Кретьен Труа - Персеваль, или повесть о Граале

Сеньора Кламаде де Иль [46] Сеньора Кламаде де Иль... – Имя Кламаде воплощает неумеренную гордыню и неоправданные претензии: Clamadeu от «clame а Dieu»(в данном контексте: кричу, вопию Богу). Как следует из полного титула, он является властителем островов, где был прославлен отец Персеваля, что делает грядущую схватку особенно значимой. ,
Он тех убил, тех заточил.
Печалюсь я о заточённых
Не меньше, чем об умерщвлённых,
Ведь знаю, что убьют их тоже,
Они не выйдут на свет Божий.
Из-за меня пасть многим смелым,
А мне отчаянье уделом.
Пришлось терпеть осаду нам
Всю зиму, лето, только сам
Ангигеррон не появлялся,
А вражий сонм всё разрастался,
Всё меньше становилось нас,
И до того иссяк припас,
Что и пчеле здесь нет еды.
Так туго нам от сей беды,
Что если Бог нам не поможет,
Наш замок завтра же, быть может,
Во власть злодею попадёт,
И нам не отстоять оплот.
Захватят замок – быть в плену мне,
И потому всего разумней
Убить себя, а там пускай [47] Убить себя, а там пускай ... – Самоубийство с целью избегнуть любовного домогательства было, скорее, характерным для античности (Лукреция). В Средние века самоубийство осуждалось церковью. В данном контексте упоминание о самоубийстве явно связано с шантажом, которому подвергается герой со стороны весьма предприимчивой и не лишенной хитрости Бланшефлер.
Он завоёвывает край.
Мнит Кламаде меня своей,
И он получит, но, ей-ей,
Моё безжизненное тело.
Кинжал из тонкой стали белой
Я в тайном ларчике держу,
Себя им в сердце поражу.
Всё рассказала я на совесть,
Теперь уйду, закончив повесть,
Чтоб отдохнули до утра вы».
И рыцарь наш достигнет славы,
Коль будет храбрым, он готов,
Ведь не придёт девица вновь
Лить слёзы у его лица –
Всё рассказала до конца,
Чтобы вдохнуть в него желанье
Пойти на это испытанье,
Лишь храбрость в сердце он приемли,
Чтоб защитить её и земли.
«Подруга, – рыцарь говорит, –
Пусть вас улыбка озарит,
Утешьтесь, больше не грустите,
Ко мне поближе подойдите,
Не плачьте, слёзы здесь излишни.
Вас завтра наградит Всевышний
Судьбой счастливей, чем досель.
Ложитесь-ка со мной в постель,
Что широка и для обоих,
Пробудьте ночь в моих покоях».
И та: «Раз вам по нраву сё,
Будь так». Он лобызал её,
Прияв в объятия свои,
А после с нежностью любви
Укрыл девицу тёплой тканью.
Та не противилась лобзанью –
Ей не понравилось едва ли.
Они бок о бок пролежали,
Рука в руке, уста в уста,
Всю ночь, покуда день не встал.
Она изведала украдкой
Всю прелесть сна, в котором сладко,
Устами, дланями сплетясь.
В свои покои возвратясь,
Она оделась спозаранок
Сама, без помощи служанок,
Чтоб никого не разбудить.
А стражи стали приходить
И воинам, что ночью спали,
Велеть, чтоб с лож они вставали.
Так поднялись все на заре.
А госпожа о той поре,
Не медля, к гостю устремилась.
«Сеньор, – учтиво обратилась, –
Пошли вам Бог удачных дней,
Ведь знаю я всего верней,
Что вам недолго оставаться,
В дорогу нужно собираться.
Смирилась я, пора вам в путь.
Любезным не было б отнюдь
Мне дальше речь о том вести,
Ведь здесь вы не нашли почти
Ни удовольствия, ни нег.
Пусть вам Господь пошлёт ночлег
В приюте лучшем, где б вы боле
Нашли вина и хлеба-соли,
Чем всё, что получили здесь».
И тот ответил: «Но не днесь
Пущусь я к новому постою,
Сперва я мир у вас устрою,
Коль будет то под силу мне.
Встреть я врага у вас в стране,
Я спуску не дал бы ему,
И не печальтесь посему.
Но коль его убить смогу я,
Прошу награду я такую:
Отдайте мне любовь свою,
Иных желаний не таю».
Не без кокетства та сказала:
«Вы просите ничтожно мало,
Награда в сущности пустяк,
Отказ же будет принят как
Гордыни грешной проявленье.
Вот потому и возраженья
Вы не услышите в ответ.
Однако не просите, нет,
Меня подругой вашей стать
На том условье, что отдать
Вам жизнь из-за меня придётся.
То слишком горько, мне сдаётся.
Природа, возраст, верьте мне,
Вам не позволят на войне
Противостать врагу такому,
Воинственному и лихому,
Как мощный рыцарь, что снаружи.
И поединок с ним к тому же
Вы не осилите, увы.
– В обратном убедитесь вы, –
Ответил рыцарь, – я как раз
Собрался биться с ним сейчас,
Меня б вы не отговорили».
Одним притворством просьбы были,
Ведь запрещала то, чего
Сама хотела от него.
Таим желанья мы порой,
Как только видим, что другой
Готов на всё, чего хотели,
Тем самым достигая цели.
Она в уловке преуспела,
Ведь то внушить ему сумела,
На что дала запрет ему же.
Велел он принести оружье.
Подав коня, открыли дверь.
И вот с их помощью теперь
Он, облачённый, сел в седло.
Все беспокоились зело,
Твердя: «Сеньор, храни вас Бог,
Пошли Он горестный итог
Ангигеррону-сенешалю,
Что мучит нас такой печалью».
С рыданьем весь честной народ
До самых врат его ведёт.
И увидав о той поре,
Что рыцарь был уж на дворе,
Вскричали громко все окрест:
«Благой сеньор, пусть истый Крест,
Приявший отпрыска Господня
По Отчей воле, вас сегодня
От гибели, тюрьмы хранит,
От всех напастей защитит,
В надёжном месте вас укроет
И добрым кровом удостоит,
Чтоб быть вам в счастье и красе».
Так за него молились все.
Бойцы, что город осаждали,
Его увидев, указали
Ангигеррону на него.
Тот у шатра у своего
Сидел, уверенный, что ныне
До ночи он возьмёт твердыню,
Что нет таких во всём краю,
Кто б с ним померился в бою.
Поэтому он шоссы снял.
А в войске каждый уповал
Завоевать и замок сильный,
И вместе с ним весь край обильный.
Его заметив после всех,
Ангигеррон, надев доспех,
Подъехал рысью на коне,
Дородном, сильном скакуне,
К нему с вопросом: «Что здесь рыщешь?
Зачем пришёл и что здесь ищешь,
Войны иль мира, молви мне?
– А ты что ищешь в сей стране?
Зачем убил ты, отвечай,
Здесь многих рыцарей, а край
Разграбил низменно и дерзко?».
Ответил рыцарь гневно, резко:
«Я замок покорить хочу,
Ещё донжон я захвачу,
Что взять не мог и по сю пору,
А деву – моему сеньору.
– Какая наглость! – рек юнец, –
Будь проклят молвивший наглец,
И от всего, что ищешь здесь,
Придётся отказаться днесь».
Ангигеррон ему: «Поди-ка!
Клянусь Отцом, Святым Владыкой,
Что очень часто платит кто-то
И без вины за грех кого-то».
Юнцу не по нутру сиё,
Он выставил копьё своё,
И рыцари схватились сразу,
Не обронив притом ни фразы.
Из ясеня, их копья прочны,
Имеют наконечник мощный,
Весьма удобные древки.
Летучи кони; седоки
Отменной силой отличались,
Взаимным гневом распалялись.
Удар. Щиты расселись вмиг,
И копья треснули у них.
Свалились оба с сёдел в прах,
Но вскоре снова на конях
Сражаются, храня молчанье,
И ярость в них сродни кабаньей.
Удары нанесли друг другу
В щит и в железную кольчугу
Столь быстро, сколь позволил конь.
С их силой ярости огонь
Смешался так, что копья в щепы.
Упал Ангигеррон свирепый,
Он ранен в руку был и бок
И от мучений изнемог.
Противник спешен, на земле.
Поняв, что кончен бой в седле,
Он меч свой вытащил и с ним
Атаковал, несокрушим.
Я и не знаю, как измыслить
Бой описать, как перечислить
Все нападенья, все удары,
Но бой был долгий, жаркий, ярый.
И вновь Ангигеррон упал.
Противник с гневом наступал,
Чтоб тот пощады запросил.
Сначала рыцарь возгласил,
Что о пощаде нет и речи,
Однако вспомнил недалече
Наставника благой наказ:
Он убивать не должен, раз
Противник у него во власти –
Бой выигран и не отчасти.
А побеждённый молвил вдруг:
«Не будьте так жестоки, друг,
Чтобы ко мне не ведать жалость.
Я признаю, что вам досталась
Победа полная в бою.
Ты храбрый рыцарь, признаю,
Твоя же слава не такая,
Чтоб каждый, нас обоих зная,
Но не присутствуя на бое,
В тебе увидел бы героя,
Способного меня убить.
Но если б мог я подтвердить,
Что ты меня низвергнул в прах
В бою, с оружием в руках,
Перед шатром, людьми моими,
Поверят мне, твоё же имя
Так разнесут на целый свет,
Что выше не было и нет.
И коль сеньора ты слуга
И перед ним за все блага
Имеешь долг, то рассуди,
Меня к сеньору отряди,
И я тотчас к нему отправлюсь
И от тебя ему представлюсь
Как пленник твой, скажу ему,
Что, мол, готов я ко всему,
Что только твой сеньор мне скажет,
Считая благом, мне прикажет».
И юноша: «Будь проклят тот,
Кто большего просить дерзнёт.
Дорогу ведаешь уже?
В тот замок к даме-госпоже,
Моей подруге. Скажешь ей,
Что впредь и до скончанья дней
Не навредишь ничем ей боле,
Затем её предашься воле
Беспрекословно, навсегда».
А тот: «Убей меня тогда,
Зане она б меня убила,
Ведь, знай, ничто ей так не мило,
Как смерть, мучение моё.
Я видел смерть отца её,
Ей много горя причинил,
Всех рыцарей её лишил,
Пленяя тех, а тех казня.
Фатальным будет для меня
Томиться у неё в неволе,
Мне не измыслить горшей доли.
К иной подруге или другу
Пошли меня, тебе услугу
Я окажу и, может быть,
Не станут там мне зла чинить,
А от неё лишь смерть приму».
Тут юноша велел ему
К его наставнику пуститься,
Поведал, как зовётся рыцарь,
И лучше каменщика он
Устройство замка, мост, донжон,
И башню каждую, и вал,
И стены замка описал
Столь хорошо и столь умело,
Что рыцарь понял: плохо дело,
Ведь в самый ненавистный край
Его отправят невзначай,
Где лишь тюрьму ему присудят.
«Сеньор, никто мне рад не будет
В краю, куда идти велишь мне.
Ты шлёшь туда, спаси Всевышний,
Где давний враг мой – господин.
Однажды брат его один [48] Однажды брат его один... – Убийство брата – в феодальном обществе достаточный мотив для кровной мести.Читать дальше