Тирсо де Молина - Театр

Вы привыкли плод созрелый
Уронять на землю сочный, —
Мой же плод, на ветках целый,
Будет кормом для полночной
Стаи птиц осиротелой.

И отныне круглый год
Красоваться будет плод
В вашей зелени. О, я бы
Сделал больше, мог когда бы!

Прямо в ад твой путь ведет.

Эй, немедля чтоб висели
На дубу!

Иду — лечу!

Господин мой…

Вы не мне ли
Говорите? Захотели
Казни хуже? — Поищу!

Марш, вы трое!

Мы…

Вот ловко!
Рок сулил мне катом быть.
Перейму я всю сноровку,
Чтобы, вздернут на веревку,
Мог я ката поучить.

Так, Энрико, мне закон
Быть с тобою дан судьбою:
Ты ли будешь осужден, —
И меня возьмешь с собою:
Я с тобой соединен.

Ах, душа не позабудет,
Что спасенье отнято.
И когда нас бог осудит
Аду, — так наверно будет
У обоих нас — за что.

Да никто не усомнится,
Как бы грешен ни был он,
В милосердии, которым
Горд и радостен господь.

Это чей я слышу голос?

Чаща эта не дает
Нам, сеньор, узнать, откуда
Раздается голос тот.

Кто раскаялся и твердо
Соблюдать решил закон,
Да приблизится с молитвой,
И простит его господь.

Подымитесь оба в гору,
Поищите-ка того,
Кто поет романс. [68]

Мы оба
Посмотреть пойдем его.

Власть господня для молитвы
Голос грешнику дает
Кто ни просит милосердья,
Не откажет в нем господь.

Пастушок, спустись пониже,
Ибо, право, видит бог,
Песнь твоя меня смутила,
Умилил твой голосок.
Кто тебя словам романса
Научил? Ему внемля,
Весь дрожу я — эта песня
Так звучит, как мысль моя.

Тот романс, что пел сейчас я,
Сообщил, сеньор, мне бог.

Бог?

Или его супруга —
Церковь: на земле облек
Он ее святою властью.

Ты сказал прекрасно.

Друг,
Верю в бога я смиренно,
И, хоть я простой пастух,
Десять божеских заветов [69]
Знаю все до одного.

Бог простит ли человека,
Оскорблявшего его
В жизни делом и словами,
Помышленьями?

О, да!
Пусть грехов имеет больше
Чем в себе лучей — луна,
Чем число частиц мельчайших
В солнце, чем на небе звезд,
Больше чем в соленом море
Серебристых рыб плывет.
Таково-то бога силы
Милосердье; кто к нему
Со словами: «грешен, грешен»
Обратится — никому
Не откажет он в прощеньи.
Ибо он — вселюбый бог,
Потому что человека
Плотью хрупкой он облек,
И царит над этой плотью
Разрушения закон.
Так-то, если человека
Сотворил из праха он,
Да явит его созданью
Славу вышнюю, — то в том
Нет пятна его величью,
Непогрешному ни в чем.
Дал ему свободный разум
Бог, а телом и душой
Сделал бренным человека,
Но способности святой
Не лишенным обращаться
С упованием к нему.
В милосердии ж отказа
Нет у бога никому.
Если б к грешному создатель
Справедливо был суров,
То, конечно, много б меньше
Божеский вместил чертог
Душ, в блаженном созерцаньи
Бога зрящих. Велика
Бренность плоти; так, единым
Помышлением греха
И единым только взглядом
С вожделеньем на жену
Бог бывает оскорбляем.
Мните вы, что потому,
Если грешник оскорбляет
Бога раз иль два, уж он
Осужден навеки богом.
Нет, сеньор, его закон —
Милосердье. Всякий грешник
Дорог господу, за всех
Одинаково свой подвиг
Совершил он; всякий грех,
Вам известно, кровью, щедро
Излитой, он искупил,
Ибо в море обратил он
Плоть свою и разделил
На пять рек его кровавых,
Ибо дух его пребыл
Девять месяцев во чреве
Той, которой он судил,
Бывши матерью, остаться
Девой, да в нее восход,
Как в прозрачное оконце,
Не круша, свой свет прольет.
Если вам нужны примеры,
То скажите: разве Петр,
Богом «пастырь душ» названный,
Не был грешником? Иль вот:
Не был грешником когда-то
И евангелист Матфей,
А затем — его апостол,
Благовестник для людей?
А Франциск? Он не был грешник?
Но, простив его, господь
Знаком высшего почета
Положил на старца плоть
Отпечаток ран священных,
Удостоивши раба
Стать носителем навеки
Столь блестящего герба.
Разве грешницей публичной
Палестина не звала
Магдалину? — А святою
В покаянии была.
Так до тысячи примеров
Я привел бы, будь досуг.
Но, сеньор, блуждает стадо,
И отсутствует пастух.

Подожди еще немного.

Не могу я медлить, нет:
Я иду по этим долам,
Я отыскиваю след
Заблудившейся овечки,
Что от стада отошла;
А венок, который видишь
Здесь, любовь моя сплела —
Для нее. Сплести хозяин
Повелел мне потому,
Что своих овец он ценит
В то, что стоили ему.
Оскорбивший бога должен
Обратить мольбу к нему.
Милосерд он, и в прощеньи
Не откажет никому.

Подожди, пастух!

Не смею.

Я тебе не дам уйти.

Ты попробуй лучше солнце
Удержать в его пути.

В сердце трепет и тревога.
В странном облике своем,
Больше божьем, чем людском,
Возвестил пастух мне строго,
Что своим сомненьем бога

Прогневляю я опять,
И при этом дал понять,
Приведя свои примеры,
Что с молитвой, полной веры,
Надо бога умолять,

Да простит он… А Энрико?
Этот грешник? Что, как он
Будет господом прощен?..
Если так, то дух мой дико
Сатаной был обольщен…

Нет! Прощенным быть не может
Этот грешник, что слывет
Худшим в мире. — Не тревожит,
Пастушок, тебя мой гнёт…
А меня сомненье гложет…
Если б только захотел
Он покаяться смиренно,
Он прощенье бы имел,
И тогда благословенный
Был бы Пауло удел.
Но, пастух, ужель настолько
Милосерден будет бог [70]…
Нет, он милостив, но строг.
В ад — единый путь нам только,
Райский нам закрыт чертог.