Евгений Шмурло - Исторiя Россiи 862—1917 [старая орфография]

Возстановлено было Польское королевство, и Александръ принялъ титулъ польскаго короля; но возстановленіе имѣло бы смыслъ лишь въ томъ случаѣ, если бы всѣ коренныя польскія земли вошли въ составъ его; между тѣмъ часть Прусской Польши (Познань) осталась за Пруссіей (снова повліяла потсдамская клятва); Западная Галиція, тоже съ польскимъ населеніемъ, въ свою очередь, осталась за Австріей. Въ дѣйствительности произошло не возстановленіе, а частичное присоединеніе Польши. Поляки не могли удовольствоваться такимъ рѣшеніемъ ихъ судьбы, продолжали волноваться и домогаться лучшаго.

Кромѣ того, на Вѣнскомъ конгрессѣ Александръ не вспомнилъ о завѣтѣ московскихъ царей: возсоединеніе русскихъ земель подъ однимъ скипетромъ — и упустилъ прекрасный случай вернуть Россіи Восточную Галицію, эту древнюю отчину Владиміра Святого, послѣдній обломокъ Зарубежной Руси. Галицію отодвинула на задній планъ другая мысль — о Священномъ Союзѣ.

VII. Послѣднее десятилѣтіе царствованія имп. Александра I

Дѣятельность имп. Александра въ послѣднія 10 лѣтъ его царствованія полна противорѣчій, которыя даже по настоящую пору ещё остаются недостаточно объяснёнными. Какъ и раньше, онъ одновременно и гатчинецъ, и ученикъ Лагарпа: Польшѣ даруетъ конституцію, готовитъ её для Россіи, а внутреннія дѣла отдаётъ подъ верховный надзоръ своего «друга» Аракчеева, неспособнаго внести въ окружающую его жизнь ничего иного, кромѣ бездушнаго формализма, мертвящей дисциплины, безсердечнаго гнёта и духовнаго насилія надъ людьми. Вдобавокъ противорѣчія эти осложнились новыми чертами въ характерѣ Александра: мистицизмомъ, приподнятымъ чувствомъ религіозности и душевнымъ разладомъ съ самимъ собою.

1. Священный Союзъ и его примѣненіе къ жизни.Александръ желалъ упрочить спокойствіе и благоденствіе народовъ Европы и по возможности скрѣпить государства между собою прочными, незыблемыми узами «любви, правды и мира». Обыкновенные политическіе договоры казались ему для того недостаточными: онъ полагалъ, что общественная безопасность и счастье людей зависятъ отъ того, поскольку они сумѣютъ подняться надъ временными, преходящими интересами и руководиться во взаимныхъ отношеніяхъ евангельскими заповѣдями, опираясь въ своихъ дѣйствіяхъ не на силу оружія, а на божественный законъ, на страхъ Божій и вѣру въ Провидѣніе. Онъ полагалъ, что только этимъ путёмъ будетъ положенъ предѣлъ грубому эгоизму и насилію въ международной жизни. Ему «казалось, что потрясающія событія послѣдняго времени должны убѣдить европейское человѣчество, въ лицѣ его верховныхъ руководителей, въ полной несостоятельности старой политической системы и подготовить умы къ воспріятію и проведенію новой системы, основанной на возвышенныхъ, но въ то же время простыхъ и общепонятныхъ правилахъ евангельской нравственности. Императоръ полагалъ далѣе, что уже одно торжественное провозглашеніе съ высоты престоловъ заповѣдей любви, правды и мира и обѣщаніе монарховъ руководиться отнынѣ во всѣхъ своихъ правительственныхъ и политическихъ дѣяніяхъ этими заповѣдями, установленными Христомъ Спасителемъ, должно произвести великій переворотъ въ политическомъ мірѣ и направить общественную жизнь Европы на новый путь» (Надлеръ).

Такъ возникла идея Священнаго Союза. Имп. Александръ, будучи во Франціи, привлёкъ къ участію въ нёмъ прусскаго короля и австрійскаго императора (1815, 26 сент.). Три государя торжественно обязались смотрѣть на себя, какъ на «единоземцевъ», а на своихъ подданныхъ — какъ на братьевъ одной великой семьи, управлять ими, какъ добрые отцы семействъ, заботливо и любовно, и во всёмъ взаимно помогать другъ другу. Впослѣдствіи къ союзу примкнули и другіе христіанскіе государи, но проводилъ его въ жизнь одинъ только имп. Александръ.

Однако Священный Союзъ не только не оправдалъ надеждъ, возлагавшихся на него русскимъ государемъ, но привёлъ къ результатамъ, не имѣвшимъ ничего общаго съ поставленною ему задачею. Основныя начала соглашенія трёхъ государей оказались въ полномъ противорѣчіи съ духомъ времени. Союзъ смотрѣлъ на управляемые народы, какъ на дѣтей и малолѣтнихъ, между тѣмъ эти «дѣти» только что стряхнули съ себя опеку и пытались совершенно освободиться отъ пелёнокъ, въ которыхъ ихъ держали до тѣхъ поръ. Дѣло въ томъ, что новыя политическія идеи, порождённыя французской революціею и разнесённыя по всей Европѣ Наполеономъ, съ паденіемъ послѣдняго отнюдь не заглохли: каждая нація передѣлывала по-своему свой гражданскій правопорядокъ, домогаясь большей свободы.

Особенно тяжело переносилось иго иноземное: австрійцы хозяйничали въ Сѣверной Италіи; на югѣ полуострова, въ Неаполѣ, они поддерживали деспотическое правленіе Бурбоновъ; балканскіе славяне и греки страдали отъ произвола турецкаго; бельгійцы лишь ждали благопріятной минуты, чтобы отдѣлиться отъ Голландіи и образовать независимое государство. Имп. Александръ, либерально настроенный, сознавалъ невозможность вернуть Европу къ прежнимъ дореволюціоннымъ порядкамъ и охотно поддерживалъ мысль о конституціонномъ образѣ правленія (см. ниже), но не нашёлъ сочувствія въ остальныхъ государяхъ. Фридрихъ Вильгельмъ прусскій, подъ вліяніемъ пораженій 1806 года, далъ было своимъ подданнымъ нѣкоторыя либеральныя учрежденія, но теперь не хотѣлъ и слышать о конституціи, готовый вернуть обратно даже и то, что было дано раньше; уступки правительствъ Баварскаго и Баденскаго были настолько робки и ничтожны, что скорѣе поселили недовольство, чѣмъ примирили съ собою партію реформъ; король неаполитанскій (Фердинандъ IV) далъ конституцію вынужденно и охотно отмѣнилъ её теперь, когда этого потребовала Австрія; отмѣнена была конституція и въ Испаніи, на этотъ разъ по иниціативѣ самого короля (Фердинанда VII).

Всё это порождало недовольство; въ Европѣ начались волненія, мѣстами перешедшія въ открытое возмущеніе (Испанія, Неаполь, Сѣверная Италія). Эти возстанія шли совершенно вразрѣзъ съ началами, положенными въ основу Священнаго Союза: «дѣти» возставали противъ «отцовъ», что было недопустимо. Александръ предпочёлъ бы, чтобы «отцы» добровольно пошли навстрѣчу желаніямъ «дѣтей», но они этого не дѣлали, и Александръ логически, неизбѣжно вступилъ на путь репрессій. Злой геній, австрійскій министръ Меттернихъ сознательно толкалъ его на этотъ путь, сумѣвъ убѣдить русскаго государя, что всякая уступка либеральному движенію не только противорѣчитъ принципамъ Священнаго Союза, но и грозитъ новыми опасностями европейскому миру, и потому необходимо тушить пожаръ въ самомъ его началѣ, пока онъ не разгорѣлся. Хотя самый актъ Священнаго Союза Меттернихъ и называлъ «пустымъ и трескучимъ» (се monument vide et sonore), но самъ искусно использовалъ его въ своихъ цѣляхъ. На конгрессахъ въ Троппау (1820, октябрь) и въ Лайбахѣ (1821, январь) рѣшено было силою возстановлять порядокъ въ Неаполѣ (въ королевствѣ Обѣихъ Сицилій) и съ этою цѣлью послать туда австрійскія войска; узнавъ о революціи въ Піемонтѣ, имп. Александръ отдалъ приказъ русской арміи выступить на помощь австрійцамъ; на новомъ конгрессѣ въ Веронѣ (1822) Россія приняла участіе въ подавленіи испанскаго возстанія.