

Как отыскать могилу,
Чтобы убрать цветами?
Там нет ни креста, ни камня.
Там все заросло травой.

Россия тебя простила,
Простишь ли её, не знаю.
Но песня лебедем белым
Будет кружить над землёй.

Не для тех моя песенка сложена,
Кто в иконах лики святых
Заменил масло-сытыми рожами
И заставил молиться на них.

Песенка к крестам новоявленным
Не склонила в мольбе своих слов
И касается правом славленных
Бессеребренников дураков:

Кто ни совесть, ни честь не закладывал,
Ни себя, ни других не предал
И в душе своей кто досады вал
Хмелем, как кулаком, расшибал.

Про меня, про тебя эта песенка.
Я здесь – молотом, ты там – серпом.
Поумневшие выше по лесенке
Поднимаются над дураком.

Наверху поют песни оплачено.
Барды мне не чета, дураку.
Моей песенке предназначено
Быть повешенной на суку.

День рождения, вино игристое,
И в подсвечниках тают свечи.
Почему так уходит быстро
Этот добрый и ласковый вечер?

Подожди, не спеши, но месяц
Машет шляпой своею звёздной,
Над моей головою свесясь,
Шепчет: – Поздно, уже слишком поздно.

Через год он придёт, но будет
Вряд ли так же ласков и щедр.
Ведь известно, что время губит
Даже самый могучий кедр.

Играет ворон во трубу,
И время тащится, как Дон-Кихот на кляче.
Не будем искушать судьбу
И больше нашу встречу не назначим.

Мою любовь, как жёлтый лист,
В кровавых пятнах выступившей меди
Сорвал не дождь, не ветра свист,
А ложь и фальшь, что бьют похлеще плети.

Любовь изношена душой,
Уж не шуршит – растоптана, распята.
Я богохульствую порой,
Но всё равно любовь, как прежде, свята.

Играет ворон во трубу,
И время тащится, как Дон-Кихот на кляче.
Не будем искушать судьбу
И больше нашу встречу не назначим.

Мембрана хрипела простуженным голосом.
Я в нем не узнал тот единственный – твой.
Когда же прорвался, то темную полосу
Он светлой в момент заменил полосой.

– Откуда ты? Где ты? – Узду рву терпения,
Бегу электронами по проводам,
К тебе тороплюсь, обгоняя мгновения,
Чтоб глазами в глаза, чтоб губами к губам.

– Не спеши. Не могу, – молот бьёт торможения
Так, что мне перегрузка ломает хребет.
Ну куда здесь лететь, впору плыть по течению,
Где на каждое «да» можно выдумать тысячу «нет».

Сбросив скорость на ноль,
нервы выжав свои до предела,
Приземляюсь, взяв на плечи обыденный груз.
Всё нормально, лишь только душа обгорела,
Как нутро обгорает у дюз.

Мы, не зная все детали,
Можем просто ошибиться:
Где исход уже летален —
Там в улыбке наши лица,

А где радости колодцы —
Мчимся с вёдрами печали.
Смех ручьями звонко льётся
Там, где реки слёз бежали.

Если б только сам не слышал,
Я бы в жизни не поверил.
Если б сам не видел…
– Тише! В сказку ту закроем двери.

Едим из общей миски
И с общего стола.
На всех одни сосиски,
На всех одна халва.

Чего желать мне больше —
Расседлан мой Пегас.
У нас всё, как и в Польше,
А в Польше как у нас.

Растаял без следа в лучах рассвета
Голых ветвей причудливый узор,
И небо северное распахнуло в лето
Свой голубой безоблачный простор.

В объятиях жарких солнечного света
Согретый город нежится в тепле.
По солнечным лучам шагает лето,
Зелёным морем растекаясь по земле.

Но вдруг деревьями, как крыльями, замашет,
Оно, нахмурив радуги бровей,
Дождями до краёв наполнит чаши
Широких Ленинградских площадей.

И ярче вспыхнет день, и лужи, словно блюдца,
С губ облаков стекает молоко
И хочется руками дотянуться
До солнца, но оно так высоко!

А к горизонту лишь оно склонится
И окунёт лучи свои в залив,
Закат взметнётся сказочной жар-птицей,
Своею грудью солнце заслонив.

Он в клетке неба бьётся до рассвета,
Роняя перья алые в Неву.
Так через ночь шагает в утро лето,
Росы жемчужины просыпав на траву.

Он сердцем пел и прикипал душой.
По струнам, как по обнажённым нервам.
Не отступая, вёл неравный бой
В семидесятых так, как в сорок первом.

Кто встать мог рядом – тот, отступая, шёл,
Спиною повернувшись к той высотке,
Где не склоняясь, яростен и зол
Наотмашь хлёстко песней бил Высоцкий

По подлости, по мерзости людской,
Чтоб зло добро за горло не хватало,
Чтоб души не изъелись чернотой,
Чтоб правду ложь собой не заслоняла.

Как оправданье – подлый шепоток:
Мол де он пил запойно и допился.
Да! Жаден был, но каждый свой глоток
У жизни брать за просто так стыдился.

От воронья чернеет небосвод,
Клевавшего его ещё живого.
Напрасно кружат – память не умрёт.
От сердца к сердцу вечная дорога.

Да! Ни чугун, ни бронза, ни гранит,
Не смогут даже мраморы Каррары.
Лишь только память песни сохранит
В их триединстве: слов, души, гитары!

Жгут слёзы – скорбь снимает дань
И болью загоняет гвозди в доски.
Смахни слезу и, выпрямившись, встань
За соль Земли так, как стоял Высоцкий.

На скорой
еду
скоро,
Дорог
лохматя
гривы.
Вдоль
солнечного
бора,
Где сосны
словно
дивы.
А в небе
синеоком
Над ними
парус белый,
Плывущий
одиноко,
К кому
и в чьи
пределы?
Он мне
собрат
по духу
Без пристани,
без дома.
Я протянул бы
руку
К нему
до окоёма.
И крепкое
пожатие
Скрепило б
нашу дружбу.
У нас
одно распятье.
Другого
нам
не нужно.
Растаять,
раствориться
В бескрайней
этой дали.
Со всей
Вселенной
слиться
Бесследно,
без печали.