Михаил Роттер - Ци-Гун Пяти зверей: правда и сказка

Тут до меня дошло, к чему профессор рассказывал мне все эти «сказки про самолетопоклонников» (это же надо, слово-то какое придумали!). И я продолжил:

– Есть множество людей, делающих то, значения чего не понимают. Это может быть что угодно, да хоть и Тай-Цзи-Цюань. Люди видят, как мастер делает Тай-Цзи-Цюань, и старательно повторяют за ним. Но если он им не объяснил внутреннюю суть, то сколько бы они ни выполняли формальный комплекс, сколько бы ни «танцевали» с мечом или с веером, сколько бы ни делали «толкающие руки», их Тай-Цзи-Цюань никогда не заработает. Они вполне могут даже научиться делать красивее, чем их мастер, но все это будет «внутренне пустое». Очень похоже на ритуалы самолетопоклонников: сколько их ни делай, самолет не прилетит.

– Наконец-то, – с деланым облегчением вздохнул профессор. – А то я уже начинал думать, что до тебя никогда не дойдет.

Резюме будет таково. Ищи внутреннюю суть происходящего, не обращай внимания на «ритуалы», кто бы их перед тобой ни исполнял и как бы красиво они ни выглядели. Для этого ты должен знать, что тебе нужно, что ты хочешь понять, увидеть, услышать. А иначе так и останешься «Тай-Цзи-Цюанепоклонником», «телевизоропоклонником» или «чего-то-еще-поклонником».

Еще одна красивая история напоследок. Мой, так сказать, «прощальный подарок».

В час пик по центру Нью-Йорка шел городской житель вместе со своим другом-индейцем, приехавшим к нему в гости. Внезапно тот остановился и сказал, что слышит стрекотание сверчка.

– Здесь абсолютно невозможно услышать сверчка! – ответил горожанин, окинув взором улицу, переполненную галдящими людьми и сигналящими машинами.

Индеец, не говоря ни слова, подошел к цветочной клумбе, раздвинул листья растений и показал своему другу сверчка, беспечно стрекочущего и радующегося жизни.

– У тебя потрясающий слух, – восхитился горожанин.

– Слух у меня обычный, точно такой же, как у тебя. Все зависит не от слуха, а от того, на что ты настроен.

– Мне трудно в это поверить, – сказал городской житель.

– Я простой сельский человек, у меня даже нет кредитной карточки, поэтому я покажу тебе простой пример. – С этими словами индеец полез в карман потертых джинсов, достал оттуда пригоршню монет и рассыпал их по тротуару.

Тут же все прохожие полезли в свои карманы, чтобы проверить, не у них ли просыпались деньги.

– Ну вот, – ухмыльнулся индеец, – я же говорил, что все зависит от того, на что ты настроен.

– Так что запомни, каждый слышит своих собственных сверчков. Поэтому на что ты настроен, то к тебе и придет. А на что тебе настраиваться, решать тебе. Впрочем, решать всегда тебе!

Вот, пожалуй, и все. Завтра утром провожать тебя не буду. Все, что я мог сказать тебе, за эти десять дней я уже сказал. А долгие проводы, сам знаешь…

– А что вы станете делать здесь, один в этом огромном доме, в этом безлюдном поселке? Скучать не будете? – рискнул спросить я, хотя видел, что профессор явно «подводит черту». Честно говоря, я даже не думал, что он ответит.

Однако, к моему удивлению, Сергей Михайлович ответил:

– Скучать я не буду, я уже старый, у меня плохая память и я забыл, как делать три вещи: торопиться, обижаться и скучать. Да и не скучно мне одному. Я человек молчаливый, а это большое преимущество, потому что мне не хочется говорить, так что без собеседника вполне могу обойтись. А занятие у меня есть: думать я буду.

– Про новую книжку?

– Вот еще, – отмахнулся он, – пусть она сама о себе думает.

– Это как?

– Проще простого. Я про книжки никогда не думаю. Когда у меня в голове появляется мысль написать книжку, я тут же откладываю ее в сторону. Не отказываюсь, а именно откладываю, причем в долгий ящик. Некоторые мысли навсегда остаются в этом ящике, некоторые «лежат» в нем годами, некоторые «выстреливают» быстрее, но я в этом процессе участия не принимаю. Знаешь эту древнюю «тайцзицюаньскую» пословицу: «Человек делает форму, а форма делает человека». Я ее дополнил, и теперь в моей интерпретации она звучит так: «На первом этапе человек делает форму; на втором – человек делает форму, а форма делает человека; на третьем – не человек делает форму, а форма делает человека». Стало длиннее, но зато описывает динамику роста мастерства.

Так что книжку я писать не буду, она сама себя напишет. А не напишет, значит, ей это не нужно. А если это не нужно ей, то мне это не нужно тем более, – улыбнулся профессор.

– Тогда о чем вы будете думать?

– А думать я буду о том, чтобы не думать.

– Это как? – поразился я.

– Думаю, что обстоятельства складываются благоприятно для того, чтобы я мог сосредоточить все усилия, чтобы попробовать остановить ум, а в идеале убить его. Это непросто, но то, что пришло время попытаться сделать это, я чувствую точно.

Шума от Леонида было немного, а когда он уехал, то в доме вообще наступила полная тишина. В такой тишине хорошо сходить с ума, думать и медитировать. Сходить с ума я не собирался, медитировать специально нужды не было, потому что вопрошание «кто я есть?» я старался делать постоянно, вне зависимости от того, что происходило вокруг меня, так что я решил разрешить себе подумать «просто так», впустую.

Меня всегда интересовало, что происходит с тем знанием, которое я передаю людям. При этом я имел в виду не книжное знание, этого добра в любой библиотеке полные шкафы. Нет, я не против книг, наоборот, люблю их с детства, просто речь идет о тех знаниях, которые передаются от человека к человеку каким-то неведомым путем. Это называют передачей «от сердца к сердцу», «через пространство», «путем инициации». Для меня все это слишком туманно и я зову это «передачей воздушно-капельным способом». Очень подходящая метафора. Вот человек здоров, а вот он болен, причем как он заболел, никто не знает.

Так и у нас: человек ничего не знал, не умел, но потерся возле мастера и вот совершенно непонятно как, но он уже что-то понимает, знает и умеет. Чудес, разумеется, никаких, потому что ему наверняка пришлось изрядно потрудиться, но кроме простых, очевидных вещей ему передался некий таинственный аромат, привкус знания, о котором ему никто ничего не говорил. Похоже на то, как некурящий подмастерье обучается у курящего мастера. Его одежда будет пахнуть табаком, хотя в процесс обучения «передача» этого запаха никак не входила. Конечно, передача истинного знания не так груба и примитивна, но с тем, что на человека, пребывающего в обществе благородных и мудрых людей, осыпается некая «золотая пыльца», не станет спорить ни один человек, общавшийся с достойными, благородными и умными. Так вот, меня интересовало, что происходит со знанием, передаваемым таким «воздушно-капельным способом».