Фернандо де Рохас - Селестина

П л е б е р и о. Дочь моя, Мелибея, что ты там делаешь одна? Что ты желаешь сказать? Хочешь, я поднимусь к тебе?

М е л и б е я. Отец мой, не трудись, не пытайся под­няться сюда, ты только помешаешь мне проститься с то­бой. Скоро, ах, скоро постигнет тебя печаль! Ты потеряешь единственную дочь. Наступил мой конец, пробил час моего покоя и твоих мук, моего облегчения и твоей скорби, моего свидания и твоего одиночества. Нет, отец мой, не надо музыки — она не смягчит мое горе, мне теперь нужен лишь погребальный звон колоколов. Постарайся выслушать меня без слез и узнаешь горестную причину моей неотвра­тимой и желанной гибели. Не прерывай меня рыданиями и речами; ведь тебе горько будет оплакивать меня, не зная, отчего я умерла. Не отвечай, не спрашивай у меня ничего сверх того, что скажу тебе но доброй воле. Когда сердце в плену у отчаяния, слух не внемлет советам, и уте­шения в такой час не успокаивают, а разжигают страсть.

Слушай, отец мой, последние слова мои. Прими их, как должно, и не станешь винить меня. Видишь печаль и скорбь, что царят во всем городе; слышишь этот унылый колокольный звон, вопли людей, вой собак, громкий стук оружия? Всему этому я причиной. Я одела в траур почти всех кабальеро в городе; из-за меня сегодня многие слуги лишились хозяина, а бедняки и нищие потеряли пособие и милостыню; я виновна в том, что к усопшим присоеди­нился самый совершенный из людей; по моей вине уже нет средь живых зерцала любезности и изящества, знатока нарядов и украшений, образца красноречия, воспитания, учтивости и доблести; по моей вине земля безвременно за­владела самым благородным телом, самой свежей в мире юностью. Тебя, верно, ужасают столь неслыханные мои злодеяния, — я разъясню происшедшее... Много дней тому назад воспылал любовью ко мне один кабальеро по имени Калисто, которого ты хорошо знал; известны тебе были и его родители и знатное происхождение; а доблесть его и благородство всем были очевидны. Столь непомерно стра­дал он от любви и столь трудно ему было поговорить со мной, что поведал он свою страсть одной хитрой и лукавой женщине по имени Селестина. И вот она явилась от его имени и вырвала у меня признание в моей тайной любви к Калисто. Я открыла ей то, что скрывала от своей доро­гой матери. Старуха заручилась моим согласием и сде­лала все, чтобы исполнить наши желания. Любовь Кали­сто была велика, и я платила ему тем же. Свершился наш печальный уговор о сладостном и губительном исполнении его воли. Покоренная любовью Калисто, я впустила его в твой дом. По лестнице поднялся он на стены нашего сада и победил мое целомудрие; я потеряла невинность. Почти целый месяц наслаждались мы упоительным грехом любви. И когда Калисто, как обычно, пришел ко мне этой ночью, изменчивая судьба обошлась с ним по своему коварному обычаю: стены в саду высоки, а лестница узка, ночь темна, и сопровождавшие его слуги неловки в делах такого рода. Услышал он, что спутники его подняли на улице шум, и стал поспешно спускаться к ним, но второпях не разгля­дел ступеней, сделал неверный шаг и упал. Мозг его обрызгал камни и стены. Оборвали парки [63] Парки (миф.) — три богини судьбы. Одна из них при рождении человека завязывает нить его жизни, другая прядет эту нить, а третья перерезает ее ножницами в момент смерти. нить его жиз­ни. оборвали ее, не дав ему исповедаться, оборвали мои надежды, оборвали мое блаженство, лишили меня друга. Но сколь жесток был бы мой жребий, отец, когда бы я осталась жить после кончины Калисто! Его смерть призы­вает мою, призывает и торопит, велит мне поспешить и разбиться о камни, чтобы во всем быть ему равной. Да не скажут обо мне: у мертвых и ушедших нет друзей. При жизни я не успела его порадовать, так сделаю это после смерти. О любовь моя, о господин мой Калисто! Жди меня, я иду! Остановись, если хочешь меня встретить; не вини меня за то, что я замешкалась здесь: я должна по­говорить с престарелым отцом в последний раз, — он имеет право и на большее. О бесконечно любимый отец мой! Молю тебя во имя любви ко мне в сей горестной и минувшей жизни, пусть нас похоронят с ним вместе, пусть почтят нас единым погребальным обрядом. Хотела бы я перед моим желанным концом напомнить тебе в утешение мудрые слова из старинных книг, что ты велел читать мне, просвещая мой разум, но память моя растеряла все в страшном смятении при виде страдальческих слез, бегущих по твоим морщинам. Снеси поклон моей дорогой, любимой матушке, расскажи ей о жестокой причине моей гибели. Я рада, что ее здесь нет. Прими же, дорогой отец мой, дар, что несет тебе старость; ведь чем дольше живешь, тем больше терпишь горя. Прими этот залог долгой жизни, получи свою любимую дочь. Горько скорблю я о себе, еще больше о тебе и всего более о моей старой матери. Бог да хранит тебя и ее. Ему вручаю я мою душу, тебе же — мое тело, что ринется сейчас вниз.

Содержание действия двадцать первого

Плеберио возвращается в свою комнату, горько рыдая. Его жена Алиса спрашивает о причине такой сильной скорби. Он рассказывает о смерти их дочери Мелибеи, показывает разбитое о камни тело и завершает свою речь громкими сетованиями.

Плеберио, Алиса.

А л и с а. Что случилось, сеньор Плеберио? О чем вы так стенаете? Я было уснула, устав оплакивать болезнь нашей дочери, но твои стоны и громкие крики, необычные жалобы, плач и сетования так потрясли мою душу, прон­зили мое сердце и взволновали мой смятенный рассудок, что я забыла о своей скорби. Одна боль вытесняет дру­гую, новое чувство изгоняет прежнее. Открой причину твоих страданий. Почему клянешь ты свою почтенную старость? Зачем взываешь к смерти? Зачем рвешь седые волосы и терзаешь благородное лицо? Не случилось ли что дурное с Мелибеей? Бога ради, да говори же? Если она страдает, мне жизнь не мила.

П л е б е р и о. Увы, увы! Любимая жена моя! Конец нашей радости. Погибло все наше счастье! Незачем нам долее жить! И дабы муки твои еще усилились от неждан­ного горя, дабы скорее сошла ты в могилу, дабы не я один оплакивал нашу общую скорбную утрату, взгляни — вот бренные останки той, кого я зачал, а ты родила. Она по­ведала мне причину своей смерти; убитая горем служанка рассказала остальное. Плачь же вместе со мной над нашей загубленной старостью! О люди, что сбежались на мой горестный зов! О сеньоры, друзья мои, помогите мне пе­ренести мои страдания! О дочь моя, сокровище мое! Же­стокий удел остаться жить после тебя! Мои шестьдесят лет скорее достойны могилы, чём твои двадцать. Но боль, охватившая тебя, все смешала. О мои седины, порожден­ные скорбью! Лучше бы земля поглотила вас, а не эти светлые кудри, на которые я сейчас гляжу. Суровые дни предстоят мне; как же не сетовать на смерть, не винить ее за то, что медлит? Сколько бы ни осталось мне жить после тебя — это не жизнь, раз тебя нет со мной. О жена моя! Довольно обнимать ее; если найдешь в себе силы, поплачь со мною вместе, да прозвучат наши горестные стоны, жалобы и пени. Но, может быть, твой дух уже вку­шает покой вместе с Мелибеей? Может быть, и тебя уже покинула скорбная жизнь? Зачем пожелала ты, чтобы я страдал? О женщины, в этом ваше преимущество перед мужчинами: от горя вы можете уйти из мира, потеряв со­знание и найдя в этом долю облегчения. О суровое отцов­ское сердце! Как не разбилось ты от горя, когда меня по­кинула любимая наследница? Для кого воздвигал я башни? Завоевывал добрую славу? Сажал деревья? Строил корабли? О жестокая земля! Как не разверз­нешься ты подо мною! Где найдет приют моя безутешная старость? О непостоянная фортуна — распорядительница и хозяйка всех преходящих благ! Почему не обрушила ты свой яростный гнев, свои изменчивые волны на то, что тебе подвластно? Почему не уничтожила мое имущество? Не сожгла мой дом? Не опустошила мои родовые имения? Только бы оставила мне этот цветок, который тебе не при­надлежал! Лучше бы подарила мне неверная фортуна пе­чальную юность и веселую старость! Лучше бы я терпел твои гонения, когда был крепок и силен, чем теперь, когда я, дряхлый старик, доживаю последние годы.