Жемчужина

Двенадцать Иоанн прорек
Основ, на коих град возник,
Что ввысь, что вдоль, что поперек,
Равно прекрасен и велик.
Сверкала яшма, как белок,
И, как стекло, был улиц лик,
Янтарь на мостовые лег,
Игра камений — блеск и блик.
Стена же, яшмовый целик,
В своих размерах постоянна —
Двенадцать тысяч напрямик
Мер, сказаных у Иоанна.

По Иоанну град квадратом
Стоял; в стене по трое врат —
Тот град двенадцати был вратым,
И был украшен их фасад
Резьбой — узорочьем богатым;
Жемчужина, какой навряд
Поблекнет блеск, укреплена там
Над каждым сводом, и горят
Князей Израиля подряд
Начертанные имена;
Но нет ни светочей, ни лампад,
Не светит солнце, ни луна.

Ни солнца, ни луны не надо:
Там сам Творец есть светоч Божий,
Там Агнец — вечная лампада;
Весь град сиял, как в день погожий,
И проницаем был для взгляда,
По чистоте с кристаллом схожий,
И я прозрел сквозь стены града
(Что видел Иоанн, я — тоже):
Вот Бог сидит, а от подножий
Его престола бьет волна
(Весь мир под ней — речное ложе!)
Светлей, чем солнце и луна.

И солнца, и луны светлей
Вода стремящейся волны,
И нет ни грана грязи в ней,
Бурленьем улицы полны.
И нет ни храмов, ни церквей,
Кресты на шпилях не видны:
Здесь Бог Превышний иерей,
Здесь Агнцем все обновлены.
И все врата отворены —
Для всех распахнута стена,
Но в ней не скрыться от вины
Тем, кто ущербен, как луна.

Луна там не имеет власти —
Ущербен свет ее и сед;
К тому же, сутки там на части
Не делятся, и ночи нет,
А посему ее участье
Бессмысленно, и лик планет
От века исказили страсти,
И солнца свет там тоже блед.
На древах жизни зреет цвет
Двенадцати плодов сполна
Двенадцать раз в двенадцать лет:
Там — год, у нас — одна луна.

Земное сердце под луной,
Узревши этих стен размах,
Весь этот город неземной,
Оно рассыпалось бы в прах.
Когда он встал передо мной,
Меня, как перепелку страх,
Сковал восторг. Я был одной
Душой бессмертной в тех горах,
А то бы телом и зачах
Так, что травница ни одна
Свет не зажгла б в моих очах, —
Навек померкла бы луна.

И вдруг (луна на небосклон
Вот так восходит, и ночь светла)
Увидел я: со всех сторон
Толпа — о дивные дела!
Не звал их колокольный звон! —
Толпа юниц во град втекла
В сиянье царственных корон
Жемчужных — каждая бела,
Как у жемчужины была,
И на груди сверх одеянья,
Одна жемчужина цвела —
Перл радости и ликованья.

И ликование текло
По улицам — их берега,
Как золоченое стекло,
А королевы, как снега, —
Сто тысяч их, не мене, шло.
Шел Агнец! Все Его рога
Из злата — им же семь число,
Руно на Нем, как жемчуга.
Шли, не толкались, — дорога
Любая Богу в предстоянье! —
Шли, как к обедне. Недолга
Дорога к трону в ликованье.

О ликовании толиком
Сказать — нет слов. Господь идет!
Все старцы пред Господним ликом
Ниц пали; под высокий свод
Курения в числе великом
Сонм ангелов вознес. И вот,
Воссел Творец! Нет меры кликам
И радости, и все поет.
Сквозь землю даже под испод
Небесных Сил течет звучанье:
Творца поет Его народ —
И я, тихонько, — в ликованье.

О ликовании моем
Тож не сказать. Впервой сознав,
Я понял: Тот, Кого поем,
Он выше всех похвал и слав!
Всевышний светел был челом,
Был Он спокоен, величав,
Под сердцем же, где острием
Копье вонзилось, плоть прорвав,
От раны был весь бок кровав.
Мой Боже, кто ж Тебя? Страданье
Сожгло бы грудь и весь состав,
Когда б не Божие ликованье.

Ликует Он! Как нам понять?
Христовы раны столь кровавы,
Но светел лик Его и стать
В сиянье радости и славы!
Ликуют сонмы — Божия рать,
Его жемчужные оправы;
Моя жемчужина — я, глядь,
А он уж пуст, тот берег, правый, —
Моя средь них, — О, Боже правый! —
Ее я вижу там, в сиянье!
Ждать я не стану переправы, —
Решил я сглупу в ликованье.

От ликования мой разум
Ослаб, а также слух и зренье.
Коль я жемчужину зрю глазом,
Зачем стою здесь, в отдаленье?
Мой дух, не покорясь приказам, —
Так я помыслил в исступленье, —
Ручей преодолеет разом,
А плоть и кровь оставлю в тленье.
Гордыня это и преступленье!
Господь не счел монету гожей,
И за свое неразуменье
Я милости лишился Божьей.

Немилость Божия — мне награда,
За то что мысль была дурна;
Неширока была преграда,
Да велика моя вина:
Я с места ринулся, как надо,
Нырнул, и тут меня из сна
Изгнали. Спал я средь вертограда,
На той могилке, где она
Лежит, моя жемчужина.
И вновь я плачу в огороже,
Молюсь, молитва же одна:
«Я милость заслужу, о Боже!»

Немилостию Божьей был
Я изгнан из земли священной,
Где живы те, кто прежде жил.
И вот, к могиле приткновенный,
В отчаянье я возопил:
«Жемчужина, во всей вселенной
Прославленная, я о ценил
То, что увидел аз презренный:
Коль вправду там ты, в благословенной
Толпе жемчужин, с оправой схожей,
Я счастлив здесь, в темнице бренной,
Коль там ты милостию Божьей.

Сверх Божьей милости никогда
Не стал бы требовать я платы
За дни упорного труда;
Тож мне, жемчужина, рекла ты,
Дорогу указав туда,
К тем таинствам, в Его палаты.
Но жаден человек — беда! —
Коль повезло, давай стократы!
Я изгнан был за грех проклятый
Из царства Дня в день непогожий.
Безумен человек, когда ты
Зря споришь с милостию Божьей!

За милость Божию плати
Смиреньем радостным — оно
Христу угодно. На пути
Господь мне Бог и друг равно.
Здесь, на могиле, мне во плоти
Виденье это было дано —
Господь жемчужину святи,
Меня же с нею заодно.
Мы плоть и кровь — хлеб и вино —
Вкушаем в храмах: у подножья
Господнего мы все — зерно
Жемчужное, как милость Божья.