Евгений Шмурло - Исторiя Россiи 862—1917 [старая орфография]

Но имп. Николай, желая покровительствовать своимъ единовѣрцамъ, рѣшительно отказывался признать за ними право подняться противъ своихъ вѣковыхъ притѣснителей, видя въ этомъ дѣйствіе революціонное, противное столь дорогимъ ему требованіямъ легитимизма, и вмѣсто того, чтобы содѣйствовать распаденію Турціи, этого больного, какъ онъ самъ выражался, человѣка, онъ предпочёлъ поддерживать его существованіе. Христіанская «райя», угнетённая и беззащитная, видѣла въ могущественномъ православномъ царѣ естественнаго своего защитника, единственнаго покровителя и заступника, Николай же не сдѣлалъ ни малѣйшей попытки использовать такое отношеніе, что было бы въ интересахъ одинаково и балканскихъ христіанъ, и самой Россіи. Наоборотъ, изъ опасенія, какъ бы заговоры, направленнные противъ Оттоманской Порты, не вызвали всеобщаго революціоннаго пожара на Востокѣ, онъ открыто осуждалъ ихъ и предлагалъ султану, въ случаѣ надобности, помочь ему усмирить возмутившихся подданныхъ и вернуть ихъ къ покорности, а сербовъ и болгаръ заранѣе предупредилъ, чтобы они отнюдь не надѣялись на поддержку Россіи. Когда тѣ прислали въ Петербургъ своихъ довѣренныхъ съ секретными предложеніями, ихъ не только не выслушали, но даже выслали изъ столицы. Такое отношеніе къ движенію и завѣтнымъ надеждамъ балканскихъ славянъ было на руку европейскимъ державамъ: ввиду отказа русскаго царя помочь своимъ единовѣрцамъ освободиться отъ ненавистнаго турецкаго ига, онѣ (Англія и Франція) не упустили благопріятнаго случая занять на Востокѣ то положеніе, которое Россія уступала имъ добровольно.

Славянская политика имп. Николая объясняется не однимъ только отвращеніемъ, какое вызывала въ нёмъ революція и всё, что носило ея отпечатокъ, но также непониманіемъ, въ чёмъ состояли настоящіе національные интересы Россіи, забвеніемъ тѣхъ обязанностей, какія налагало на насъ всё наше прошлое. Сознаніе крѣпкой духовной связи съ православнымъ, славянскимъ міромъ, столь живое и сильное во времена московскія, стало замѣтно глохнуть начиная съ XVIII в. Привилегированное положеніе дворянства со времени императрицъ Анны, Елизаветы и Екатерины; европеизація высшихъ слоёвъ русскаго общества (въ сущности, тѣхъ же дворянъ) разобщили эти слои отъ остальныхъ слоёвъ, среднихъ и низшихъ, и заглушили національную идею. Хотя правительство и либеральная часть общества жили въ разладѣ между собою, они одинаково отрицательно относились къ нашей московской старинѣ. Исключенія были рѣдки. Бюрократизмъ и консерватизмъ однихъ и европейскій либерализмъ другихъ въ данномъ случаѣ мало чѣмъ различались одинъ отъ другого. На русскомъ престолѣ національная идея ещё достаточно сильно чувствуется въ мѣропріятіяхъ Екатерины II, несмотря на ея чисто нѣмецкое происхожденіе; зато преемники императрицы значительно уступаютъ ей въ чуткости къ историческимъ завѣтамъ; они настолько отошли отъ нихъ, что имп. Николай, безъ всякаго внѣшняго принужденія, добровольно предлагалъ Австріи занять западную половину Балканскаго полуострова, спокойно отдавалъ ей земли, населённыя сербами и болгарами, даже Константинополь съ проливами, говоря, что они ему совершенно «не нужны».

Въ началѣ царствованія имп. Николая съ самой Турціей у Россіи произошло столкновеніе. Уже Александръ I готовился вооружённой рукою вступиться за грековъ: жестокости и насилія турокъ, равно и религіозная связь налагали на Россію моральный долгъ придти на помощь единовѣрцамъ; сознаніе этого долга побороло соображенія, опиравшіяся на постановленія Священнаго Союза, и Александръ I уступилъ ему. Съ другой стороны, турки постоянно нарушали постановленія Бухарестскаго мира 1812 г. То и другое привело къ войнѣ (1826—1828). Побѣды Дибича («Забалканскаго»): битва при Кулевчи, подъ Шумлою, переходъ за Балканы и взятіе Адріанополя; а также одновременно успѣхи Паскевича въ Малой Азіи: взятіе крѣпостей Карса, Баязета и Эрзерума — заставили турокъ просить мира. По договору въ Адріанополѣ (1829, 2/14 сент.) Россія увеличила свои владѣнія сѣвернымъ (Георгіевскимъ) гирломъ Дуная, кавказскимъ берегомъ Чёрнаго моря, продвинула на юго-западѣ свои границы въ Закавказскомъ краѣ (Ахалцыхъ, Ахалкалаки) и обезпечила за Сербіей, Валахіей и Молдавіей автономное управленіе. Тогда же Россія добилась, совмѣстно съ Англіей и Франціей, признанія за греками политической самостоятельности (провозглашеніе Греціи независимымъ государствомъ 3 февраля 1830 г.).

Но, нанося Турціи эти удары, Николай I не отказывалъ ей и въ дѣятельной поддержкѣ. Когда вассалъ султана египетскій паша Мехметъ-Али возмутился противъ своего сюзерена и своими побѣдами поставилъ его въ критическое положеніе, имп. Николай подалъ туркамъ вооружённую помощь и тѣмъ спасъ Турецкую имперію отъ полнаго разгрома. Правда, спасая султана, онъ заключилъ съ нимъ въ Ункіаръ-Искелесси чрезвычайно выгодный договоръ (1833, 26 іюня): въ обмѣнъ на гарантію неприкосновенности его владѣній султанъ обязывался закрыть Дарданеллы для иностранныхъ военныхъ судовъ и не открывать ихъ «ни подъ какимъ предлогомъ», самой же Россіи предоставлялъ право проводить свои военные корабли безпрепятственно черезъ оба пролива. При всей, однако, выгодности такого соглашенія, оно было одной простой бумагою и реальной возможности закрыть въ случаѣ надобности тотъ или другой проливъ ещё не давало: всё зависѣло, насколько турки сочтутъ для себя возможнымъ и необходимымъ сдержать данное слово. А Николай, до щепетильности честный въ неуклонномъ исполненіи принятыхъ на себя обязательствъ, слишкомъ довѣрчиво относился къ обязательствамъ, даннымъ другими. Онъ спокойно оставлялъ проливы въ турецкихъ рукахъ, готовъ былъ даже, какъ мы видѣли выше, передать ихъ въ австрійскія, лишь бы эти руки были дружественныя, — такой гарантіи, по его мнѣнію, было достаточно.

Излишняя довѣрчивость и ослѣпленіе, будто правилами Священнаго Союза другіе руководятся въ такой же степени, какъ и онъ самъ, привели къ тому, что, когда великія державы (естественно и понятно, въ своихъ интересахъ) постарались превратить Ункіаръ-Искелессійскій договоръ — обязательство Турціи исключительно передъ одной только Россіей — въ обязательство международное, то имп. Николай не сумѣлъ и не счёлъ необходимымъ оказать этимъ попыткамъ должнаго противодѣйствія. Сперва Меттерниху удалось убѣдить русскаго императора дѣйствовать въ турецкихъ дѣлахъ совмѣстно съ Австріей и въ этомъ смыслѣ обязаться передъ нею (Мюнхенгрецкая конвенція 1833 г.), а позже, когда Мехметъ-Али вторично возсталъ противъ султана (1839), Турція окончательно ушла отъ исключительнаго контроля Россіи, была поставлена подъ опеку уже всѣхъ великихъ державъ Европы, ея существованіе явилось съ той поры вопросомъ общеевропейскимъ, Ункіаръ-Искелессійскій договоръ 1833 г. потерялъ свою силу, проливы стали закрыты не для однихъ англійскихъ или французскихъ судовъ, но также и для русскихъ, и, такимъ образомъ, привилегированному положенію Россіи на Востокѣ наступилъ конецъ, и русское побережье Чёрнаго моря по-прежнему оставалось въ сферѣ досягаемости непріятельскаго флота и пушекъ (Лондонская конвенція 1841 г.). Невыгоды такого положенія не замедлили сказаться черезъ 13 лѣтъ, когда надъ Россіей стряслось тяжёлое бѣдствіе — неудачная Крымская война.