Алигьери Данте - Божественная комедия в цитатах и афоризмах

…Толпа теней растерянных блуждала.
На каждом был глубокий капюшон
Той мантии, что мне напоминала

Монаха рясу и со всех сторон
Своею пестротой и позолотой
Глаза слепила, словно отражен

В ней солнца блеск.

Вокруг – развалин вздыбилась гряда.
И, оценив размеры разрушенья,
Мой проводник промолвил: «Не беда»,

Дальнейший путь прикинув за мгновенье.
Потом меня на руки подхватил
И, времени не тратя на сомненья,

Он, соколу подобно, воспарил.

«Без трудностей и славы нет в веках;
Проспишь свой час – и вот пропал бесследно,
Как пена волн, как ветер в облаках.

Бездействие бессмысленно и вредно.
Встань, человек, усталость отведи
И, с мужеством, которое победно

Влечет к борьбе, вослед за мной иди».

«Мои страданья знает эта яма.
Сюда бы ни за что я не попал,
Когда бы злом не промышлял упрямо.

Из ризницы сосуды я украл,
Но, совершив такое преступленье,
Из трусости я друга оболгал,

Вот он и был казнен за похищенье».

Так Ливии пустыня не кишела
Породами: здесь были: кенхр, фарей,
И амфисбена, и якул… Кипела

Жизнь ядовитых и коварных змей,
Которые в клубок ужасный свились…
И рядом с ними я толпу теней

Заметил там. Давно они лишились
Спокойствия, земной покинув гроб.
Напрасно эти грешники стремились

От змей укрыться: и гелиотроп
Им не помог бы обрести спасенье…
А эти твари жалили то в лоб,

То в спину с тихим свистом и шипеньем.

Змей шестиногий, бешенством пылая,
На первого из грешников напал
И, кольцами беднягу обвивая,

Сдавил живот и плотно горло сжал,
Зубами в щеки грешника вцепился,
К бокам тщедушным руки примотал

И, словно плющ, вокруг него обвился.
Мы не успели с другом уловить
Миг, за который дух преобразился:

Кто змей, кто грешник – трудно различить;
Они слились в одно живое тело.
Казалось, их уже ни разлучить,

Ни разорвать судьба бы не посмела.

Вот к одному скользнул, нетерпелив,
Ужасный змей и острым жалом шею
Стремглав пронзил, хвостом его обвив..

Признаюсь, я затрясся, но, бледнея,
За ловкими движеньями следил,
Не в силах отвести очей от змея.

Как только он злодейство завершил,
Как только хвост свернувшийся расправил,
Несчастный грешник свечкой зачадил,

За краткий миг его огонь расплавил
И в горстку пепла обратил.
Но вот (Все, что я видел, было против
правил)

Он вдруг опять из пепла восстает
И прежний облик снова принимает,
И вновь кривится судорогой рот.

Известно нам: так Феникс умирает.

Нахлынула, сильна и глубока.
И вновь воспоминания былого
Уже могли сорваться с языка.

Но, добродетель поприща земного —
Вергилия – не смея потерять,
Я всякий раз обуздывал их снова.

И снизошла на душу благодать…

И мне Вергилий дал такой ответ:
«Я все твои желанья одобряю,
Когда в них ничего дурного нет,

И всякий раз прилежно исполняю.
Лишь об одном прошу, чтоб ты привык
(О чем тебе опять напоминаю)
Придерживать, где нужно, свой язык».

Когда мы наконец-то дошагали
До той скалы, откуда видно дно,
Восьмая пропасть встала перед нами:

Она зияла мрачно и черно…
Как Елисей, что был спасен в Вефиле
Медведицами гневными давно

И наблюдал, как кони уносили
На небо колесницу Илии,
Огнем багровым промелькнув на синем

Так я глядел на быстрые огни.
И в каждом грешник призрачный таился.
Чтоб рассмотреть, как двигались они,

Над самым краем бездны я склонился.

Бессилен человеческий язык,
Бессилен стих певца для описанья
Того, что, подавляя в горле крик,
Увидел я, – мученья, истязанья.

«Али, чей череп надвое рассечен.
Здесь те, что пристрастились уловлять
Народ, который издавна беспечен,

И сеять войны, а не благодать.
Теперь, отдохновения не зная,
Они должны от тяжких ран страдать,

Свой путь по кругу этому свершая;
А в день, когда их рана заживет,
Плоть властолюбцев, что бредут стеная,

Меч демонов на части рассечет».

И рот его раскрыл, но языка
Я не увидел там… «Увы, судьбою
Лишен, – сказал мне грешник, – на века

Тот, кто сейчас стоит перед тобою,
Способности привычной – говорить.
Когда-то, подготавливая к бою,

Он Цезаря решился убедить».

Нет, вода из сита
Так не лилась, как, перейдя предел,

Хлестала кровь из грешника… Открыта
Мне плоть его была. Кривился рот
От боли, и земля была полита

Его слезами… Грешника живот
Кишки и печень предъявлял со стоном.
Я сердце разглядел и даже тот

Мешок меж прочих органов.

«Меня безумец начал понукать,

Чтоб из него крылатого Дедала
Я сотворил. Но так как я не мог
Его поднять и на вершок с начала

Над грешною землей, – меня он сжег.
Я муки этой огненной не вынес…
Низверг потом, но за другой порок

Меня сюда неумолимый Минос».

«Подделывал я золото и слыл
Подобием преловкой обезьяны.

Алхимиком я в мире смертных был».

Лишь груды тел. Один страдалец синий
Лежал на брюхе; и ползком другой
Пытался – жутких тел посередине —