Владимир Буров - Кастинг. Маргарита и Мастер

– Впрочем, именно так и было: Генрих Шварцкопф – друг не только Иоганна Вайса, но и Олега Янковского.

А когда поняли, что она здесь и не очень-то нужна, так как было очевидно:

– За сиреневыми полосами чистого стекла скрываются хитро-добрые глаза великана шеф-повара, и просто добрые его начальника-контролера Димы.

Кто из них Бэлл так и осталось пока неизвестным, Дима-директор, так и не прошел кастинг на мессира, и скорее всего, из-за того, что на спор, и из-за большой нужды в славе, согласился дать избить себя три раза по жопе своему другу-врагу длиннолапому шеф-повару, который сам претендовал на эту роль, но тоже:

– Не вышло.

А банальный вариант с Олегом Басилашвили нам, к сожалению, не подходит, ибо:

– Что было – то прошло и, следовательно, повториться не может, а может только:

– Возродиться, – что значит родиться заново. – А нового – как обычно – не узнают.

Евтушенко? Он, увы, проиграл Бродскому, и проиграл настолько, что можно подумать:

– Был бы не против, если бы его вообще никогда не было.

Вот говорят:

– Народ на площади мог бы кричать, чтобы освободили не Варраву, а Иисуса, и:

– Его бы не убили. – Возможно ли это? Ответ:

– Нет. – Просто по-простому, как и сказал Каи:

– Пусть лучше Один Человек погибнет, чем весь народ.

А толпа – это и есть народ, он не состоит из мнений отдельных человеков, а имеет своё:

– Личное мнение, – которого уже не было, когда Иисус нес крест через четырнадцать точек распятия, тогда люди выражали уже:

– Своё Личное мнение, – и они плакали.

Тем не менее, этот парень из леса, кажется, так и пёр на Это Место, ибо опять выполз-вырвался из-за своего стола, так как всё равно, как он сказал:

– Пока нет горячего, я скажу-свяжу несколько слов и много букв:

Многие задумались:

– Кто принесет себя в жертву?

Ибо, как заметил Плинтус, обращаясь к Редисон Славянской:

– Ты меня не бросишь?

Но не успела эта амэрикэн-лэди:

– Определиться вот так сразу, – что можно было играть марш Мендельсона. – Ибо, да, это была леди, которая могла бы быть в некотором смысле Ека-2, пусть не Фике, не Августа, но София, тем более, можно было уже не глядя по сторонам ожидать поддержку в виде Феклы-Моти с четвертью подсолнечного масла, приготовленного для всякого, кто попытается перебежать дорогу Графине, как нежно они общались между собой:

– Электрическая Княгиня и Любомудрая Графиня. – Хотя не исключено и обратное.

Поэт что-то почувствовал, в том смысле, что их может быть больше, чем одна, и неожиданно даже для самого себя, опять сел на место:

– И вовремя, – ибо могучая леди прошла бы сквозь него, как линкор Наполеона через толпу рыбацких лодок Дениса Давыдова – абсолютно, не обращая на них внимания – Тарле.

Она хотела схватить за шкирку Кота, который пристроился на торце стола противоположном СНС, но умный – выше меры – адъютант его Превосходительства, подставил мягкую лапку, выпустившую когти пусть и меньше, чем у Медузы Горгоны, ну так это специально, чтобы пока что они не достали прямо до:

– Самого сердца. – Вот тогда это было бы, действительно, больно.

И Тетя – если кто не понял, что это была она – просто передумала, так сказать:

– Таскать Кота за хвост, – и облизнула свою руку только после того, как сказала пару слов:

– Если, кто не забыл, возьмите последний выпуск Лексуса.

– Это даром? – спросил Пли.

– Самой собой, – если иметь в виду, что заказали ужин и на меня.

– Да, конечно, – ответила СНС, – скажите метрдотелю, чтобы подошли, наконец, официант и официантка – мы сделаем заказ.

И когда он был сделан, официант-сомелье добавил:

– Если бы вас было двенадцать, – метр сделал бы вам скидку.

– Скидку?

– Да, тогда вы могли бы посадить за ваш стол еще одного человека.

– Бесплатно?

Медиум:

Пилат взял Иисуса на свой остров в Океане, где было хорошо, ибо, как резюмировал поэт:

– Пивной бар с обязательной очередью, – здесь есть у меня.

Ибо нам иначе – без небольшого бардальеро, как сказал Василий Шукшин:

– Я не только петь, но и:

– Пить не могу! – А скорее всего, даже наоборот.

Тем не менее, такая командировка мне скоро наскучила, несмотря на большую библиотеку и приличную местную – как у Шекспира: всегда желанную кухарку-работницу персиковой теплицы и цветника – даму не старше, я думаю, многих.

– Почему?! – очень удивился он.

И я ответил, думаю, достойно, как говорил Вася Шукшин:

– Я возвращаю ваш портрет:

– Лучше бы тебе остаться, – сказал Пилат.

– Почему? – спросил я.

– Ты думаешь никто не пробовал То, что Ты задумал? Многие пробовали, но ничего не вышло.

– Дело в том, что Я иду не один, ибо это не Моё Я, а…

– Понимаю. Но все шли с богом.

– Я иду за Богом, но иду не один, а с…

– С учениками, – чуть не улыбнулся Пилат, – но они же ж еще ни бельмеса:

– Ни хгу-хгу.

– По дороге научатся.

И допел до конца:

Пилат так и сказал, когда они выпили на прощанье:

– Жаль, что я не могу пойти вместе с тобой. – Но!

Но и не буду препятствовать тому спектаклю, который они задумали. Но, прости, не верю, что он перейдет в реальность.

Кот сказал:

– Сейчас только покажу, как надо его готовить, и вернусь.

Но уже долго не возвращался. Решили:

– Надоел, сварили, – сказала Тётя.

– А может уже и съели, – добавил Плинтус, приглядываясь к леди пера, его бумаги, и не только. В частности, она еще не оставила надежд стать Дуней – Персефоной. Но быть ей трудно по той причине, что в предстоящем бою за взятие Трои, это будет уже:

– Мария Магдалина. – Секрет фирмы, скрытый от многих, но, к счастью, не для всех.

Медиум:

– К Бродскому прямо на банкете по случаю Нового Года с Гусем со сливами, подошла дама и сказала:

– Вы удивительно читаете стихи, для меня ваше чтение, как бальзам для сердца. Как говорит Андрей Збв: