Фернандо де Рохас - Селестина

С е н т у р и о. О, всего-навсего? Скажи мне, он уже по­каялся в грехах?

А р е у с а. Его душа — не твоя забота.

С е н т у р и о. Ладно! Пошлем его обедать в ад без при­частия.

А р е у с а. Слушай, не прерывай меня! Этой ночью ты на него нападешь.

С е н т у р и о. Ни слова больше, все ясно! Известны мне и его любовные дела, и то, в чьей смерти он вино­вен, и то, почему это вас касается, и то, куда он идет и в котором часу и к кому. Но скажи, сколько с ним че­ловек?

А р е у с а. Двое слуг.

С е н т у р и о. Невелика добыча! Жалкая приманка для моего меча. Пожалуй, он лучше поживится этой ночью в другом месте, где я раньше договорился.

А р е у с а. Отговорки! Других лови на эту удочку! Такие увертки мне не по вкусу. Погляжу, так ли скор ты на дела, как на слова.

С е н т у р и о. Кабы мой меч столько говорил, сколько делает, болтал бы он без умолку. Кто же, как не он, под­бавляет населения на кладбище? Кто тут обогащает всех врачей? Кто дает постоянную работу оружейникам? Кто может разрубить самую прочную кольчугу? Кто крошит барселонские щиты и рассекает калатаюдские шлемы, коли не он? А уж альмасенский-то шлем он как дыню разре­жет! Двадцать лет он меня кормит; из-за него боятся меня мужчины и любят все женщины, за исключением тебя. Из-за него деду моему дали имя Сентурио, Сентурио звался мой отец, и меня зовут Сентурио [61] В репликах Сентурио и Элисии обыгрывается значе­ние имени Сентурио—«сотник» (от лат. centurio — центурион). .

Э л и с и я. Но что же сделал этот меч, если твоего деда так прозвали? Скажи-ка, может дед твой был начальником над сотней солдат?

С е н т у р и о. Нет, зато он был любовником сотни жен­щин.

А р е у с а. Оставим в покое родословную и былые по­двиги. Если ты хочешь исполнить мою волю, решайся живо, нам пора уходить.

С е н т у р и о. Я еще с большим нетерпением жду этой ночи, чтобы угодить тебе, чем ты — чтобы отомстить. Все свершится по твоему желанию. Скажи, какой смертью ему умереть? Вот список, здесь перечислены семьсот семьдесят различных видов смерти, — выбирай, какой тебе больше по вкусу.

Э л и с и я. Ареуса, умоляю, не поручай этого дела та­кому свирепому человеку. Лучше погодим, а то поднимется шум на весь город, и будет нам беда почище прежней.

А р е у с а. Молчи, сестра. А ты назови любой вид смерти, который бы не вызвал переполоха.

С е н т у р и о. Вот что я теперь чаще всего применяю и к чему приноровился: ударить мечом по спине плашмя, без кровопролития, или стукнуть рукоятью, или ловко ударить кулаком, а не то — изрешетить кинжалом, глубоко рассечь, смело пронзить, заколоть насмерть. Иной раз я действую дубинкой, чтобы меч отдохнул.

Э л и с и я. Остановись, бога ради! Избей его палками, накажи его, но не убивай.

С е н т у р и о. Клянусь святым причастием: как солнце на небе не может остановиться, так моя правая рука не может бить и не убить!

А р е у с а. Прочь жалость, сестрица! Пусть делает что хочет, пусть убивает, как ему вздумается. Пусть Мелибея поплачет, как ты плакала. Оставим его! Сентурио, ты нам потом расскажешь о своих делах. Мы будем рады, какой бы смертью он ни умер. Смотри только, он еще удерет, не искупив своей вины.

С е н т у р и о. Помилуй бог, да он тут же свалится к моим ногам! Я счастлив, сеньора, что мне представился хотя бы незначительный случай доказать, на что я спосо­бен из любви к тебе.

А р е у с а. Дай бог тебе удачи! Ему тебя поручаю, а мы пойдем.

С е н т у р и о. Да хранит он тебя и да пошлет тебе терпение.

Накормил я этих потаскух разговорами. Теперь надо подумать, как отделаться от обещания, да чтоб они пове­рили, будто я выполнил все с наибольшим усердием, а то как бы не попасть в беду. Сказаться больным? Но какой в этом прок? Они не отстанут от меня, когда я поправ­люсь. Если же я скажу, что был там и обратил всех в бег­ство, они спросят, как их звать, да сколько их было, да где я их застал, да как они были одеты, — а я не смогу ответить. Все пропало! На что решиться, чтобы и они были довольны и я не пострадал?

Позову-ка я хромого Трасо и его товарищей. Скажу, что занят этой ночью в другом месте, а потому предлагаю им отправиться вместо меня, спугнуть кое-кого, погремев мечом о щит. Это дело безопасное, и ничего с ними не слу­чится. Разгонят, кого надо, и отправятся спать.

Содержание действия девятнадцатого

Калисто с Сосием и Тристаном направляются к саду Мелибеи, которая ждет их там с Лукресией. По дороге Сосий рассказывает о том, что произошло между ним и Ареусой. В то время как Калисто разговаривает с Ме­либеей в саду, приходят Трасо и другие, чтобы выпол­нить поручение Сентурио. Сосий выходит к ним. Ка­листо, услыхав шум, решается выйти из сада Мелибеи, и тут на­стигает его внезапная смерть. Такой конец -подобным делам венец, а потому влюбленным лучше не любить.

Сосий, Тристан, Калисто, Мелибея, Лукресия.

С о с и й. Тише, тише, не то нас услышат. Пока дойдем до сада Плеберио, я успею рассказать тебе, братец Три­стан, о свидании с Ареусой; сегодня я счастливей всех на свете. Подумай, она, прослышав обо мне много лестного, влюбилась в меня и послала за мной Элисию. И, не го­воря уже о других приятных словах, которыми мы с ней обменялись, дала понять, что теперь принадлежит мне, как прежде принадлежала Пармено. Просила меня почаще на­вещать ее, сказала, что мечтает насладиться любовью со мной. Эх, братец, клянусь тебе этим опасным путем, по которому мы сейчас идем, я два или три раза готов был обнять ее, да стыд удержал меня при виде ее красоты и нарядов и моего старого плаща, изъеденного мышами. При каждом движении от нее пахло мускусом, а от моих сапог воняло навозом. Руки у нее белее снега, а когда она снимала перчатки, так словно по дому апельсиновый цвет рассыпался. Вот я и отложил мои намерения на другой день, к тому же она была чем-то занята. Известно, при первой встрече ничто не идет гладко; надо почаще ви­деться, и тогда мы лучше поймем друг друга.

Т р и с т а н. Друг Сосий, чтобы дать тебе совет в таком деле, нужен более зрелый и опытный ум. Но кое-что ясно и мне, несмотря на молодость и небольшой умишко. Эта женщина — всем известная девка, ты сам говорил; и надо думать, что ее обхождение с тобой не без подвоха. Все ее слова — ложь, да не знаю, что у нее за цель. Может, она полюбила тебя за учтивость? Но ведь немало вежливых людей она прогоняла прочь! Или за богатство? Но она отлично знает, что все твое имущество — грязь, которую ты с лошадей счищаешь скребницей. Или за высокое про­исхождение? Но ей наверняка известно, что зовут тебя Сосием, что родился ты и вырос в деревне, где ковырял землю плугом, и это занятие тебе больше под стать, чем любовь. Берегись, Сосий, припомни хорошенько, не хотела ли она выведать у тебя путь, по которому мы идем? Мо­жет, ее цель — погубить Калисто и Плеберио из зависти к счастью Мелибеи. Ведь зависть — неизлечимый недуг, когда вселится в человека; этот постоялец всегда в тягость своей гостинице и расплачивается чужим горем. А если так, значит злодейка хотела обольстить тебя громкой сла­вой, в которую все они рядятся! Столько яду в ее пороках, что она готова душу загубить, лишь бы удовлетворить свою страсть, способна разрушить именитую семью, лишь бы осуществить свое пагубное желание. О, негодная жен­щина, в каком белоснежном хлебце угощала она тебя отра­вой! Она согласна продать свое тело, лишь бы затеять распрю. Послушай меня: если ты мне веришь, пустись с нею в двойную игру, а как — я научу тебя; недаром гово­рят: «Кто обманщика обманет...» — да ты меня понимаешь. Лиса хитра, а охотник хитрее; подведи подкоп под ее за­мыслы, возьми приступом ее подлые козни, тогда она бу­дет в твоих руках. Зато потом запоешь у себя в стойле: «Гнедой задумал одно, а седок — другое!»