Сыма Цянь - Исторические записки. Т. IV. Трактаты

Тексты всех девятнадцати существовавших гимнов помещены Бань Гу в главе о ритуалах и музыке (ХШБЧ, т. III, с. 1934-1954), их перевод на французский язык выполнен Шаванном и дан в приложении к III тому (МИС, ч. III, с. 612-629). Гимны использовались при жертвоприношениях Небу в предместьях столицы ( цзяо сы *** ***).

Выражение «Я о них не толкую» употреблялось историком довольно часто и встречается в эпилогах гл. 62-65 (ШЦ, т. V, с. 2136, 2155, 2160, 2168) и связано с распространенностью в обществе книг, гимнов и других явлений культуры, не требующих детального разъяснения. Это выражение косвенно усиливает позиции сторонников аутентичности гл. 24.

Вовашуй — река, протекающая по современному уезду Аньси провинции Ганьсу и являющаяся притоком реки Данхэ, на которой стоит известный Дуньхуань. В то время это был крайний запад ханьского Китая.

О нахождении необыкновенной лошади в водах Вовашуй упоминалось в указе императора У-ди под 4-м годом юань-дин , т. е. в 113 г. до н.э., осенью. Сложенный по этому поводу текст назывался «Песня о драгоценном треножнике и лошади с небес» — Бао-дин тянь-ма чжи гэ (ХШБЧ, т I, с. 202).

Давань (юань) — древнее царство в Средней Азии, куда войска У-ди совершили завоевательный поход. Согласно Хань шу , находилось на расстоянии более 6 тыс. км к западу от столицы ханьского государства Чанъани.

В гл. 6 Хань шу под 4-м годом тай-чу (101 г. до н. э.) сообщается о походе военачальника Ли Гуан-ли на запад, об убийстве им вана Давани и привозе оттуда необыкновенной лошади, в связи с чем была составлена песня «О лошади из-под небес с западных пределов» (ХШБЧ, т. I, с. 221). Название «Лошадь из-под небес» — Тянь ма было, по-видимому, обозначением породы полудиких лошадей, водившихся в горах Центральной Азии. В гл. 123 «Исторических записок» при описании Давани, где после плена у сюнну побывал ханьский посол Чжан Цянь, говорится: «У них множество прекрасных лошадей. Эти лошади потеют кровью, их предки — лошади с небес...» (ШЦ, т. VI, с. 3160). В примечании к тексту Хань шу инь-и (составленном Цзинь Чжо в IV в.) рассказывается о стремлении жителей степей и долин получить потомство от горных диких скакунов из-за их силы и скорости (русский перевод гл 123 есть в кн.: Н. В. Кюнер. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961; см. с. 104).

Цзи Ань — чиновник ханьского двора, умер в 112 г. до н. э. Его жизнеописание помещено в гл. 120 «Исторических записок» (ШЦ, т. VI, с. 3105-3111). Ань был сторонником даосизма и многократно выступал против несправедливости.

Коль скоро известно, что Цзи Ань умер своей смертью в 112 г., следовательно, предложение Гунсунь Хуна о его казни не было принято. В жизнеописании Гунсунь Хуна в гл. 112 (ШЦ, т. VI, с. 2949-2953) этой речи нет, хотя столкновения его с Анем случались и раньше. В силу этого аутентичность последнего абзаца и диалога Цзи Аня и Гунсунь Хуна вызывает сомнения ученых, которые указывали на несколько бросающихся в глаза анахронизмов: 1. Поимка лошади в водах Вовашуй связывается в рассказах об этом с указом 113 г. до н. э., песня о лошадях-скакунах из Давани обычно относится ко времени похода туда, т. е. к 104 г., а Гунсунь Хун умер в 120 г. до н. э., следовательно, участником или свидетелем обоих событий быть не мог. 2. Цзи Ань никогда не был столичным военачальником, к тому же он умер в 112 г. до н. э., за восемь лет до привоза коней из Давани. Значит, и он не мог быть участником подобных событий (об этом см. соображения Лян Юй-шэна — ЛЮШ, кн. 7, гл. 15, с. 2-3).

Таким образом, налицо явные несуразности и ошибки, вероятно, связанные с вмешательством интерполяторов более позднего времени. Такигава высказывает одну из возможных догадок, позволяющих хотя бы внешне устранить противоречия в датах. Дело в том, что первым советником в 104 г. до н. э. был не Гунсунь Хун, а его родич Гунсунь Хэ, а на прежней должности Цзи Аня находился его младший брат Цзи Жэнь (наследование должностей представителями одной семьи было нередким явлением в императорском Китае).

Комментатор полагает, что если подобный обмен речами имел место, то он мог состояться только между Гунсунь Хэ и Цзи Жэнем, но интерполяторы и переписчики, не искушенные в обстановке тех веков, ставили более известные им имена, не всегда сообразуясь с датами. Так это или нет, но неаутентичность заключительного диалога представляется несомненной. Мы имеем дело с речами, придуманными позднее.

В этом месте заканчивается первая часть главы, написанная от имени придворного историографа. Она явно незавершена, прерываясь на диалоге, к тому же неаутентичном.

Отсюда и далее на протяжении большей части главы цитируются с некоторыми перестановками (по отношению к ныне существующим текстам канонов) и заменой отдельных иероглифов гл. 37, 38 и 39 трактата Ли цзи («Записи об обрядах»), в которых содержится 19-й раздел книги под названием Юэ цзи («Записи о музыке»). Китайские ученые в большинстве своем считают, что современный текст Ли цзи близок к труду ханьского Дай Шэна, носившего название Сяо Дай Ли цзи . Прокомментированный Чжэн Сюанем, а затем танским Кун Ин-да, этот текст стал называться просто Ли цзи и в начале Тан был включен в число пяти классических книг У-цзин .

В переводе основных музыкальных терминов, встречающихся в отрывках глав «Записей об обрядах», нами, как правило, приняты следующие эквиваленты: шэн *** — «звуки», «тоны»»; инь *** — «мелодия» (т.е. благозвучная последовательность звуков, образующая известное музыкальное единство), «напев»; юэ *** — «музыка».

В предложении употреблено слово у *** — «предметы», «вещи», «существа». В данном контексте еще танский Чжан Шоу-цзе толковал у как вай-цзин *** ***, т. е. внешние по отношению к человеку предметы, внешний мир. В переводе и принято это толкование, наиболее точно, на наш взгляд, передающее мысли подлинника.

Свойственный древности синкретизм многих надстроечных явлений был характерен и для понятия юэ . На раннем этапе человеческой истории, как известно, музыку (или выкрики) сопровождали пляски и игры в виде ритмично организованных движений, различные магические действия. Позднее с ростом музыкальных первоэлементов (вычленение музыкальных звуков-тонов, интервалов и т. д.) широкое использование музыки становится характерным для военных песнеплясок, воспроизводящих военную обстановку или действия, для ритуалов условно-символического характера. В данном случае в Ли цзи как раз и упоминаются различные атрибуты культовых и военных плясок — боевые щиты и топоры, бычьи хвосты и фазаньи перья.