Чжуан-цзы - Чжуанцзы [litres]

В учение древних входили такие положения: быть справедливым и беспристрастным, ровным и бескорыстным, решительным, но без предвзятости; следовать за другим, но без измены; не оглядываться с опаской, не хитрить со знаниями; отправляться вместе со всеми, никому не отдавая предпочтения. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Пын Мэн, Тянь Пянь и Шэнь Дао [270] По комментарию Чэн Сюаньина – отшельники из царства Ци, деятельность которых связана со знаменитой академией Цзися. . Главным они признали равенство всей тьмы вещей. Говорили: «Небо способно покрывать их сверху, но не способно поддерживать их снизу; земля способна поддерживать их снизу, но не способна покрывать их сверху. Великий Путь способен их вмещать, но не способен их различать». Они знали, что для каждой из тьмы вещей есть возможное, есть и невозможное, поэтому говорили: «При выборе нет всеобщего, обучение не каждого достигает, лишь Путь объемлет все без остатка». По этой причине Шэнь Дао отбросил знания, отказался от самого себя и действовал лишь по принуждению. Он считал естественным законом очищение от вещей и равнодушие. Говорил: «Знание – это незнание, даже незначительные знания приближают к опасности». Стыдил безнравственных, не служил, но высмеивал тех, кто почитал достойных в Поднебесной; свободный, необузданный, он не действовал, но порицал великих мудрецов Поднебесной. То молотком, то рукой он сглаживал шероховатости и вместе с другими приспосабливался к обстоятельствам. Отбрасывал и истинное, и ложное, лишь бы избежать затруднений. Не изучал ни людских знаний, ни забот, не ведал ни прошедшего, ни будущего и лишь величественно возвышался. Действовал, лишь когда толкали; шел, лишь когда тащили; крутился, подобно вихрю, кружился, подобно перышку, вращался, подобно жернову. Почему же он оставался целостным, не встречая порицания, не делая ошибок ни в движении, ни в покое, никогда не совершая преступлений? Потому что подобно вещи, не обладающей знаниями, не ведал беды самоутверждения, не отягощал себя применением знаний, не отходил от естественных законов ни в движении, ни в покое; поэтому-то за всю жизнь так и не прославился. Поэтому говорил: «Высшее лишь в том, чтобы уподобиться вещи, не обладающей знаниями, не использовать ни достойных, ни мудрых. Ведь любой ком земли не утратит пути». Удальцы между собой его высмеивали: «Не достойно ли удивления учение Шэнь Дао? В нем поведение не живого человека, а мертвого!» Таково же и учение Тянь Пяня. Он удостоился перенять у Пын Мэна учение без поучений. Наставляя, Пын Мэн говорил: «Даосы древности пришли лишь к тому выводу, что нет ни истинного, ни неистинного». Его наставления подобны шуму встречного ветра, как же можно о них говорить? Он всегда противоречит людям, но не встречает внимания и неизбежно сглаживает шероховатости. То, что он называет учением, не настоящее учение; в истине, о которой он говорит, неизбежно есть ложь. Пын Мэн, Тянь Пянь и Шэнь Дао не знали учения, хотя, в общем, о нем и слышали.

В учение древних входили такие положения: считать основой мельчайшее семя, а вещью – крупное; считать накопление недостатком, жить безмятежно, в одиночестве, с ясным разумом. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Страж Границы и Лао-цзы. Они построили учение на постоянстве бытия и небытия с главным – великим единством. Учили во внешнем – быть терпеливым, мягким, уступчивым, в сущности во внутреннем – пустым, чистым, не разрушать ни одной из тьмы вещей.

Страж Границы сказал: «Телесные формы и вещи сами показываются тому, кто на самом себе не останавливается. Его движения подобны течению воды, его покой подобен зеркалу, его ответ подобен эху. Туманный, будто отсутствует; тихий, будто прозрачен, уподобляясь вещам, гармоничен, приобретая вещи, несет урон. Никогда не опережая других, всегда следует за другими».

Лао-цзы сказал: «Кто, сознавая свою мужественность, соблюдает женственность, становится для Поднебесной главным руслом. Кто, сознавая свою чистоту, соблюдает стыдливость, становится для Поднебесной долиной. Все предпочитают быть первыми, лишь он предпочитает быть последним». И еще сказал: «Он принимает на себя унижение Поднебесной. Все предпочитают полноту, только он предпочитает пустоту; не накапливает, поэтому обладает избытком. Обладая избытком, высится одинокий. В поведении нетороплив и потерь не несет, держится недеяния и высмеивает ловкость других. Все домогаются счастья, и лишь он видит целостность несовершенного». И еще сказал: «Лишь бы избежать беды. Считать глубокое корнем, умеренность правилом». И еще сказал: «Твердое ломается, острое тупится. Он всегда великодушен к таким вещам, ничего не отнимает у других. Вот что можно назвать высшим совершенством» [271] В данной речи цитируются отдельные положения из «Дао дэ цзин» (§ 28, 22 и др.). . Да! Воистину настоящими людьми среди древних были великие Страж Границы и Лао-цзы!

В учение древних входили такие положения: о туманном, обширном, не обладающем телесной формой; об изменениях, о развитии, не обладающих постоянством. Объединяются ли жизнь и смерть с небом и землей? Уходят ли душа и разум? Почему же? Неясно! Куда же? Туманно! Всю тьму вещей оно охватывает сетью, нечего и говорить, что все к нему возвращается. Услышав такие наставления, обрадовался Чжуан Чжоу. В безрассудных речах, в небылицах, в выражениях, бесконечных и беспредельных, всегда необузданный, но не пристрастный, он рассматривал учение не с одной-единственной точки зрения. Считая, что Поднебесная погрязла в пороках, не мог говорить прямо. С помощью речей, как вина из чарки, развивал мысли беспредельно, с помощью речей почитаемых подтверждал истинность, с помощью притч расширял замысел. В одиночестве общался разумом со вселенной, но не отделял себя в гордости от всей тьмы вещей, не отвергал чужой истины или не истины, чтобы найти себе место среди пошлости современников. Хотя записи его речей – редкая драгоценность, и, внимая им, все время отбивают такт, они не приносят вреда. Хотя выражения у него неровные, странные, но внимания заслуживают. Полнота сущности у него неисчерпаема. Наверху он странствует вместе с тем, что создает вещи, а внизу дружит с теми, для кого ни жизнь, ни смерть не составляют ни начала, ни конца. В понимании основы он необъятен и открывает новое – глубоко, огромно, необузданно. В отношении основы Дао он, можно сказать, многое привел в порядок и достиг высшей проницательности. Несмотря на то что следовал развитию и освобождался от вещей, его учение безгранично и не отклонилось от своих истоков. Оно глубоко, непостижимо, неисчерпаемо.

Творящий Благо очень разносторонен. Записей речей у него пять повозок [272] Записи речей Хойцзы не сохранились. . Его учение противоречиво. Его слова не попадают в цель. Перечисляя значение вещей, сказал: «У самой большой нет внешнего, назовем ее великим единством; у самой малой нет внутреннего, назовем ее малым единством. Не обладающее толщиной нельзя нагромоздить, а заполняет оно тысячи ли. Небо вместе с землей – низкое, горы вместе с болотами – ровные. Солнце в зените – в то же время на закате; рождение вещи – в то же время ее смерть. Тождество в большом отличается от тождества в малом, это назовем малым тождеством и малым различием. Вся тьма вещей и тождественна, и различна, это назовем большим тождеством и большим различием. Южная сторона и предельна, и беспредельна. Направился в Юэ сегодня, а пришел в Юэ вчера. Соединенные кольца можно разнять. Я знаю, где центр Поднебесной: к северу от Янь, к югу от Юэ. Тот, кто любовью охватывает всю тьму вещей, составляет единое целое с природой» [273] «Небо… низкое, горы… ровные» – взятые в сумме с «землей», с «болотами»; «Солнце в зените… в закате» – в зависимости от места, занимаемого наблюдателем; «Рождение вещи… ее смерть» – каждая новая форма является рождением и смертью предшествующей формы; «Направился сегодня… а пришел… вчера» – мысль предшествовала действию; «Соединенные кольца можно разнять» – мысленно; «Я знаю, где центр Поднебесной…» – за центр можно принять любой пункт: и к северу от северного царства Янь, и к югу от южного царства Юэ; «Тот, кто любовью охватывает всю тьму вещей, составляет единое целое с природой» – для такого небо с землей не слишком велики, собственное «я» не слишком мало. .