Аввакум Петров - Житие протопопа Аввакума, им самим написанное

Однажды в правило, задремав, повалилась она на лавку и уснула. И не пробуждалась три дня и три ночи: когда-никогда вздохнёт. Я же время от времени кажу её, думаю, умрёт. А на четвёртый день встала и, севши, плачет. Есть дают – не ест и не говорит. Того же дня вечером, проговорив правило и отпустив всех, во тьме начал я правило поклонное, по моему обычаю. Она же, приступив ко мне, пала и поклонилась до земли. Я же от неё отошёл за стол, боясь дьявольского искушения, и сел на лавку, говоря молитвы. А она, приступив к столу, говорит: «Послушай, государь, велено тебе сказать». Я и слушать стал. Она же, плача, говорит: «Когда-де я, батюшка, на лавку повалилась, приблизились ко мне два ангела, взяли меня и повели зело тесным путём. На левой стороне слышала я плач с рыданием и голоса жалостные. Потом-де привели меня в светлое место: жилища и палаты стоят. И одна палата всех больше и ярче всех сияет красно. Ввели-де меня в неё, а в ней-де стоят столы, а на них постлано бело и блюда с яствами стоят. В конце-де стола древо прекрасное повевает ветвями развесистыми, а из него – птичьи голоса зело умильные, не могу про них и рассказать сейчас. Потом-де вывели меня из палаты; идучи, спрашивают: “Знаешь ли, чья сия палата?” И я-де отвечала: “Не знаю, пустите меня в неё”. А они мне на это отвечали: “Отца твоего Аввакума сия палата. Слушайся его, так-де и ты с ним будешь. Крестися, слагая так персты, и кланяйся Богу, как он тебе наказывает. А не станешь слушаться, так будешь в давешнем месте, где слышала плач тот. Скажи же отцу своему, мы не бесы, мы ангелы, смотри – у нас и крылышки”. И я-де, батюшка, смотрела: бело у ушей-то их» 243.

После того, испросив прощения, стала она благочинно по-прежнему жить. Потом из Тобольска сослали меня в Даурию, и я у сына духовного оставил её тут. А дьявол опять сделал по-своему: пошла за Елизара замуж и деток прижила. Когда услыхала, что я назад еду, отпросясь у мужа, постриглась за месяц до меня.

А когда замужем была, временами бес её мучил. Когда же в Тобольск я приехал, пришла она ко мне и ребятишек двоих положила передо мной, – каяся, плачет и рыдает. Я же перед людьми кричу на неё. Потом к обедне за мною в церковь пришла, и во время переноса напал на неё бес: начала кричать кукушкою и собакою и козою блекотать. Я же, сжалившись, покинув петь «Херувимскую», взял крест из алтаря и на беса закричал: «Запрещаю тебе именем Господним! Изыди из неё и впредь не входи в неё!» Бес и оставил её. Она же припала ко мне, за ту же вину (прося прощения). И я её простил и крестом благословил, и стала она здорова душой и телом. Потом и на Русь её я вывез. Имя ей во инокинях Агафья, страдала много за веру с детьми моими, с Иваном и Прокопьем, всех их вместе, (оставленных) в Москве (на поруки), Павел-митрополит мучил волокитою 244.

А ещё, отче, ко мне в дом матери принашивали деток своих маленьких, страдавших грыжею. Да когда и мои детки страдали в младенчестве грыжною болезнью, я помажу им маслом священным с молитвою пресвитерской все чувства и, на руку масла положив, вытру болящему спину и животик, – и Божией благодатью грыжная болезнь и минует. А ежели повторится у какого младенца та же болезнь, то я так же сотворю, и Бог окончательно исцеляет по своему человеколюбию.

А когда я ещё попом был, в самом начале, когда стал я к подвигу прикасаться, тогда бес меня так пугивал. Занемогла у меня жена сильно, и приехал к ней отец духовный; я же с вечера пошёл со двора в церковь за книгой, по которой исповедовать больную, дело было глубокой ночью. И когда пришёл на паперть, столик маленький, что был тут поставлен, поскакивает и дрожит бесовским действом. И я, не устрашась, помолился перед образом и осенил его рукою, и, подойдя, поставил его на место, – так и перестал скакать. А когда я вошёл в трапезную, тут другая бесовская игрушка: непогребённый мертвец стоял на лавке в трапезной, и бесовским действом верхняя доска раскрылась, и на мёртвом саван стал шевелиться, меня устрашая. Я же, помолясь Богу, осенил мёртвого рукою, – и снова стало по-прежнему. Когда же вошёл в алтарь, – ан ризы и стихари шумят и летают с места на место: дьявол действует, меня устрашая. И я, помолясь и поцеловав престол, благословил ризы рукою и, подойдя, их ощупал, а они висят по-старому на месте. И я, взяв книгу, вышел из церкви с миром. Таковы-то бесовские проделки над человеком.

Ещё скажу вам о жертве никонианской. Когда сидел я в темнице, принесли мне просвиру вынутую с крестом Христовым. Я же, соблазнясь, взял её и хотел потребить наутро, думал, чистая, – православная над нею была служба, понеже поп старопоставленный служил над нею. А до того тот поп по новым служил книгам и потом снова стал служить по-старому, не покаявшись в своей блудне.

Положил я просвиру в углу на месте и кадил во время вечернего правила. Когда же улёгся я в ту ночь и умолкли уста мои после молитвы, прискочил ко мне бесовский полк, и один (из них), щербат, красен, взял меня за голову и говорит: «Иди-ка ты сюда, попал ты мне в руки!» – и свернул мне голову. Я же, томясь, еле-еле проговорил Исусову молитву, – и отскочили и исчезли бесы. А я, стеная и охая, не понимаю, за что меня бес мучил. Помолясь Богу, опять я улёгся. Когда же забылся, вижу на некоем месте церковь, и (в ней) образ Спасов и крест по-латынски написаны; и латынщики, не по-нашему творя поклоны, молятся по-латынски. И некто из предстоящих велел крест тот мне поцеловать. И когда я поцеловал, напали на меня снова бесы и сильно меня умучили. Я после них поднялся совсем расслаблен и разломан, не могу и сидеть; уразумел, что из-за просвиры бесами поруган, – выложил её за окошко и ночь ту и день провёл в немощи и болезни, размышляя, что же мне делать с просвирой.

Когда же пришла другая ночь, улёгся я после правила и, не спя, говорю молитвы. Вскочил бесовский полк в келью мою с домрами и с гудками, и один сел на месте, где просвира лежала. И начали они играть на гудках и домрах, а я их слушаю, лёжа; меня уж не тронули, и исчезли. Я после них поднялся и, молясь Богу со слезами, обещался сжечь ту просвиру. И пришла на меня благодать Духа Святого; словно искры огня невещественного пред очами моими блистали, и сам я в тот час стал здоров; по благодати духовной сердце мое наполнилось радостью. Затопил я печь и сжёг просвиру, выкинул и пепел за окошко и сказал: «Вот, бес, твоя от твоих 245тебе в глаза бросаю!»

И на другую ночь один бес, в хижину мою войдя, походив (по ней) и ничего не обретя, только чётки из рук моих вышиб и исчез. Я же, поднявши чётки, снова начал говорить молитвы. И в другое время, среди дня, на полу в поддыменье лёжа, опечалился я из-за креста, что сжёг на просвире, и от печали запел стих на глас третий: «И печаль мою пред ним возвещу» 246, а в то время бес на меня вскричал до боли громко. Я же, ужаснувшись, снова начал говорить молитвы. Потом, в другую ночь, забывши (о случившемся), из-за креста того я снова опечалился и уснул; и напали на меня бесы, и снова умучили меня, как и прежде. И я, расслаблен и изломан, насилу жив, с доски свалился на пол и, моля Бога и каясь о своём безумии, проклял отступника Никона с никонианами, и книги их еретические, и жертву их, и всю их службу, – и благодать Божия снова сошла на меня, и стал я здоров.