Евгений Шмурло - Исторiя Россiи 862—1917 [старая орфография]

Безъ сомнѣнія, тяжёлую душевную драму пережилъ Алек­сандръ, узнавъ о намѣреніи имп. Екатерины передать престолъ ему, лишивъ Павла короны. Вынужденный обѣщаться исполнить волю императрицы, онъ, однако, не скрылъ отъ Павла замысловъ его матери. Благородное чувство сыновняго долга не позволило ему совершить противъ отца преступленіе, которое въ душѣ, можетъ быть, онъ не иначе называлъ, какъ позорнымъ и гнуснымъ; но сколько душевной борьбы перенёсъ онъ при этомъ, сколько ѣдкой горечи осталось у него въ глубинѣ смятенной души!

Двойственность положенія сдѣлала и самого Александра двойственнымъ: онъ на всю жизнь остался двуличнымъ, съ ранняго возраста научившись говорить не то, что думалъ, и, когда нужно, хвалить то, что въ душѣ порицалъ или презиралъ, улыбаться, когда хотѣлось плакать или негодовать. Наполеонъ по справедливости называлъ его «византійцемъ» (c’etait un grec du Bas-Empire). Люди, близко знавшіе русскаго государя, утверждали, что онъ «умѣлъ покорять себѣ умы и проникать въ души другихъ, утаивая собственные ощущенія и помыслы».

Въ Александрѣ уживались одновременно и гатчинецъ въ духѣ имп. Павла, и либералъ-конституціоналистъ въ духѣ Лагарпа. Сочетаніе столь противорѣчивыхъ чертъ оказывалось возможнымъ, потому что гатчинство срослось съ Александромъ, стало его второю натурой, либеральныя же идеи только задѣли душу и, рисуя красивые образы, всегда оставались для него одними словами, воплотить которыя въ жизнь у него никогда не было серьёзнаго желанія. Александръ любилъ свободу, «какъ забаву ума» («Записки» Вигеля), въ дѣйствительной же жизни онъ ревниво оберегалъ прерогативы своей власти, оставался такимъ же самодержцемъ, какъ его отецъ или бабка. «Говорить и толковать о либерализмѣ Александръ очень любилъ, но, когда дѣло доходило до конфликта, немедленно проявлялось желаніе настоять на своёмъ, другими словами, подчеркнуть самодержавную власть» (вел. князь Николай Михайловичъ).

Прекрасная фраза увлекала его, и чѣмъ туманнѣе была она, тѣмъ легче воспринималъ онъ её. Александръ любилъ носиться съ такими словами, какъ «гуманность», «свобода», «справедливость», но именно только носиться. Онъ увлекался наружными формами свободы, — для него это было своего рода красивое зрѣлище; ему нравились пылкія изъявленія въ либеральномъ духѣ, но онъ довольствовался одной только оболочкой, призракомъ свободнаго правительства, «домогался однѣхъ формъ и наружнаго вида, не допуская, чтобы слова превратились въ дѣйствительность, и охотно даровалъ бы свободу хоть цѣлому міру, но при условіи, чтобы міръ добровольно подчинился и исполнялъ его волю» («Записки» кн. Чарторыскаго). Недаромъ во время доклада одного изъ министровъ (Державина) онъ способенъ былъ сказать ему: «Ты всегда хочешь меня учить; я самодержавный государь, и такъ хочу!»; недаромъ также, когда Сенатъ, по силѣ предоставленнаго ему права, вошёлъ съ докладомъ о пересмотрѣ одного узаконенія, находя его несправедливымъ, и не счёлъ возможнымъ отступиться отъ своего мнѣнія, Александръ вознегодовалъ и пригрозилъ: «Я имъ дамъ себя знать!» Что либеральныя идеи дѣйствительно только скользнули по Александру, но не овладѣли имъ всецѣло, доказательствомъ можетъ служить также та роль и то значеніе, какимъ пользовался въ теченіе почти всего царствованія Александра знаменитый Аракчеевъ.

8. Александръ I и Аракчеевъ

Аракчеевъ выдвинулся ещё при цесаревичѣ Павлѣ Петровичѣ, когда тотъ устраивалъ свои гатчинскія войска (1792). Строгій къ самому себѣ и столь же требовательный къ подчинённымъ, онъ явился желаннымъ помощникомъ Павлу и заслужилъ полное его довѣріе. Въ первые же дни по вступленіи на престолъ Павелъ свёлъ Аракчеева съ сыномъ и, соединивъ ихъ руки, сказалъ: «Будьте навсегда друзьями и помогайте мнѣ». При строгостяхъ тогдашней службы, при вспыльчивости и измѣнчивомъ настроеніи имп. Павла, Аракчеевъ имѣлъ не мало случаевъ оберегать Александра и выручать его изъ затрудненій. Александръ питалъ къ нему чувство признательности, вскорѣ перешедшее въ привязанность. Въ своихъ письмахъ онъ часто называлъ себя «вѣрнымъ другомъ» его. Но фанатическое тиранство, съ какимъ Аракчеевъ требовалъ отъ подчинённыхъ точнаго исполненія своихъ предписаній; его грубости и жестокое обхожденіе; ненависть къ нему въ военныхъ кругахъ — не позволили Александру при восшествіи на престолъ удержать его на службѣ. Аракчеевъ былъ уволенъ въ отставку, однако не надолго. Чрезъ два года Александръ чувствовалъ себя много независимѣе и снова призвалъ Аракчеева, поставивъ его, какъ и раньше, во главѣ артиллерійскаго вѣдомства.

У Аракчеева были свои достоинства: «Время главнаго командованія Аракчеевымъ русскою артиллеріею составляетъ одну изъ блестящихъ страницъ ея исторіи. При нёмъ совершились важныя преобразованія, благодаря которымъ наша артиллерія стяжала себѣ въ послѣдовавшихъ войнахъ заслуженныя похвалы всей Европы. Дѣятельность неутомимаго инспектора почти не оставила пробѣловъ и не упустила ничего, что могло бы въ то время послужить на пользу артиллеріи». Въ 1808 г., съ назначеніемъ на должность военнаго министра, предъ Аракчеевымъ открылось болѣе широкое поприще дѣятельности; къ сожалѣнію, онъ придалъ ей ненавистный характеръ, который современники и потомство справедливо заклеймили знаменательнымъ словомъ аракчеевщина.

V. Реформа государственныхъ учрежденій по плану Сперанскаго

Напряжённая борьба съ Наполеономъ въ 1805—1807 гг. отвлекла вниманіе имп. Александра отъ внутреннихъ дѣлъ; но послѣ Тильзитскаго мира онъ снова сталъ отдавать имъ больше времени и вниманія. Въ лицѣ М. М. Сперанскаго, извѣстнаго ему ещё съ первыхъ лѣтъ царствованія, Александръ нашёлъ способнаго сотрудника, сумѣвшаго воплотить въ стройныя формы его либеральныя мысли и не всегда самому ему ясныя идеи о новомъ государственномъ устройствѣ Россіи. Послѣ года работы, къ началу октября 1809 г., Сперанскій приготовилъ и представилъ государю «Планъ всеобщаго государственнаго образованія», замѣчательный по своей стройности и логической связи между отдѣльными частями.

На этомъ «Планѣ» отразились господствовавшія идеи времени, близкія къ тому, что обыкновенно принято называть «принципами 1789 г.»:

1) Источникъ власти есть государство, страна.

2) Законнымъ можетъ быть лишь то правленіе, которое выражаетъ собою волю народа.

3) Перестанетъ правительство исполнять условія, на какихъ оно призвано къ власти, — потеряютъ законность и его дѣйствія.

4) Чтобъ оградить страну отъ произвола, положить границы абсолютной власти, необходимо, чтобы она и ея органы — правительственныя учрежденія — руководились въ своихъ дѣйствіяхъ основными законами, незыблемыми постановленіями, точно опредѣляющими желанія и нужды народныя.