Алишер Навои - Лейли и Меджнун

В ночи разлуки стал ты светом дня.
Я болен страстью. Пожалей меня».

Сказал пастух: «Благословен твой путь!
Мой друг, со мной до вечера побудь,

Мне ведомо влечение твое,
Мне сладко излечение твое».

И вот Меджнун весь день в пыли бредет,
Но длится долгий день, как целый год.

И вот заходит солнце. День потух.
К становищу погнал стада пастух,

Потом баранью шкуру показал:
«Накинь ее на плечи, — он сказал, —

Войди в нее, Меджнун, согни свой стан
И стань четвероногим, как баран,

И буду в стаде я тебя пасти, —
Такого случая не упусти.

Узнай: как солнце озаряет мир
В созвездье Овна, так и твой кумир,

Играя и резвясь в кругу подруг,
Сюда приходит, на зеленый луг,

Чтобы взглянуть, как мы доим овец,
Блеснуть, как солнце, для простых сердец,

Дойдет она до головы твоей, —
Тогда на пери бросить взгляд сумей!»

И вот Меджнун — таков его удел —
Баранью шкуру на себя надел,

И весь вошел в нее, согнув свой стан, —
И стал четвероногим, как баран.

И вот встает становище вдали,
И вот бежит с подругами Лейли, —

Так в ореоле звезд блестит луна.
Она тоской великою полна,

Огонь разлуки щеки ей ожег, —
Покрыл румянец кожу нежных щек.

И лепесток — лицо ее: оно
Росой кровавых слез напоено.

И локон уподобился метле:
Смятенья пыль развеял по земле.

Смятение сурьмит ее глаза,
В них блещет молния, шумит гроза,

Печали черный дым клубится там,
Ресница каждая — убийца там!

Разумного сожжет ее краса,
Безумного убьет ее гроза.

Воистину красавица она:
Все гибнет, лишь появится она.

Ей пери позавидовать могли б!..
Ее Меджнун увидел — и погиб.

Такой издал он исступленный вздох,
Что небо задрожало, мир оглох!

Среди баранов он упал в пыли, —
Как будто на закланье повели.

Забывшись, он заплакал, и тогда
Бараны разбежались, кто куда, —

Друг друга забодали на бегу.
Лишь он один остался на лугу.

«Что это значит?» — думает Лейли.
«Кто это плачет?» — думает Лейли.

И видит: шкура на траве лежит.
И видит: в ней возлюбленный сокрыт.

Он в пепел превращен огнем любви.
Нет, лучше мускусом его зови!

Как мускус — черен, а в глазах — тоска,
Худое тело тоньше волоска.

И горестью раздавлена Лейли,
И разумом оставлена Лейли,

С Меджнуном рядом падает. О нет,
То падает на землю чистый свет!

Любовью гурия занемогла,
С Меджнуном рядом гурия легла…

Кто был в любви правдив и светел, тот
Возлюбленную любящей зовет.

Служанок робких охватил испуг:
С подругою соединился друг!

И побежали, быстрые, к Лейли,
И подняли ее, и унесли.

Шли пастбищем овец и кобылиц,
Придумывая сотни небылиц,

Чтоб успокоить родичей Лейли.
И вскоре скрылись девушки вдали…

Вот повесть, удивляющая мир:
Когда владыка племени Амир,

Вернувшись в дом, узнал о беглеце, —
Зажег он слезы на своем лице.

Он дал излиться пламенным слезам,
Пошел он, плача, по его следам,

И всех расспрашивал о сыне он,
Безумного нашел в пустыне он,

Нашел его, покрытого песком,
И на руках понес его бегом,

Достиг он стана, тяжело дыша:
Сто раз хотела вырваться душа.

Но вот Меджнуна ложе наконец!
Меджнун очнулся: перед ним отец.

Где был он? Память бедная глуха:
Баранов он забыл и пастуха…

В степях Аймана ты пасешь стада. [16] В степях Аймана ты пасешь стада! — Традиционное обращение к богу. Айман — Йемен.
Твой пес — тебе я верен навсегда.

Я только твой рассказ передаю.
Возьми же руку слабую мою.

Украшенный жемчужинами слов,
Девичий лик рассказа был таков:

Когда пришел в сознание беглец,
Заплакал, горько жалуясь, отец,

Увещевал Меджнуна без конца, —
И тот, взглянуть не смея на отца,

На землю, от стыда сгорая, лег,
Он целовал следы отцовских ног,

Молил отца: «Прости меня скорей,
Я прибегаю к милости твоей!»

Решив: сознался сын в своей вине,
Раскаяньем наказан он вполне,

Отец сказал: «Ты можешь быть прощен,
Но должен жить, как требует закон.

Вину свою ты искупи сейчас:
Как я велю, так поступи сейчас».

Меджнун всегда великодушным был,
Он благородным и послушным был,

Когда в мозгу не воцарялась мгла,
Чужда ему невежливость была.

Исполнен вежества прямых людей,
Исполнен мужества святых людей,

Несправедливости не выносил
И неучтивости не выносил.

Он так сказал отцу: «Твой правый суд
И слово — пусть прощенье принесут.

Твой приговор я с радостью приму,
Я слову подчиняюсь твоему».

От этих слов повеселев тотчас,
Отец повел о сватовстве рассказ:

«Единственный среди аравитян,
О нет! Скажи: среди подлунных стран, —

Был Науфаль заступником тебе,
Всегда сочувствовал твоей судьбе,

Всегда помочь твоей любви хотел,
Но был тебе сужден другой удел…

Его стараний счесть я не могу,
Ты в неоплатном у него долгу,

Ты должен повиниться перед ним,
И будешь ты прощен отцом родным.

Ты хочешь быть покорным до конца?
Исполни просьбу дряхлого отца;

Мне принеси повиновенья дань,
А Науфалю верным сыном стань.

Есть у него жемчужина одна,
И сердце каждое влечет она.

Таит живую розу красоты
Девичий заповедник чистоты.

Она красой затмила небеса,
Сразила сто племен ее краса,

Ее невольникам потерян счет,
Открыться ей — невольный страх берет,