Грузинские народные предания и легенды

Царь тотчас разгадал замысел Дадиани. Разъяренный, оглядел он войско противника и приметил Есика, сидевшего на отличном скакуне, одетого в железную кольчугу, с копьем в руке.

Решил было царь отказаться от боя, но тут князья окружили его и обнадежили:

— О царь! Турок ты не боялся, никогда спины не показывал. Неужто обнаглевший дворянин заставил тебя призадуматься?

В это время меж князьями, окружившими царя, просунул голову какой-то тощий, маленький человечек, почтительно приветствовал царя и его приближенных, а затем сказал:

— Великий царь! Не оставляй потомству своего имени на посмешище, не давай складывать о себе басни! Изменника накажет бог. В доказательство этого разреши мне, карлику, уродцу Алавидзе, вступить с ним в единоборство. Другим не стоит беспокоиться. Я один с ним справлюсь и разобью врага. Известно ведь: топор мал, да великое дерево рубит.

Все удивились тем словам и вначале смеялись над ним.

— Да что ты, Алавидзе, о чем ты говоришь, — сказал царь Гочиа. — Есик меня опозорил, а теперь ты окончательно уничтожишь меня и сделаешь посмешищем.

Алавидзе не отступал и убеждал царя в том, что он принесет царю победу.

Царь все колебался, но князья его наконец убедили. Повернувшись к войску, царь сказал:

— Братья! Кто б ни вышел на бой с Есиком, он каждого проглотит, подобно дракону. А если бог на нашей стороне, то и этот человечек справится с ним, подобно Давиду, сокрушившему Голиафа.

С этими словами он сказал Алавидзе:

— А ну, Алавидзе, с богом! Разбей врага.

Алавидзе выбрал себе захудалую лошаденку, оделся в простую линялую одежду, на голову накрутил какую-то тряпку, лишь отдаленно напоминающую папанаки [528], взял длинное и очень крепкое копье и выехал на площадь, где должен был состояться поединок. Войска Дадиани покатились со смеху. А царское войско, сжав от злости зубы, глядело на него. "Неужто царь не нашел никого получше?" — думали они.

Увидев его, Есик стал смеяться: "Царь решил унизить меня и поднять на смех! Но напрасно надеется он, что я пощажу этого наглеца! Рук-то я не стану об него пачкать, но все же ему не сдобровать".

— Ну-ка, стой, попрошайка! — заревел Есик. — Постарайся хоть удержаться на ногах! — с этими словами он бросился на Алавидзе.

Алавидзе невозмутимо вел коня. Когда Есик приблизился к нему, Алавидзе выставил копье и ткнул его в нос налетевшему коню. Однако скакун противника все же заставил его коня попятиться назад. Тогда Алавидзе выпустил конец копья из рук, рукоять глубоко вошла в землю, а острие пробило нос и вышло в ухо коня. Конь споткнулся и упал, подмяв Есика под себя. Есик вывихнул себе ногу, а Алавидзе затрусил к Царю поздравить его с победой. В это время Есик высвободился из-под коня и погнался за Алавидзе пеший. Догнав его, он вытащил меч и только собрался разрубить его надвое, как вывихнутая нога подвернулась и он снова растянулся на земле.

Радости царя не было предела. Он обнял Алавидзе, расцеловал его и щедро наградил. Есику же плюнул в очи, как изменнику.

Дадиани тоже разгневался на Есика за подобный позор. Тот обратился к близким и попросил примирить его с царем.

Царь вернул ему часть Квитири и четыре дыма крепостных. Остальное же отдал Цулукидзе, чьим слугой и стал с того времени Есик.

А до того Авалиани были при дворе царя,

Отиа Месхи был прославленным рыцарем. Был у него единственный племянник родом из Лечхуми [530]— Асатиани по фамилии. Словно родного сына растил он его и любил без меры. Все рыцарские приемы, какими он владел, передал Отиа ему, обучил и выпестовал его наилучшим образом.

Однажды, когда Дадиани, владетель Мегрелии, объявил царю войну и Лечхуми, восстав против царя Грузии, стало на сторону Мегрелии, Отиа отозвал племянника, жившего с ним при царском дворе, и сказал ему:

— Сын мой! Тяжело у меня на душе, но делать нечего.

Лечхумец ты и должен быть с твоими родичами рядом. Хорошо было бы не дожить нам до этого дня, но раз случилось так — ничем не можем мы помочь делу.

Благословил он его, пожелал доброго пути, дал на дорогу все необходимое и отпустил.

Начался бой. Вдруг видит Отиа, что какой-то всадник гонит изо всех сил коня, а неприятель преследует его и вот-вот догонит. Пригляделся он и узнал в первом своего заклятого врага Чачиашвили, а в преследующем — своего племянника Асатиани.

Не утерпел, крикнул он:

— Племянничек, не забудь: хоть личный враг мне Чачиашвили, но на этом поле должен я ему помочь. Не убивай его — не то заплачу лихом! Да и не пристало рыцарю преследовать бегущего врага.

Не послушал его разгоряченный боем юноша, размахнулся и снес Чачиашвили голову... Тогда ринулся на него Отиа, взмахнул саблей и перерубил его пополам.

— Говорил же я тебе, племянничек: здесь мы с ним друзья и должны постоять друг за друга.

Так выполнил Отиа свой долг. Но ранил ему тот долг сердце и свел безвременно в могилу.

Враги напали на хевсур. Хевсурская женщина Тамар Чинчараули укрылась за дверью своего дома.

Напавшие переходили из дома в дом, опустошая село. Дошли и до дома Тамарул [532]. Стоя за дверью, каждого входящего разила она мечом. Наконец ворвались они гурьбой. В доме нельзя было уже повернуться. Выскользнула Тамар из-за двери во двор — продолжала там бой. Тридцать два человека уложила. Трое сбежали, а она пошла биться рядом с мужчинами.

Кончился бой. Спросили Тамарул люди:

— Чего бы хотелось тебе, чем отблагодарить тебя?

— Ничего мне не надо, — ответила Тамарул, — кроме одного. Здесь, в Гуданском хати, в святилище, каждый праздник ставьте один котел пива на мое имя. Тем и будете поминать меня.

Так и повелось. В хати Гудани каждый праздник ставят пиво большим котлом и говорят:

— Тамарул, за дверьми укрывшуюся, помянем!

Шах Аббас разорил крепость Тмогви и угнал множество пленных в Персию. Среди них был один прелестный мальчик. Так полюбил его шах, что оставил при себе слугой.

Прошло несколько лет. Отдышалось немного Джавахети [534]. Тут напал на нее турецкий султан и разорил села, все до одного. Султан вошел и в город Тмогви и вновь угнал оттуда массу пленных. Среди пленных была юная девушка. Своей красотой покорила она султана. Султан поставил ее прислужницей своей любимой жены. Эта девушка доводилась сестрой тому мальчику, которого угнал в плен шах Аббас.

Однажды шах Аббас поехал в гости к султану. Гостеприимно принял его султан и устроил по этому случаю большой пир. За ужином повеселились они, а после ужина легли отдыхать.

В ту ночь не спалось молодому слуге: на другой день наступал праздник Вардзии — богородицын день [535], и он особенно горько чувствовал тяжелую долю пленника. Много черных мыслей витало у него в голове. Наконец вздохнул он и сказал громко: