Автор неизвестен Европейская старинная литература - О возвышенном

Далее в трактате выдвигаются два непременных условия для создания подлинно великих произведений. Первым из них является природная одаренность, которая проявляется в величии мысли и в силе чувств, благодаря чему человек постигает величие окружающего его мира. Второе составляет искусство художественного мастерства, т. е. те профессиональные навыки, которые приобретаются практикой и учением и сводятся к системе определенных правил, выработанных для каждого отдельного случая. Мастерство помогает художнику слова передать свои знания другим и раскрыть перед ними то, что постиг сам.

Ошибку Цецилия и подобных ему риторов Псевдо-Лонгин видит в том, что они ограничивались перечислением и описанием правил художественного мастерства.

Псевдо-Лонгин, единственный из всех теоретиков античности, убежден в том, что литературное произведение вырастает из творческих потенций автора, которые он считает объективными факторами: они «заложены природой», а не «черпаются из недр собственной души». В этом, между прочим, принципиальное отличие нашего автора от позднейших последователей романтизма, которые провозглашали великого поэта прежде всего гениальным одиночкой.

Высокоодаренный поэт, владея законами стиля и художественного мастерства, создает великое произведение: «…всегда и везде мастерство подобает призывать на помощь природе. Лишь в их обоюдной взаимосвязи возможно рождение совершенного произведения» (XXXVI, 4). Последнее предназначено увлекать за собой в сферы возвышенного, так как «человеческая душа по своей природе способна чутко откликаться на возвышенное» (VII, 2). Стремление к возвышенному Псевдо-Лонгин провозглашает особым свойством всех людей. «Природа, – говорит он, – сразу и навсегда вселила нам в душу неистребимую любовь ко всему великому, потому что оно более божественно, чем мы» (XXXV, 2).

Возвышенная мысль, благодаря своей глубине и тем средствам, которыми она художественно выражена, проникает в сердце, подобно звукам музыки. Но слово обладает большей силой, так как, выражая величие человеческой мысли, помимо эмоционального воздействия, свойственного музыке, оно пробуждает душу. «Музыка с ее воздействием всего лишь искусственно заменяет то истинное убеждение, для которого обязательна сознательная человеческая деятельность… сочетание слов и предложений тоже представляет собой гармонию, но не гармонию звуков, а слов – того дара, который свойствен лишь людям. В гармонии слов… заложены разнообразные виды того прекрасного и благозвучного, чем мы наделены от рождения и с чем навсегда породнились» (XXXIX, 3). Возвышенное «мощно и неизгладимо запечатлевается в нашей памяти» (VII, 3). Оно утверждается в его абсолютном масштабе, не связанное литературным жанром, не ограниченное языком или эпохой. Порожденное вечной природой, оно представляется автору столь же вечным и неизменным. Возвышенное постоянно, как и суждение о нем, и таковым оно останется,

Критерием творчества и достоверности возвышенного Псевдо-Лонгин, подобно Горацию, провозглашает общность человеческих суждений. Вкусы одного человека могут быть субъективными, поэтому он предлагает: «Считай прекрасным и возвышенным только то, что все и всегда признают таковым» (VII, 4). Подлинно возвышенное, получившее всеобщее признание, становится, в свою очередь, абсолютным критерием ценности литературного произведения.

Историческая ограниченность автора трактата «О возвышенном», обусловленная его временем, эклектичностью мировоззрения и столь характерным для греков той эпохи стремлением к обобщениям и абстракциям, особенно четко проявляется в том споре о причинах упадка истинно возвышенного, которым завершается трактат. Как представитель культуры порабощенного римлянами греческого мира, Псевдо-Лонгин скептическим взглядом смотрит на все социально-политические связи и находит утешение в сознании своего культурного превосходства над победителем, в том могучем воздействии, которое оказали на римскую идеологию литература, искусство и философия греков. Для Псевдо-Лонгина характерно унаследованное им от Древней Эллады преклонение перед человеческим разумом, позволяющим назвать человека богоподобным. Он верит, что «нашим мыслям тесно в ее (т. е. вселенной. – НМ .) пределах, и если кто-нибудь поразмыслил бы над всем ходом человеческой жизни, насколько в ней во всем преобладает великое и прекрасное, то ясна станет цель нашего рождения» (XXXV, 3). Отсюда он сам ищет причины упадка возвышенного не в изменении политического строя и не в гибели демократических свобод, как считает его собеседник, неизвестный «философ», а объясняет отсутствие подлинных талантов испорченностью нравов, развращенностью и духовным убожеством общества. Об этом он уже говорил в начале своего сочинения (см. гл. VII), в конце он вновь вернулся к этой же мысли, раскрыв ее в художественной форме спора с эрудированным противником.

Взгляды оппонента Псевдо-Лонгина, объяснявшего упадок современной ему литературы отсутствием свободы творчества в политической обстановке Римской империи, не были оригинальными. Их главными выразителями были в то время иудейско-греческий философ Филон и впоследствии римский историк Тацит. Возможно, они были связаны с теми событиями, которые разыгрались в начале 41 г. и способствовали возрождению надежд на восстановление республики. 24 января был убит император Гай Калигула. Его смерть повсюду была воспринята как падение тирании.

Римский сенат единодушно высказался за республику. Со всех уст не сходило слово «свобода». Воцарение Клавдия быстро положило конец всем спорам, колебаниям и разногласиям. Но, вопреки арестам и жестоким репрессиям, отзвуки республиканской оппозиции еще долго раздавались в общественной мысли того времени.

С кем бы ни вступил в спор Псевдо-Лонгин, рассуждает ли он сам с собой, как вслед за одним из первых комментаторов считают некоторые, или же опровергает реального противника, как думают другие, стремясь раскрыть личность философа, ясно, что взгляды своего собеседника автор не разделяет.Более того, он относится к ним как к несерьезным и банальным. Явная ирония сквозит в его словах о том, что «давно уже привыкли люди легко и бездумно бранить все, что связано с современной им жизнью» (XLIV, 6). Такова вся антиисторическая концепция Псевдо-Лонгина, характерная для греческой мысли того времени. Не политический кризис и не монархия, а коррупция общества, преимущественно высших его классов, является причиной отсутствия подлинных талантов, с ней связана деградация искусства слова. Как можно искать величие мысли и силу чувств там, говорит он, где «все мы, как верные рабы, прислуживаем собственной выгоде… Кто из нас рискнет предпочесть заботу о настоящей пользе и подлинный труд личной славе и минутным удовольствиям?!» (XLIV, 9 и 11).