Феликс Соломоник - Стихи разных лет

Мы идём по зоопарку впятером,
В двух портфелях мы с собой еду несём.
Только мы еду несём не для зверей,
А для наших голодающих детей.

На скамеечке лежит горой еда,
Бутерброды и черничная вода.
У Раисы бутерброды в двух руках,
А вода уже на маминых ногах.

Разворачивайте в марше
Бутылочный строй – по-русски.
Будем пить без ораторов и даже
Без всякой закуски.

На основании законном,
Данным Адамом и Евой:
Бутылку мы держим в правой,
А рюмку мы держим в левой.

Как океан – скатерть,
Фужеры – как шхуны на рейде.
Кто там сказал:
– Хватит?
Штрафную ему налейте!

Сегодня, согласно закону,
За пьянство карать не будем,
Печень, как клячу загоним,
Мы в назидание людям.

Воспитывать – не есть давать,
Воспитывать – не обувать,
Воспитывать, да сытого —
Непросто вам сказать.

Когда тебе двадцать один,
И появляется вдруг сын,
И даже пусть совсем не вдруг —
Но тут кончается досуг.

И сразу нужно начинать
Воспитывать, воспитывать…
А я был явно не готов —
Ни в части дел, ни в части слов.
И начинать не мог с азов,
Не зная точно, аз каков.

Итак пошло – воспитывал,
А сын – перевоспитывал!
Науку мне преподавал
И каждый раз досады вал
Выше девятого вздымал,
Усвоил ли, испытывал.

Так проходил за годом год.
С меня сходил за потом пот.
Пусть не добился я венца,
Но сын признал во мне отца.

А то, что мне не удалось,
Я не оставил на авось
И не сказал себе я: – Брось!
Вобьётся в дом последний гвоздь,
В него придёт желанный гость,
Была бы ось!

Я знаю, что раздастся стук,
И в мир уже войдёт мой внук.
У сына кончится досуг,
И наконец замкнётся круг,
И будет сын воспитывать,
А внук – перевоспитывать.

Солнце, стосковавшись без работы,
Льётся, как янтарный мёд из сот.
Словно дети расчертили самолёты
Белым мелом синий небосвод.

Город мой, твои снега, метели,
Как из чаши, выпила до дна
И уже не гостьей по апрелю,
А хозяйкой шествует – Весна.

Зимние плотины все разрушив
Набежавшей солнечной волной,
Словно берег, захлестнула души,
Выплеснувшись радостью земной.

В пробуждении – удивленья ноты,
Будто век прошёл у сна в плену,
И как будто поцелуем кто-то
Разбудил уснувшую струну.

Это место непросто обойти стороною,
Ведь подобных ему на Ваганьково нет.
Здесь в могиле одной похоронены трое,
Убиенные разом – актёр, певец и поэт!

Редкий случай – тут брошен был жребий
Или на них указал кто-то свыше перстом,
Но скатились, след оставляя на небе,
Три звезды, в край земли ударившись лбом.

От удара качнулась планета,
Обожгла боль до самой оси.
Нет актёра, певца и поэта.
Мёртвым сном они спят на Руси.

Сердце помнит, но кто осияет
Вместо них необъятную Русь?
Тот, кто близко – гореть не желает,
А далёких судить не берусь.

Чем убивают слово,
Слово, в котором правда,
Полное боли и муки,
Выношенное душой?

Его убивают не страхом,
Не топором на плахе,
Его убивают не пулей
И душат его не петлёй.

Его убивают – словом,
Словом, в котором нет правды,
Словом, где каждая буква —
Словно отточенный нож.

Во мрак погружает отчаянье.
Нет страшней злодеяния,
Чем слово, убитое словом,
Имя, которому – ложь!

Не могу ответить больше,
Так как раньше, например:
– Как дела? – А так как в Польше.
Нет, иначе в СССР:

Мы едим из общей миски,
Крохи с барского стола,
Здесь на всех одни сосиски,
Здесь на всех одна халва.

Мне и горько, и обидно,
Слёзы сыплются из глаз.
В Польше – это очевидно:
Всё иначе, чем у нас!

Как на новогодней ёлке,
От макушки и до пят,
Все собой затмив иголки,
Звёзды на груди горят.

Нет уж места, весь обвешан.
Ну куда ещё одна?
Шаг и так давно неспешен —
Грудь стеснили ордена.

Не моя Вы, милая,
Не моя
И не рвусь я жилами,
Чувства сохраня.

Юность длинноногая —
Ну и прыть!
Пропущу, не трогая,
Так и быть!

В её холодной строгости
И гордой длинноногости
Незыблемая вера в неотразимость чар.

Идёт – и в искушении,
Седой, а тем не менее,
Уже звенит он шпорами, как истинный гусар.

Если с шармом женщина
– Подвинься, деревенщина!
Что делать рядом увальню?
– Лишь вылупить глаза!

Так на земле устроено
– По чину все раскроено:
Кому – вся спелость ягоды, ну а кому – лоза.

Дорогая моя, хорошая,
Ты напрасно не веришь словам.
Верь, родная, случайным прохожим
И без лести преданным псам.

От тебя им так нужно немного
На клочке этом малом земли:
Ну махни им платком на дорогу,
За ушами рукой потрепли.

Если вдруг шевельнётся, заноет,
Где душа быть как будто должна,
В горизонт уползающий поезд,
Как ужалившая змея,

То, видно, не было это игрою,
Раз так больно задело крылом
Это нечто, что часто душою
Мы – неверующие – зовём.

Искра в уголь черноокий —
Пламя в яростном потоке,
Как лучина, вспышкой ярка,
Оттого, что сердце жарко.

Юность – камень без огранки,
Кроме стати и осанки —
Вольный дух степи и ветра,
Напоённый далью щедро.

Мне весну бы и тальянку
К этой дикой кореянке.