_ - ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ часть 2

Император Сага, восхищённый роскошью и искусностью работы, сказал:

— Когда я слышу звуки ваших кото и смотрю на башню, я думаю, что попал в сады небожителей.

Император Судзаку осматривал всё с необычайным вниманием и никак не мог насмотреться.

— В таких башнях подобает жить одним красавцам, — сказал он с восхищением.

Важные сановники стояли тесной толпой у высоких перил вокруг башни. С большой горки низвергался водопад, струи, падая на скалу, разлетались в разные стороны, как зонтик, вода бурлила внизу, в водоёме. Брызги падали на маленькие, очень красивые пятиигольчатые сосёнки, клёны и мискант. Очарованный этой картиной, император Судзаку сложил:

— Кто сможет

С этой усадьбой

Расстаться?

Пусть вечно здесь

Потомки твои пребывают.

Он сказал Канэмаса:

— У тебя такой дом, что можно позавидовать.

Канэмаса сразу же ответил:

— Сам не заметил,

Как разрослись

Ветви густые.

И в тенистой прохладе

Я лишь присел отдохнуть. [410] Прим.43 гл. XX: Смысл стихотворения в том, что это дом не Канэмаса, а Накатала. Коно Тамма отмечает, однако, что ответ не соответствует обстоятельствам.

Сейчас я ещё больше чувствую своё ничтожество.

Отрёкшийся император был восхищён его тонкостью.

Император Сага поднялся на самый верх башни. Сверху вишнёвые деревья казались густой рощей.

— Ах, как грустно смотреть на эти деревья! Давным-давно, когда мне было десять с лишним лет, я приходил сюда каждой весной заниматься изящной словесностью, а когда я уставал читать книги, я спускался во двор и развлекался там. Если бы эти вишни были тогда такими высокими, как сейчас, мог ли бы я достать до их верхушки?

Вершины вишен цветущих

Своим рукавом

Когда-то я задевал.

А ныне под тенью

Рощи густой отдыхаю.

Судзуси, который стоял близко от императора, произнёс:

— Если издавна

С небес облака

К этим вишням спускались,

То что ж удивляться,

Что так они разрослись? [411] Прим.44 гл. XX: Под облаками подразумевается император Сага.

Глава Ведомства внутридворцовых дел Канэми воскликнул:

— Ах, я вспоминаю, что вот эта сосна у скалы когда-то росла на горе, и мой государь, будучи ребёнком, в день крысы велел пересадить её сюда. — Глядя на ветви, которые раскинулись, как зонтик, он произнёс:

— Стала старой сосна,

Что когда-то в день крысы

Пересадили сюда.

Через сколько веков

Мне увидеть её удалось!

Императора Сага это стихотворение очень растрогало, и он обратился к императору Судзаку:

— За это стихотворение ему нужно дать чин главы Налогового ведомства, которого все так добиваются.

И он велел доложить об этом императору.

— Это единственный придворный, который дожил с того времени до сей поры, — сказал император Сага.

— Очаровательное место! Время от времени надо устраивать здесь пиры, просить Суэфуса сочинять стихи и слушать их здесь, — произнёс император Судзаку.

— Это было бы великолепно! — заговорили сановники.

Оба императора собрались покинуть усадьбу. Император Судзаку хотел увидеть супругу Масаёри. [412] Прим.45 гл. XX: Коно Тама предполагает, что здесь в оригинале ошибка.

Мать Накатада обратилась к генералу:

— Как мы отблагодарим государей за их визит сюда?

— Среди небольших книг, привезённых из Танского царства, есть три с картинками и со стихами. Одну из них можно преподнести императору Судзаку, — ответил он. — А что бы преподнести императору Сага?

— Он любит играть на корейской флейте. Давай преподнесём ему флейту, которую танский император вручил отцу за подаренное ему кото, — предложила госпожа.

— Придворным, как обычно, преподнесём платье. Для молодых принцев нет установленных подарков, поэтому надо выбрать что-нибудь изящное, — продолжал Накатада.

— Я приготовила вот что, — стала советоваться с ним госпожа, показывая различные вещи.

Книга, преподнесённая императору Судзаку, была в сорок листов и сделана из цветной китайской бумаги. Она была вложена в футляр из сандалового дерева с золотой окантовкой. Увидев подарок, император Судзаку сказал:

— Это я в благодарность за дивное исполнение должен был бы преподнести вам подарок- пилюлю бессмертия. Я хочу рассмотреть эту книгу повнимательнее.

Мешок с флейтой для императора Сага был из великолепной парчи очень красивой расцветки. Накатада положил его в тонкую коробку из лазурита. Когда он преподнёс коробку императору, вокруг раздались восторженные восклицания. Император Сага любил играть на корейской флейте и был очень доволен.

Принцу Сикибукё и трём министрам вручили коробы для платья с полными женскими нарядами и другие вещи, которые обычно дарят в подобных случаях. Принцам преподнесли серебряных соколов, сидящих в изящных золотых клетках с колокольчиком. Это было необычно и пленяло тонким вкусом.

— Сегодня ночью я не мог вдоволь наслушаться музыки, — сказал император Сага. — Я обязательно хотел бы ещё когда-нибудь вас услышать. Может быть, на следующий год, когда будут цвести вишни?

Император Судзаку приблизился к матери Накатада.

— Мне не хочется расставаться с вами. Когда ещё мы сможем поговорить? У меня нет слов, чтобы выразить своё удовлетворение тем, как прекрасно вы выучили Инумия. Я был бы рад поручить вашим безграничным заботам и себя самого, ушедшего от мира.

Он был серьёзен и говорил проникновенно. Ответ госпожи был очень сдержан, и император почувствовал себя смущённо.

Канэмаса, сгорая от ревности, желал одного: чтобы император Судзаку поскорее уехал.

Император Сага подарил госпоже небольшой китайский короб, украшенный золотой росписью, с полным женским нарядом, а прислуживающим ей дамам — тридцать женских китайских парадных платьев со шлейфами. Император Судзаку подарил госпоже короб для одежды с зимними и летними платьями из китайского узорчатого шёлка, её дамам — двадцать женских нарядов, а четверым юным служанкам и четверым низшим прислужницам — накидки из узорчатого шёлка и верхние штаны из узорчатого шёлка. Музыкантам, игравшим у двух башен, тоже сделали подарки.

Наконец все стали разъезжаться по домам.

Оба императора повторяли снова и снова: «Сколько такую музыку ни слушай, наслушаться невозможно. Всё время хочется слушать ещё и ещё ‹…›». Им хотелось взглянуть через занавесь на мать Накатада, и они покидали усадьбу с большой неохотой.

Дорогой все рассуждали о том, что уж совсем нельзя встретить в мире такую редкостную душу, как у Накатада, что он почтительный сын и нежный отец. [413] Прим.46 гл. XX: Далее следует заключение, представляющее собой позднейшую приписку: «В следующей главе рассказывается о женском пиршестве и заупокойной службе. Кроме того, есть эпизод обучения игре на кото дочери Суэфуса. Но и так книга слишком большая, потому всё это исключили из повествования».