Жозеф Бедье - Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика

«Ладно, — сказал король, — помирите его с графом Бретонским, а потом мы заключим наш брак». И я ему сказал, что из-за этого он не должен мешать браку. А он ответил мне, что ни за что не устроит этот брак, покуда не будет установлен мир, чтобы не говорили, будто он женит своих детей, лишая наследства своих баронов.

Я передал эти слова королеве Маргарите Наваррской [409]и королю, ее сыну и их советникам; и услыхав это, они поторопились заключить мир. И после заключения мира французский король отдал королю Тибо свою дочь; пышные свадебные торжества при большом стечении народа состоялись в Мелене [410], и оттуда король Тибо привез ее в Провен, куда был совершен въезд в сопровождении множества баронов.

После возвращения из-за моря король держал себя столь благочестиво, что с тех пор никогда не носил ни беличьего меха, ни ярко-красной ткани, ни золоченых стремян и шпор. Его одежды были из синего сукна; покрывала и платье были сшиты из вывороченной кожи или из заячьих лапок или ягненка. Он был столь воздержан в еде, что не требовал ничего сверх тех блюд, что ему готовил его повар; их ставили перед ним, и он ел.

Вино он разбавлял в стеклянном кубке; и в соответствии с количеством вина, добавлял воду, и держал кубок сам, пока ему разбавляли вино позади стола. Он всегда кормил бедных и после трапезы приказывал подавать им из своих денег.

Когда после обеда входили менестрели знатных людей и приносили свои виеллы [411], он, прежде чем слушать послеобеденную молитву, дожидался, пока менестрель заканчивал свою песнь; тогда он вставал, а священники стояли перед ним, дабы вознести свои молитвы.

Когда мы навещали его частным образом, он садился у подножия кровати; и когда проповедники или кордельеры, бывшие при нем, напоминали ему о какой-нибудь книге, которую он охотно слушал, он им отвечал: «Не читайте мне ничего; ибо нет после обеда лучшей книги, чем свободная беседа, когда каждый говорит то, что хочет». Когда с ним обедали какие-нибудь знатные иностранцы, он составлял им хорошую компанию.

Я расскажу вам о его мудрости. Неоднократно можно быть свидетелем того, что в его совете нет никого столь же мудрого, как он. И кажется, что когда ему излагали что-либо, он не говорил: «Я об этом посоветуюсь», но видя ясную и очевидную правоту, тут же отвечал сам, без совета; и я слышал, как ответил он всем прелатам королевства Франции на просьбу, с которой они к нему обратились и которая была такова.

Епископ Ги Оксерский заговорил с ним от имени их всех: «Сир, — сказал он, — присутствующие здесь архиепископы и епископы поручили мне вам сказать, что христианская вера пришла в упадок и ускользает из ваших рук, и что она ослабеет еще больше, если вы не придете на помощь, потому что никто ныне не боится отлучения. Посему просим вас, сир, прикажите вашим бальи и сержантам принуждать пробывших под отлучением год и один день приносить покаяние Церкви».

И король ответил им сам, без совета, что велит охотно своим бальи и сержантам принуждать отлученных, как они того просят, но если ему предоставят доказательства справедливости приговора об отлучении.

И они посоветовались и ответили королю, что сведений, относящихся к церковной власти, они ему не дадут. А король им тоже ответствовал, что не ознакомит их с тем, что имеет отношение к нему и ни за что не отдаст приказа своим сержантам понуждать отлученных к принесению покаяния, будь то неправо или право. «Ибо сделав это, я поступлю против Бога и справедливости. И вам приведу такой пример: епископы Бретани в течение семи лет держали под отлучением графа Бретонского, а потом он получил прощение в римской курии; а если бы я его принудил к покаянию после первого года, я поступил бы несправедливо».

По нашем возвращении из-за моря случилось, что монахи Сент-Юрбена избрали двух аббатов. Епископ Пьер Шалонский [412](спаси его Господь!) изгнал их обоих и благословил в аббаты монсеньора Жана де Мимери и вручил ему посох. Я не хотел видеть его аббатом, ибо он причинил вред аббату Жоффруа, который жаловался на него и поехал в Рим. Я держал аббатство в своих руках [413], пока упомянутый Жоффруа не добился посоха, а тот, кому епископ его дал, не лишился его; а покуда длился спор, епископ отлучил меня от церкви, отчего в парламенте, заседавшем в Париже, завязалась серьезная тяжба между мной и епископом Пьером Шалонским, а также между графиней Маргаритой Фландрской и архиепископом Реймсским, против которого она выдвинула обвинение.

На следующем парламенте все прелаты попросили короля прийти поговорить с ними наедине. Когда после разговора с прелатами он вернулся, то пришел к нам, дожидавшимся его в палате тяжб, и, смеясь, поведал нам о бурной сцене с прелатами, когда архиепископ Реймсский спросил короля: «Сир, какое удовлетворение вы мне дадите за покровительство над аббатством Сен-Реми де Реймс, которое вы у меня отняли [414]? Клянусь находящимися здесь святынями [415], я и за все королевство Франции не пожелал бы взять на себя такой грех, как ваш». «Клянусь находящимися здесь святынями, — отвечал король, — из-за своей алчности вы приняли бы такой грех и за Компьень [416]. И не давайте ложных клятв».

«Епископ же Шартрский [417]попросил меня, — продолжал король, — вернуть ему то, что я удерживаю из его имущества [418]. И я ему сказал, что не сделаю этого, пока мне за него не заплатят то, что положено. И напомнил ему, что он мой человек и принес мне оммаж, а потому он ведет себя дурно и нечестно по отношению ко мне, коль хочет меня лишить принадлежащего мне по праву».

«Епископ Шалонский мне сказал, — продолжал король. — „Как вы поступите в отношении сеньора де Жуанвиля, который отнял у этого бедного монаха аббатство Сент-Юрбен?" „Сир епископ, — ответил король, — вы постановили меж собой, что нельзя слушать в светском суде ни одного отлученного, а я видел послание, скрепленное тридцатью двумя печатями о вашем отлучении: посему я не стану вас выслушивать до тех пор, покуда вы не будете прощены"». И я вам это рассказываю, дабы вы ясно увидели, как он разрешал в одиночку, по собственному разумению свои дела.

Аббат Жоффруа де Сент-Юрбен, после того, как я позаботился о нем, отплатил мне за добро злом, затеяв тяжбу со мной. Он известил нашего святого короля, что состоит под его покровительством [419]. Я же обратился к королю с просьбой, чтобы он велел установить истину, кому именно принадлежит покровительство, ему или мне. А аббат сказал королю: «Сир, да будет угодно Богу, чтоб вы поступили не так, а устроили бы между нами и сеньором де Жуанвилем законный судебный процесс; ведь мы предпочитаем быть под вашим покровительством, а не того, кому оно перешло по наследству». Король тогда спросил меня: «Правду ли он говорит, что аббатство состоит под моим покровительством?» «Конечно, нет, — ответил я, — под моим».