Александр Аннин - Корректировщик

Правда, жалкие остатки удалось перевести в доллары – на это у Ардашкиной соображения хватило. Какое-то время из-за рубежа продолжали поступать «убитые» налогами гонорары за совершенно непонятные монографии Анатолия Семеновича, переведенные на другие языки… К тому же спустя какое-то время власти смилостивились и все-таки выписали Вере Ильиничне крошечную пенсию за мужа-самоубийцу (и, как поговаривали, казнокрада).

Вера Ильинична распростилась с отцом, обещав высылать ему по возможности копеечку-другую, и переехала в «Серебряные ключи», благо здесь были проведены и газ, и вода. Вот так, на птичьих правах, в бревенчато-дощатой даче, доставшейся Ардашкину «по эстафете» от наследников какого-то сталинского научного светила, и доживала свой век Вера Ильинична.

Обследуя древний шифоньер, она кое-что обнаружила. Но не испугалась, а лишь усмехнулась. Это был пистолет Макарова – тот самый, из которого якобы застрелился ее муженек. Вся обойма цела, и документы на месте…

Да ну вас всех в задницу, с вашими играми в бирюльки!

Интересно, а кому же досталась их квартира в сталинской высотке? Однажды Вера Ильинична со скуки поехала туда… Знакомая консьержка (они вечные, что ли?) охотно пропустила ее, сказав, что в квартире 73 уже с 1991 года проживает некто Маслов Юрий Георгиевич, какой-то заслуженный пенсионер.

Лифт не работал, Вера Ильинична пешком пошла наверх, сама не зная, зачем. Навстречу попалась Марианна Вертинская, они удивленно, холодно кивнули друг другу…

Вот какой-то бодренький старичок семенит сверху, смешно раскорячивая ножки. Ардашкина посторонилась, старичок миновал ее. И вдруг его шаги стихли. Вера Ильинична непроизвольно обернулась. Незнакомец пристально смотрел на нее снизу и улыбался неподвижной улыбкой.

– Маслов, Маслов моя фамилия, – сказал он мягко. – Маслов Юрий Георгиевич. Фатера семьдесят три.

– Сколько раз я тебе говорила: не фатера, а квартира, – услышала Вера Ильинична свой голос как бы со стороны. – А Темочку убила я. Сама. Заморозила насмерть.

Маслов смотрел на нее, все так же неподвижно улыбаясь, и, как буддийский болванчик, кивал головой.

… Она очнулась на кухне в квартире отца – перед ними стояла початая бутылка водки. Оказалось, что провал в памяти составлял больше трех часов. А ведь Вера Ильинична все это время что-то делала, передвигалась в пространстве и при этом вела себя вполне адекватно – не привлекая общественного внимания в лице «скорой» или милиции. Жуть какая-то!

С тех пор эти ничем не спровоцированные провалы в памяти начали происходить с Верой Ильиничной периодически. И она молила Бога лишь об одном, чтоб в этом сомнамбулическом состоянии не натворить невесть чего! Может быть, поэтому Ардашкина и старалась с утра пораньше нагрузиться текилой – таким образом у нее хотя бы ограничивались двигательные способности.

Все, что угодно, только не дурдом! Уж лучше самоубийство, твердо решила Вера Ильинична. Она максимально замкнулась от мира. Ни телевизора, ни радио, а теперь – и телефона. Даже о смерти отца она узнала случайно, спустя месяца два или три – никто из их тесной гоп-компании не ведал, где ее искать, да и не хотел особо-то хлопотать.

…За ночной суетой возле коттеджа Хрипуновых наблюдала не только «текиловая вдовушка», как прозвал Ардашкину бывший следователь генпрокуратуры Петр Ванников. Покуривая на балкончике и зябко кутаясь в турецкий халат, за следственно-оперативной бригадой пристально поглядывал доктор Вячеслав Градов. Его, естественно, волновало лишь одно: как бы кто-нибудь из этих шустрых оперов не обнаружил телефонный шнур, ведущий от особняка Хрипунова к коттеджу Градова. Известному психиатру с солидной клиентурой вовсе не улыбалось прослыть пособником чьей-то слежки за неверной женой. Да к тому же закончившейся двойным убийством.

Как и предполагал Градов, никто из сыскарей не сунулся в мокрый, сумрачный сад – ну чего там искать, скажите на милость, если все действие происходило внутри дома? И доктор с облегчением вздохнул, когда машины одна за другой отчалили к выезду из поселка. «Даже дежурную охрану в коттедже не оставили, – подумал Градов. – Как это все-таки по-советски! Боже мой, когда же я наконец уеду из этой страны…»

Доктор надел темный плащ, спустился в сад и подошел к сплошному дощатому забору, разделявшему владения Градова и Хрипунова. Здесь он потянул на себя слегка закрепленную доску, которую они с Маратом совсем недавно вынимали, проник на участок соседа. Покойного соседа… Н-да. Постоял, прислушиваясь. Лишь ветер взвывает в кронах уцелевших сосен. Градов принялся шарить в темноте возле бани…

Тонкий пластиковый шнур он нашел быстро, оборвал его и кинул конец ко входу в баню. Пусть, в случае чего, какой-нибудь умник придет к глубокомысленному заключению, что покойный Хрипунов проводил себе в баньку параллельный аппарат.

Перебравшись на свою сторону, Градов тщательно заделал дыру в заборе, подобрал «свой» конец провода и двинулся к коттеджу, по пути сматывая шнур. Теперь ничто не говорило о его участии во вчерашней трагедии – даже косвенном.

Градов подошел к своему двойному кирпичному гаражу, проверил запоры, зевнул и пошел домой – спать, спать…

Никак не спалось Вере Ильиничне Ардашкиной. И вот почему: ей вдруг пришел в голову дурацкий вопрос – а чем она, собственно, занималась с пяти до восьми вечера?

Стоп. Она же видела, как к Хрипуновым подъехала «Волга» и из нее вышел статный военный, который и прежде бывал в гостях у Марата Петровича. Так, с этим все ясно. А что было потом? А потом этот военный уехал.

Нет, не так! Сначала на «мерседесе» подъехал Марат Петрович, и она еще обрадовалась, что начнется скандал. Даже пропустила по этому случаю внеочередной стаканчик текилы. А потом что? Куда делся «мерседес» Хрипунова? А никуда – вон он стоит внизу, у калитки. А черная «Волга»? В ней уехал военный. Она это точно помнит. Вышел на крыльцо в шинели, огляделся, быстро сел за руль и отчалил, даже не включив фары.

Но действительно ли она слышала выстрелы? Да, похоже, слышала. Но вот что хорошо было бы выяснить… Почему звук первого выстрела отчетливо звучит в ее памяти, а второй запомнился как-то приглушенно? И почему ее правый указательный палец так отчетливо «помнит» холодок спускового крючка? А? Или это напоминает о себе крючок калитки, который никак не хотел поддаваться ее пальцам?

Нет, так можно сойти с ума… Где пистолет? Она же спрятала его в комод под зеркалом, там лежало постельное белье.

Вера Ильинична опустилась на пол, выдвинула ящик комода и принялась шарить. А потом бессильно, уродливо заревела – пистолета на привычном месте не было.