Автор неизвестен Европейская старинная литература - Легенда о Тристане и Изольде

И вот приходят в город вести,
Что, мол, застиг средь ночи вместе
Король Изольду и Тристана
И, страшным гневом обуянный,
Казнить обоих хочет он.
Повсюду плач, повсюду стон.
"Тристан, могучий средь могучих!
Мы льем потоки слез горючих.
Тебя оклеветал Фросин —
Во всем виновен он один!
А ты, о королева наша, —
В каком краю видали краше,
И милосердней, и добрей?
840 Сгубил Изольду чародей!
Да будет проклят богом тот,
Кто на злодея набредет
И не отрубит головы.
О друг Тристан, увы, увы!
Мы за тобой, как за стеной,
Защиты нет у нас иной.
Когда Морхольт приплыл сюда,
Чтоб на чужбине навсегда
Рабами наши дети стали,
Бароны, как один, молчали.
Никто не встал за нас горой,
Не вызвал пришлеца на бой.
Лишь ты, Тристан, не отступился,
За нас, за корнуэльцев, бился,
И был Морхольт тобой сражен,
Но и тебя изранил он,
И смерть в глаза тебе глядела.
Ужель неправедному делу
Свершиться мы дадим сейчас?"
860 И громок был народный глас,
Сбегался к замку бедный люд,
Но Марк-король от гнева лют,
Он всем грозит, и никому
Уже не подойти к нему
И за виновных заступиться.
Восходит на небо денница,
И яму рыть король велит
В том месте, где он суд чинит,
И дно в глубокой этой яме
Устлать колючими ветвями,
И бросить в яму тернослив,
Боярышником все прикрыв.
Уже глашатаи на сход
Сзывают весь честной народ, —
Таков, де, короля приказ.
И вот, не осушая глаз,
Стекается и стар, и млад,
И люди голосят не в лад,
И между всеми не уныл
880 Один лишь гнусный карла был.
Король вещает всенародно:
Сжечь на костре ему угодно
Племянника с женой своей.
Все громче стоны, плач сильней.
"Король, преступишь ты завет:
На них вины, быть может, нет,
И должно их судить сперва".
Но гневны короля слова:
"Клянусь бессмертным, всемогущим
Создателем всего, что суще,
Кто скажет мне наперекор,
Тот будет брошен в сей костер.
Моей не прекословьте воле
И мне не докучайте боле".
Велит король огонь разжечь,
Скорей на казнь Тристана влечь —
Пусть первым на костер взойдет.
Отдав приказ, он молча ждет.
Веревками — о стыд и срам! —
900 Был рыцарь связан по рукам.
Напрасна слезная мольба —
Ведут Тристана, как раба.
Изольда ярости полна.
"Прекрасный друг, — кричит она, —
Тебя связали, осквернили!
Пускай меня б они казнили,
Лишь ты остался б невредим
И отомстил жестоко им!"
Поведаю, сеньеры, ныне
Вам о господней благостыне.
Всех наших чаяний оплот,
Он на смерть грешника не шлет:
Склонясь к мольбам простого люда,
Великое свершает чудо.
Ведут Тристана на костер
По той тропе, где с давних пор
Часовенка стоит на взгорье.
Абсидою глядится в море.
А берег и высок, и крут,
920 И по обрыву там и тут
Камнями острыми усеян.
Кто прыгнет вниз, сломает шею.
Окно в абсиде словно лал.
Его по стеклышку собрал
Монах в давнишние года.
И говорит Тристан тогда:
"Прошу, дозвольте по пути
Мне в этот божий дом войти.
Стою у смертного порога,
А в жизни согрешал я много;
Молитву богу вознесу
И душу, может быть, спасу.
Вы при мечах, я безоружен,
От горя ослабел, недужен,
А здесь всего одна лишь дверь,
Мне не уйти от вас теперь.
Всевышнему я помолюсь,
Покаюсь и тотчас вернусь".
И слышит он такой ответ:
940 "Ну что ж, худого в этом нет".
Вот он свободен от веревок,
В движеньях снова спор и ловок,
Ни мига не теряя зря,
Несется мимо алтаря
И из окна, с отвесной кручи
Кидается, затем что лучше
Разбиться на смерть, чем живьем
Сгореть при скопище таком.
Но буйный ветер налетает,
Его одежду раздувает,
Несет на камень плоский плавно —
Спасен от смерти рыцарь славный.
Тот камень, в память этой были,
"Прыжком Тристана" окрестили.
Молящихся полным-полно, —
Все видели прыжок в окно,
И на колени пал народ.
У входа стража ждет-пождет,
Но попусту: спастись помог
960 Тристану милосердный бог.
По берегу бежит песками,
Оглянется, увидит пламя
И мчится как стрела опять.
Никто не мог бы так бежать.
Послушайте о Говернале.
Меч опоясал доброй стали,
Сел на коня и во всю мочь
Из города умчался прочь:
Замешкайся на миг единый,
Он был бы вместо господина
Бессудно королем сожжен.
Тристану сердцем предан он,
И меч его с собою взял
Оруженосец Говернал.
Несется конь во весь опор.
Тристан, едва лишь кинул взор.
Признал его и рад сердечно,
Что спас наставника Предвечный.
Зовет его и говорит:
980 "Ты видишь, бог меня хранит,
Но не глядел бы я на свет, —
Со мной Изольды милой нет,
Мне лучше б, скорбному, не жить,
Мне голову бы размозжить,
Разбиться бы о те каменья.
Зачем я спасся при паденье?
Из-за меня ей смерть в огне,
А без нее нет жизни мне".
И молвит Говернал: "Держись,
На милость бога положись.
Мы в том кустарнике густом,
Что окружен широким рвом,
С тобой укроемся, незримы,
А по большой дороге мимо
Народ снует, и всяк тебе
Тотчас расскажет о судьбе
Твоей Изольды — королевы.
Я сыном непорочной Девы,
Спасителем клянусь, сеньер,
1000 Коль ждет ее и впрямь костер,
Не спать мне под защитой крова,
Пока не воздадим сурово,
Пока кроваво не отметим
Мы нашим недругам лихим.
А сложишь голову свою,
Пока злодеев не убью,
Постыл мне будет белый свет". —
"Где меч возьму?" — Тристан в ответ. —
"Кто безоружен, тот не воин". —
"Сеньер, ты можешь быть спокоен:
Вот он, твой острый меч". "Клянусь,
Теперь лишь господа боюсь!
Ты мне великую услугу,
Наставник, оказал". — "Кольчугу
Тебе привез я под одеждой". —
"Преисполняюсь я надеждой
И верю, — во время поспеем
И спуску не дадим злодеям:
У них Изольду отобьем
1020 И от костра ее спасем.
Уже свиданья сердце чает".
Ему наставник отвечает:
"Сеньер, тут надобно терпенье.
Ты веруй в помощь Провиденья,
И супостатов уничтожишь,
И головы своей не сложишь.
Коль слепо ринешься ты в бой,
Король расправится с тобой.
Обдумай, рассчитай заране:
Костер обстали горожане,
Живьем возьмут тебя тотчас,
Едва король отдаст приказ,
Не то им всем итти на плаху.
Чего не сделаешь со страху!
Тебя простому люду жаль,
Но о себе сильней печаль,
Всяк милой жизнью дорожит,
Своей погибели бежит".
И рыцарь слезы льет, скорбя.
1040 Он дал бы изрубить себя
За ту, что в Тинтажеле ныне
Горюет о его судьбине,
Но Говерналу внемлет он
И ждет, в унынье погружен.
Изольда в замке смерти просит,
Но вот слуга ей весть приносит,
Что убежал Тристан. "Мой друг,
Тебя Господь упас от мук,
И мне теперь не страшны муки!"
Король велел связать ей руки,
И трое супостатов лютых
Такие наложили путы
И так впились веревки в тело,
Что кровь на коже заблестела.
Но улыбается она:
"Коль жизнь твоя сохранена,
И бог разрушил вражьи ковы,
И ты, Тристан, на воле снова,
Все хорошо и все легко мне.
1060 О злобный чародей, попомни,
Попомните, бароны-каты,
Не за горою час расплаты.
Мучителей мученья ждут —
Они от кары не уйдут!"
А короля, дрожа в испуге,
Меж тем оповещают слуги,
Что стражу рыцарь обманул
И от сожженья ускользнул.
И стал король, как туча, мрачен.
Велит он, яростью охвачен,
Вести Изольду на костер.
Идет она, потупя взор,
И ни слезинки не проронит.
Народ и голосит, и стонет:
"О королева наша! Боже!
Ты всех добрее, всех пригожей!
Тебя веревками связали!
Рыдаем мы в большой печали,
Скорбит душой и стар и млад,
1080 И только ты один и рад,
Бесовский выродок горбатый!
Скорей издох бы ты, проклятый!"
Она перед костром стоит,
В нем жарко тернослив горит,
И тут Динас [47] Динас — крупный феодал на службе у Марка (его сенешаль). Он решительно принимает сторону Тристана и поддерживает его в борьбе с баронами. В замке Динаса Тристан не раз находит убежище. , сеньер Динана,
Душой и сердцем друг Тристана,
Колени преклонил, моля
Разгневанного короля:
"Тебе, сеньер, служил я верно
И предан был нелицемерно.
Я сенешаль твой много лет,
Но бедняка такого нет,
Нет сиротины и вдовицы,
На ком старался бы нажиться,
Хотя б монетку взял себе.
Внемли, король, моей мольбе:
Ты королеву сжечь спешишь,
Суда над нею не вершишь,
Но отрицает все она,
1100 И не доказана вина.
Тристан из рук твоих ушел.
Он знает здесь и лес, и дол:
Тебя племянник не обидит,
Но он баронов ненавидит, —
Поверь, им всем воздаст сполна,
Сгорит в огне твоя страна.
Неправое творишь ты дело —
Так жди войны в свои пределы.
Случись мне управлять страною,
Я долго думал бы, не скрою,
Пред тем, как наказать сурово
Хотя бы рыцаря простого:
Поостерегся бы, сеньер,
Я сеять смуту и раздор.
Жену столь дивную твою
Тристан добыл тебе в бою:
Коль на костер взойдет она,
Как будет месть его страшна!
За все усердие мое
1120 Дай на поруки мне ее".
Стоят поодаль три злодея,
От страха словно каменея, —
Тристан сведет со всеми счет,
Он, верно, их в засаде ждет.
Плечо Динаса сжав рукой,
Король, клянясь святым Фомой [48] Святой Фома — один из двенадцати апостолов, тип сомневающегося, не принимающего все на веру человека. Поэтому именем Фомы клялись тогда, когда хотели подчеркнуть надежность своих слов. ,
Твердит, что соблюдет закон, —
Судить Изольду будет он.
Внимает королю Динас,
Потом, не поднимая глаз,
Стоит, вздыхает тяжело
И молвит он, склонив чело:
"Мне хоть богатство посули,
Каким владеют короли,
Чтоб я стоял тут и смотрел
На горестный ее удел,
Тебе отвечу — не согласен.
Я уезжаю восвояси".
В глубокой горести Динас
1140 Покинул короля тотчас.
Ведут Изольду на сожженье.
В народе ропот и смущенье.
Кто плачет, кто кричит, хуля
Предателей и короля.
Стоит она перед толпою,
Одета в узкое, тугое
Из шелка серого блио [49] Блио — длинный плащ, обычно стягиваемый у талии поясом. ;
Расшито золотом оно;
Густые волосы до пят,
В них золотом шнуры блестят [50] ... в них золотые шнуры блестят. — Т. е. вплетенные в волосы шнуры из золотой парчи, поддерживающие прическу. .
Так дивен стан ее и лик,
Что не жалеть ее в тот миг
Мог лишь злодей закоренелый.
О, как впились веревки в тело!
Жил возле замка Лансиен [51] Лансиен — замок в королевстве Марка, одна из резиденций короля, наряду с Тинтажелем.
Проказой страждущий Ивен [52] Ивен — Характерно, что предводителю прокаженных Беруль дает имя одного из прославленных рыцарей Круглого Стола, о котором сохранилось валлийское "мабиноги" и которого Кретьен де Труа сделал героем своего романа "Рыцарь со львом". ,
Увечный, в струпьях, в черном гное.
Пришел он тоже и с собою
Не меньше сотни приволок
1160 Таких, как он: один без ног,
Другой без рук, а третий скрючен
И, как пузырь, четвертый вспучен.
В трещетки бьют, сипят, гундосят
И скопом милостыню просят.
Хрипит Ивен: "Король, ты ложе
Для королевы для пригожей
Придумал на костре постлать,
За грех великий покарать.
Но быстро плоть огнем займется,
По ветру пепел разнесется,
Терпеть недолго будет боль, —
Ты этого ль хотел, король?
Послушай, что тебе скажу.
Другую кару предложу:
В живых останется, но ей
Той жизни будет смерть милей.
Ее чураться всякий станет,
Пройдет сторонкой и не взглянет.
Мне дальше говорить иль нет?"
1180 И молвит так король в ответ:
"Услугу важную окажешь,
Коль посоветуешь и скажешь,
Какую ей придумать участь,
Чтобы жила всечасно мучась,
Предать какому наказанью,
Чтоб не было конца терзанью,
Чтоб смерть звала к себе весь век.
Скажи, коль знаешь, человек,
И всех ты станешь мне дороже".
И говорит Ивен: "Ну что же,
Короткой будет речь моя.
Взгляни, король, — сам-сто здесь я.
Так будь же ласков к прокаженным
И дай им всем Изольду в жены.
Мы любострастия полны,
Но женами обделены —
Им прокаженные не гожи,
Лохмотья в гное слиплись с кожей.
Изольде был с тобою рай,
1200 Носила шелк и горностай,
В хоромах мраморных жила
И вина сладкие пила.
А коли мы ее возьмем,
Да в наши норы приведем,
Да нашу утварь ей покажем,
Да на тряпье с ней вместе ляжем,
И хлебово в обед дадим,
Что мы с охотою едим,
Что щедрой нам дарят рукою, —
Объедки, кости да помои, —
Тогда, свидетель мне Христос,
Прольет она потоки слез,
Покается в грехе, жалея,
Что поддалась соблазну змея:
Чем жизнь такую годы влечь,
Живой в могилу легче лечь".
И вот, дослушав эти речи,
Встает король и, сгорбив плечи,
В молчанье долго погружен.
1220 Потом идет к Изольде он.
И в голос плачет королева:
"Помилуй, Пресвятая Дева!
Король, сожги меня, убей!"
Но Марк-король не внемлет ей
И прокаженным отдает.
В великой горести народ.
Рыдают люди и вопят,
Зато Ивен безмерно рад.
Он по песчаной по дороге,
Едва передвигая ноги,
Изольду тащит за собой.
Кто с костылем, а кто с клюкой,
Бредет, ликуя, сонм смердящий.
Меж тем Тристан укрылся в чаще.
Вдруг Говернал его зовет:
"Ведет Изольду гнусный сброд!
Мой сын, что будешь делать дале?"
"Из-за тебя мои печали,
Твоя беда из-за меня!
1240 Изольда, ты прекрасней дня,
И вот в руках поганых бьешься
И смерть зовешь — не дозовешься.
Но пусть посмеет гнусный тать
Тебя Тристану не отдать!"
Коня он хлещет, и, горяч,
Несется конь из чащи вскачь.
"Ивен проклятый, берегись,
От королевы отступись,
Не то молись в последний раз".
Ивен, Тристана слыша глас,
Немедля плащ с горба долой.
"За костыли, друзья, и в бой!"
И, на ходу разоблачаясь,
Они, бранясь и отдуваясь
Размахивают костылями,
Грозятся палками, культями.
Срамно Тристану с ними драться,
Невместно до калек касаться,
Но Говернал услышал крик
1260 И как из-под земли возник.
Он палицей взмахнул дубовой,
И пал Ивен, не молвив слова.
Помог Тристану Говернал.
За правую он руку взял
Изольду и подвел к Тристану.
Не верьте низкому обману,
Что рыцарем Ивен убит:
Выдумывать такое — стыд!
Не мог столь достославный рыцарь
Поганой кровью обагриться.
Беруль [53] Беруль читал об этом сам... — Здесь впервые автор романа называет себя по имени (Berox); еще раз он назовет себя в стихе 1792. Никакими достоверными сведениями об этом писателе современная наука не располагает. читал об этом сам,
И правду говорит он вам.
Вот трое трогаются в путь.
Страх не теснит Изольде грудь.
В лес Моруа [54] Моруа — этот лес (со сходным названием) существует и теперь на северо-западе Англии. их путь лежал.
У взгорья делают привал.
Тристана не снедает страх, —
Он словно в замковых стенах.
Отменным лучником он был
1280 И наповал дичину бил.
Похитил Говернал умело
У лесника и лук, и стрелы —
Две оперенные стрелы,
Зубчатые, острей иглы.
Тристан обед промыслить чает,
В лесу косулю примечает
И целится ей в правый бок,
Попал — и крови льется ток.
Назад с добычею приходит,
Не мешкая, шалаш возводит
Из веток, срубленных мечом.
Травой шелковой, мягким мхом
Изольда ложе устилает.
И вот уже костер пылает,
Над мясом Говернал хлопочет,
Состряпать повкуснее хочет,
Но нет ни молока, ни соли.
Меж тем от горьких слез и боли
Устала королева очень,
1300 Смежаются невольно очи.
Ей хочется уснуть спокойно, —
У друга на плече спокойно.
В лесной глуши живут они,
Приходят дни, уходят дни,
Живут безлюдно, как в пустыне.
Я расскажу вам о Фросине.
О короле узнал случайно
Горбун неслыханную тайну.
За это знание, сеньеры,
Он головой заплатит скоро.
Однажды пьяный был Фросин,
И три барона, как один,
Пристали к горбуну: "Открой,
О чем в беседе потайной
У короля с тобой шла речь?" —
"Просил его секрет беречь.
Я слово честное сдержу,
Вам ничего не расскажу.
Вы знаете "Опасный брод"? [55] "Опасный брод". — Упоминание брода как места поединков, неожиданных встреч и т. п. часто встречается в рыцарских романах, с характерным для них стремлением к топографической "отмеченности". В данном случае правильнее было бы перевести как "Брод Приключений", т. к. всякое появление героя у подобного брода оборачивается для него новой рыцарской авантюрой.
1320 Туда Фросин вас поведет,
Где в логе бьется ключ гремучий
И густ боярышник колючий.
Укроюсь с головою в нем
И расскажу ему о том,
Что скрыто ото всех на свете,
Что Марк-король хранит в секрете".
К боярышнику он идет,
Баронов за собой ведет.
Он ростом мал, башка огромна,
Ему кусты — приют укромный,
Видны лишь маковка да глаз.
"Не для сеньеров этот сказ,
А ты, боярышник, послушай:
У Марка не людские уши,
А конские [56] ...у Марка не людские уши, а конские... — Об этом пережиточном мотиве подробнее см. в нашей статье в настоящем издании (стр. 640). , — торчком торчат".
Все четверо пошли назад.
Король, едва лишь отобедав,
Вел с приближенными беседу,
В руке сжимая меткий лук.
1340 И вот вошли те трое в круг
И говорят ему в упор:
"Нам ведом твой секрет, сеньер"
С улыбкой он: "Как у коня
И вправду уши у меня.
Вам карла разболтал секрет, —
За это понесет ответ".
И в руки меч король берет,
И обезглавлен злой урод.
Все рады: вот он, бездыханный,
Изольды недруг, враг Тристана.