Евгений Шмурло - Исторiя Россiи 862—1917 [старая орфография]

6. Заботы о народномъ просвѣщеніи

Министерство Завадовскаго (1802—1810) составило блестящую эпоху въ исторіи народнаго просвѣщенія въ Россіи; школа, литература и, что ещё важнѣе, уваженіе къ духовному просвѣщенію сдѣлали большіе успѣхи за эти 8 лѣтъ; литература не только выросла количественно, но и перестала быть достояніемъ лишь избраннаго, небольшого круга лицъ, какъ раньше.

1) Преобразованы существовавшіе университеты: Московскій и Виленскій.

2) Основаны новые: Дерптскій (1802), Харьковскій (1804), Казанскій (1804); учреждёнъ Педагогическій институтъ (1804), позже (1819) преобразованный въ университетъ.

3) Россія раздѣлена на 6 учебныхъ округовъ.

4) Благодаря подбору хорошихъ преподавателей, университеты стали не только обучать, но и служить воспитательною школою общественною. Въ студенческихъ кругахъ того времени «царствовало полное презрѣніе ко всему низкому и подлому и глубокое уваженіе ко всему честному и высокому» («Семейная хроника» С. Т. Аксакова).

5) Основано много гимназій, уѣздныхъ училищъ и спеціальныхъ заведеній.

6) Правительство покровительствовало открытію учёныхъ и литературныхъ обществъ; улучшило матеріальное положеніе Академіи Наукъ, Россійской Академіи, Академіи Художествъ. За литературныя заслуги стали награждать чинами, орденами, пенсіями. Карамзинъ получилъ званіе «исторіографа» и пенсію, давшую ему возможность спокойно работать надъ своей «Исторіей Государства Россійскаго». Правительство оказывало денежныя пособія для изданія полезныхъ трудовъ.

7) Русскіе моряки совершили первое своё кругосвѣтное плаваніе (корабли «Надежда» и «Нева», подъ командою Крузенштерна и Лисянскаго).

8) Примѣру правительства слѣдовали частныя лица; на ихъ пожертвованія возникли: Демидовскій лицей въ Ярославлѣ (1805), Гимназія высшихъ наукъ кн. Безбородко въ Нѣжинѣ (нынѣ Нѣжинскій институтъ, 1805 г.; впрочемъ фактически открытіе состоялось лишь въ 1820 г.).

Просвѣтительная дѣятельность продолжалась и послѣ Завадовскаго: открытъ Александровскій Лицей (1811, 19 окт.) — въ нёмъ учился Пушкинъ; гр. Н. П. Румянцевъ явился русскимъ меценатомъ, снаряжая на свой счётъ научныя экспедиціи, содѣйствуя разысканію старины, издавая учёные труды по русской археологіи, литературѣ и исторіи; его обширная библіотека легла въ основаніе Румянцевскаго Музея въ Москвѣ.

7. Личность имп. Александра I

Правительственная дѣятельность Александра I въ первые годы царствованія носила освободительный, либеральный характеръ, пугая однихъ, какъ отраженіе революціонныхъ идей, занесённыхъ изъ Франціи, другихъ, наоборотъ, по этой самой причинѣ радуя и окрыляя надеждами. Французская революція въ ту пору уже начала входить въ своё русло; кончилось царство террора и разрушенія; Директорію смѣнило консульство Наполеона Бонапарта, — начинался ея творческій періодъ, но сама созидательная работа была проникнута тѣмъ же отрицательнымъ отношеніемъ къ старому режиму и строилась на прежнихъ революціонныхъ основаніяхъ. Вотъ почему одни, преимущественно старшее поколѣніе, дѣятели и современники екатерининскаго царствованія, пугливо смотрѣли на реформаторскую дѣятельность Негласнаго комитета, другіе — привѣтствовали её.

Насколько эти реформы шли отъ самого имп. Александра? Насколько убѣждённо и сознательно проводилъ онъ ихъ въ жизнь?

«Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что имп. Александръ I, вслѣдъ за воцареніемъ, многимъ былъ недоволенъ, многое желалъ измѣнить, даже исправить, какъ равнымъ образомъ несомнѣнно, что ни одна изъ произведённыхъ въ это время реформъ не исходила отъ него лично, что всѣ онѣ были не безъ труда внушаемы ему, причёмъ его согласіе добывалось нерѣдко съ большими усиліями. Имп. Александръ I никогда не былъ реформаторомъ, и въ первые годы своего царствованія онъ былъ консерваторомъ болѣе всѣхъ окружавшихъ его совѣтниковъ» (вел. князь Николай Михайловичъ).

Нѣкоторыя изъ распоряженій были вынуждены силою обстоятельствъ его вступленія на престолъ. Такъ, напримѣръ, Жалованную грамоту дворянству онъ возстановилъ, по его собственному признанію, противъ своей воли, раздѣляя въ этомъ отношеніи взглядъ отца, бывшаго противникомъ привилегированности дворянскаго сословія. Александръ обѣщался царствовать «по законамъ и по сердцу» своей бабки, — между тѣмъ самъ онъ тоже, какъ и отецъ, многое осуждалъ въ ея дѣятельности и даже не любилъ, когда при нёмъ вспоминали о царствованіи Екатерины.

Въ Александрѣ уживалось много противорѣчій; этому онъ обязанъ прежде всего неправильному воспитанію, той ненормальной обстановкѣ, въ какой провёлъ свои молодые годы. Дѣти вообще очень чутки къ жизненной правдѣ, а Александру уже съ самыхъ раннихъ лѣтъ пришлось стоять между двухъ противоположныхъ теченій. Воспитаніе внука Екатерина взяла на себя; у нея была своя программа, которую, однако, не раздѣляли родители. Екатерина приставила къ Александру воспитателемъ швейцарца Лагарпа, честнѣйшую личность, идеалиста — проповѣдника гуманности и свободы. Республиканецъ по убѣжденіямъ, Лагарпъ прививалъ своему ученику взгляды, мало совмѣстныя съ его будущимъ положеніемъ императора самодержавной, сословной, крѣпостнической и бюрократически управляемой Россіи. Александръ узналъ отъ него, что республика есть единственно справедливая форма правленія, что всѣ люди имѣютъ одинаковыя права на свободу, что деспотизмъ отвратителенъ.

Но рядомъ съ Лагарпомъ при Александрѣ состоялъ ещё генералъ Протасовъ, человѣкъ тоже безупречно честный, но крѣпостникъ по взглядамъ, напитанный сословными предразсудками. Прямая противоположность гражданину Швейцарской республики, Протасовъ сочувствовалъ гатчинскимъ порядкамъ и подкапывался подъ работу Лагарпа и самой Екатерины. А кромѣ того, Павелъ передалъ сыну свою страсть къ мелочамъ и техникѣ военнаго дѣла; гатчинскіе парады, со всѣми ихъ странными, а подчасъ и шутовскими выходками, очень нравились мальчику; Александръ принималъ въ нихъ дѣятельное участіе и позже, юношей, уже въ царствованіе Павла, и на всю жизнь остался гатчинцемъ, страдая, какъ и отецъ, парадоманіей, съ такимъ же увлеченіемъ, какъ и онъ, отдаваясь вахтъ-парадамъ и муштровкѣ солдатъ.

Природа надѣлила Александра нѣжнымъ, впечатлительнымъ сердцемъ, мягкимъ характеромъ. Это не была сильная натура, но одарённая чуткимъ и тонкимъ умомъ, даромъ схватывать чужую мысль и легко разбираться въ ней. Александръ рано научился печальному искусству лавировать между двумя дворами, Большимъ и Малымъ, оказывать всѣ знаки почтенія бабкѣ и трепетать передъ упрямымъ деспотомъ-отцомъ, котораго онъ, несмотря на всё, любилъ и почиталъ по сыновнему чувству. Въ такой обстановкѣ выработался умъ гибкій, ловкій, но не искренній; покладистый, но безъ надлежащей энергіи и опредѣлённыхъ убѣжденій. Въ Гатчинскомъ дворцѣ Александръ держалъ себя по-гатчински, а въ Зимнемъ или Царскосельскомъ тщательно обходилъ молчаніемъ всё, что тамъ вызвало бы неудовольствіе и упрёкъ. Сама жизнь толкала Александра на скользкій путь притворства и двуличія. Отецъ не могъ спокойно говорить о Французской революціи, видѣлъ въ ней однихъ только «якобинцевъ» и «тлѣтворную заразу», а бабка разъясняла своему внуку, какъ и почему эта революція возникла, комментировала ему новую французскую конституцію! Въ душѣ Екатерина сочувствовала многому изъ того, что происходило въ то время во Франціи, — конечно, не ея ужасамъ и извращеніямъ, а тѣмъ здоровымъ началамъ свободы и справедливости, которыхъ не въ состояніи были заглушить ни эти ужасы, ни извращенія. Она только не считала удобнымъ открыто въ этомъ признаваться и поучала Александра, можно сказать, тайкомъ, требуя, чтобы онъ молчалъ съ другими о своихъ бесѣдахъ съ нею на эту тему. Съ какими, должно быть, удивлёнными глазами въ первую минуту выслушивалъ бѣдный мальчикъ это требованіе! То, что называли ему хорошимъ, что онъ пріучался цѣнить, какъ достойное, надо было скрывать отъ посторонняго взора! Почему?…