Лопе де Вега - Том 5

Не в меру прыток был седок
И конь ему достался дикий,
А он, упрямясь, горячил
Коня, его все время шпоря,
И на глухой тропинке вскоре
Скакун, должно быть, наскочил
На друга павшего, который
Добычей сделался волков.
Гнедой тут в несколько скачков
Исчез во тьме, умчавшись в горы.
Когда ж в урочище лесном
Сеньор был найден, то, пожалуй,
Не нам, а падре надлежало
Уже заботиться о нем.
Устал я и сердит к тому же.
Так лучше уж я спать пойду.

Предчувствовала я беду,
Но вышло все гораздо хуже.

Да, вечер выдался плохой.

О честь! Ведь я не оскорбила
Тебя ничем! За что ж решила
Меня опасности такой
Подвергнуть ты? А, понимаю!..
Урок из этого извлечь
Должны мы: как тебя сберечь
Нам, женщинам, тобой играя.

Совет? Тебе?

Понять прошу:
Хоть я безумец, но своею
Я жизнью дорожу и с нею
Расстаться вовсе не спешу.
А мой сеньор? Помилуй боже!
Ведь он еще и не успел
Свершить греха, а лишь хотел
Погреховодить, так за что же
Он бездыханным должен пасть?

Пасть бездыханным? Отсидится
Сеньор за пологом из ситца,
О страсти намечтавшись всласть.
А стихнет в доме — и за двери
Обоих выпровожу вмиг.

Уж слишком тонок твой тайник,
В его надежность я не верю.
Не лучше ли кинжал найти
И тихо в спальню к ним прокрасться?

Вот глупости!

Лишь так удастся
Жизнь дон Фернандо мне спасти.

Тсс… Замолчи!

Потом увидишь,
Кто прав был. Плачь тогда, тужи!

Убив супруга госпожи,
Ее смертельно ты обидишь.
Ведь на нее падет позор,
И, незапятнанная кровью,
Сеньора жертвою злословья
Отныне станет.

Кончен спор!
Влагаю в ножны шпагу чести,
Но я, хоть меньше во сто крат,
Чем все сеньоры, виноват,
Погибну здесь на этом месте.
Чуть только шпагою проткнет
Законник моего сеньора,
Как тотчас же он без разбора
Подряд всех убивать пойдет.
Один сеньор «Двадцать четыре» [25] Один сеньор «Двадцать четыре» — герой самой кровавой пьесы всего испанского репертуара «Кордовские кавалеры», принадлежащей перу самого Лопе де Вега. Герой под именем «Двадцать четыре», мстя за поруганную честь, предает смерти не только всех домашних, но и всех живущих в доме животных, не исключая кошек и собак. Имя этого кавалера стало нарицательным, и не в смысле рыцарской добродетели, а в смысле жестокости. Тут Лопе добродушно подсмеивается над собственным пылом, проявленным им в отстаивании понятия чести испанского дворянина.
Так именно и поступил,
За что увековечен был
В стихах, и в пьесе, и в сатире.
В них повествуется о том,
Что перебил он слуг, дуэний,
Подозреваемых в измене,
Незаподозренных ни в чем,
И попугаю там досталось:
За то, что вдруг он замолчал,
Мартышку поразил кинжал,
Хоть что-то вымолвить пыталась
Бедняжка.

Рот, болтун, закрой!
Вот спальня их.

Что там? Послушай!

Пес заворчал…

Нет, богу душу
Отдам. То смерть пришла за мной!

Тсс… Амадис рычит сердито,
Учуяв незнакомца там.

Угодно ль будет небесам
Нам даровать свою защиту?
А если нет, то знай: страшней
Того, что здесь случится вскоре,
Мир не видал еще.

Вот горе!

Рыдай, жестокая!

Ключей
Я слышу лязг.

Ревнивец двери
Закрыл. Пошел он падре звать,
Чтоб мог причастья благодать
Принять я и по крайней мере
По-христиански умереть.
А после вышвырнет он тело
В окно.

Чтоб утром налетела
Толпа на мертвеца глядеть?

А высоко ль окно?

Для труса
Все окна высоки.

Мой бог!
Куда ж мне спрятаться?

В мешок!

Мука иль шерсть в нем?

Не по вкусу
Тебе мука? Шерсть в этом вот.

А вдруг его сеньор твой схватит
И вытряхнет меня?..

Ну, хватит!
Сеньор сейчас сюда пойдет
И тут уж кутерьму такую
Подымет…

Шерсть хоть и мягка,
Мне здорово намнут бока,
И дух от встряски испущу я.

Говорят — и это верно,—
Что среди мужей ученых
Редко можно встретить храбрых.
Те, чьи речи льются плавно,
Запинаться начинают,
Если кровь пролить им нужно.
Но случилось так, что я,
Меньше всех на свете склонный
Зло во всем подозревать,
Должен был изведать эту,
Хоть не редкую, но все же
Наихудшую беду.
И к тому, кого считал я
Неотесанным и думал
Неразумной болтовнею
До себя возвысить, так как
Возомнил себя достойным
Быть зерцалом благородства,
Помощи просить иду,
Сам же я, увы, бессилен
За страшнейшую обиду
Отомстить. Должно быть, небо,
Проучить ты пожелало
И учености чванливость
И ума высокомерье.
Раз уж мне судьба велит,
Чтоб не к светочам науки —
К Бартоло иль, скажем, к Бальдо —
За советом я пришел, [26] Чтоб не к светочам науки — К Бартоло иль, скажем, к Бальдо — За советом я пришел. — Бартол, или Бартоло, — знаменитый итальянский законовед (1313–1357), труды которого служили основными пособиями при изучении юридических наук в европейских университетах. Бальд, или Бальдо (1327–1400), — итальянский юрист, ученик Бартоло.
А к тому, кому я прежде
Сам охотно их давал,—
К мужику, что письмена
Острием выводит плуга,—
То придется терпеливо
Ожидать, что он мне скажет.

Эй, откройте!